Коксон. Я вам сочувствую, поверьте мне! А ваши сестры ничего не хотят сделать для вас?
Фолдер. У одной чахотка. А другая...
Коксон. Д-да. Она говорила мне, что ее муж не совсем доволен вами.
Фолдер. Я пошел к ним и застал их за ужином. Сестра, я знаю, хотела поцеловать меня, но муж посмотрел на нее и спросил меня: "Зачем ты пришел?" Ну, я спрятал самолюбие в карман и ответил: "Разве ты не подашь мне руки, Джим? Сестренка подаст, это я знаю". А он мне на это: "Послушай-ка, все это очень хорошо, но давай договоримся раз и навсегда. Я ждал, что ты придешь, и все решил. Я дам тебе двадцать пять фунтов. Забирай их и поезжай в Канаду". "Понимаю, - сказал я, - хороший способ отделаться от меня! Нет, спасибо. Держи при себе свои двадцать пять фунтов!" Вот что остается от дружбы после того, как побываешь там, где я был.
Коксон. Я понимаю вас. А у меня вы не возьмете те же двадцать пять фунтов? (Слегка волнуясь, так как Фолдер смотрит на него со странной улыбкой.) Не церемоньтесь. Я от чистого сердца.
Фолдер. Мне не разрешено уезжать из Англии.
Коксон. А, д-да! Ведь вас условно выпустили до срока. А поглядеть на вас, вы как будто сидели без конца!
Фолдер. На этой неделе я три ночи спал в парке. Рассвет там не такая уж поэзия. Но после того, как я встретил ее, сегодня я чувствую себя совсем другим человеком. Я часто думал о том, что мое чувство к ней - это лучшее, что есть во мне. Это что-то священное, и все же оно-то меня и погубило. Странно, не правда ли?
Коксон. Мы все очень жалели вас, поверьте мне.
Фолдер. Я в этом убедился, мистер Коксон. Меня все очень жалели. (Спокойно, но с горечью.) Но неудобно же иметь дело с преступником!
Коксон. Ну, ну, не надо обзывать так самого себя! Это ни к чему. Не теряйте своего достоинства.
Фолдер. Это легко, сэр, когда вы ни от кого не зависите. А попробуйте-ка не терять достоинство в моем положении! Говорят, каждый получает по заслугам. Ну, так вот, я, кажется, получил с лихвой.
Коксон (косится на него поверх очков). Надеюсь, из вас там не сделали социалиста?
Фолдер вдруг замолкает, точно он мысленно углубился в свое прошлое. Потом
издает странный смех.
Нужно отдать должное суду и тюремному начальству: у них были наилучшие намерения, вы должны с этим согласиться. Уверяю вас, никто не хочет вам зла.
Фолдер. Я верю, что это так, мистер Коксон. Никто не хочет вам зла, и тем не менее вас топят. Это чувство... (Озирается вокруг с таким выражением, как будто видит что-то надвигающееся на него.) Жизнь раздавит меня! (Говорит дальше, как о ком-то другом.) Раздавит, я знаю.
Коксон (он чрезвычайно встревожен). Ничего тут такого нет. Надо сделать над собой усилие и относиться ко всему спокойно. Вы знаете, я поминал вас в молитвах. А теперь предоставьте все это дело мне. Я пораскину умом и поговорю с хозяевами, когда они будут в хорошем настроении.
Он не успевает договорить, как входят хозяева фирмы.
(В сильном смущении, но стараясь разрядить напряженную атмосферу.) Я не ожидал вас так рано. А я тут беседовал с этим молодым человеком. Я думаю, вы его помните?
Джеймс (бросая на Фолдера суровый, проницательный взгляд). Отлично помню. Как поживаете, Фолдер?
Уолтер (несколько смущенно протягивая руку). Я очень рад вас видать, Фолдер.
Фолдер (к нему вернулось самообладание, и он пожимает руку Уолтеру). Благодарю вас, сэр.
Коксон. Позвольте сказать вам два слова, мистер Джеймс. (Фолдеру, указывая на комнату клерков.) Вы можете пройти на минуту туда. Вам эта комната знакома, а наш младший клерк сегодня не придет: у него прибавление семейства.
Фолдер неуверенно направляется в комнату клерков.
(Доверительно.) Я обязан рассказать вам все. Он глубоко раскаялся. Но от него все отворачиваются. И сегодня он, конечно, выглядит неважно. Он недоедает. Натощак нелегко сохранять бодрый вид.
Джеймс. Неужели он в таком тяжелом положении, Коксон?
Коксон. Я хотел попросить вас вот о чем: он получил хороший урок. Мы его знаем, и нам нужен клерк. Правда, один молодой человек просится на это место, но я не даю ему определенного ответа.
Джеймс. Каторжник в нашей конторе? Я вас не понимаю, Коксон.
Уолтер. "Колесница Правосудия..." Эти слова не выходят у меня из головы.
Джеймс. В этом деле мне не в чем себя упрекнуть. Чем он занимался после того, как вышел из тюрьмы?
Коксон. Работал в двух-трех местах, но не мог удержаться. Он стал мнительным - это естественно, - воображает, что все презирают его.
Джеймс. Плохой признак! Не нравится мне этот молодчик и никогда не нравился, с самого начала. Весь его облик говорит о слабоволии.
Уолтер. Мне кажется, мы обязаны поддержать его.
Джеймс. Он сам во всем виноват.
Уолтер. В наше время теория полной ответственности за свои поступки несколько поколеблена.
Джеймс (довольно сухо). Ты все-таки убедишься, мой мальчик, что надежнее придерживаться этой теории.
Уолтер. Для себя - да, но только не в отношении других людей!..
Джеймс. Ну, ладно, я не хочу быть жестоким.
Коксон. Как хорошо, что вы так говорите! Ему все время мерещится что-то вокруг. (Разводит руками.) Это может кончиться плохо.
Джеймс. А что с той женщиной, которая была замешана в этом деле? Когда мы шли сюда, я видел на улице особу, чрезвычайно похожую на нее.
Коксон. Вот беда-то! Ну, я ничего не буду скрывать от вас... Да, он встретился с нею.
Джеймс. Она живет с мужем?
Коксон. Нет.
Джеймс. Тогда, я полагаю, она живет с Фолдером?
Коксон (делая отчаянные попытки сохранить создавшееся благоприятное настроение). Мне об этом ничего не известно. Это меня не касается.
Джеймс. Но нас это касается, если мы хотим принять его на службу, Коксон!
Коксон (с колебанием). Пожалуй, придется сказать вам: она уже была здесь сегодня.
Джеймс. Так я и думал! (Уолтеру.) Нет, дорогой, ничего не выйдет! Все это слишком грязно!