Глава II
Василиса первая в дом вбежала, трижды в ладоши хлопнула — появилась кровать с перинами пуховыми, простынями белоснежными. Домовой ношу свою на кровать бережно опустил и вздохнул тяжко. Яга следом вошла, двери заперла, да подле гостьи присела.
— Что-то ты тяжко вздыхаешь, Нафанечка, аль недоволен чем? — спросила Яга.
— Жалко мне девицу. Права Васенька, плохо ей в том мире живётся, совсем не сладко.
— А и ничего, всё поправимо! Не просто так она в наш мир попала, судьбе-то виднее, она её к нам привела. Да неужто мы не подсобим, друг любезный?
— А то как же! — оживился домовой. — Мы гостям завсегда рады, ведь сказка для того и создана, чтобы людей счастливыми делать, да веру в добро укреплять.
— Вот и я говорю! — улыбнулась Яга. — Ты вот что, пойди-ка, подготовь для нашей гостьи комнаты уютные на втором этаже. Избушка наша хоть и старовата, да такие перемены выдержит. Да постарайся чтобы хоромы де́вице по виду привычные были, как в их мире заведено. А мы с Васенькой пока подумаем, как здесь всё обустроить.
— Будет сделано, Яга. Не беспокойся. — раскланялся домовой.
Василиса сидела возле девушки, внимательно её разглядывая.
— Ягусь… — шёпотом позвала Василиса. — А ты чего ей в таком-то обличье явилась? Постращать хотела?
Яга рукой повела и из седой старухи с крючковатым носом, превратилась в милую женщину с огненно-рыжей косой.
— Дак ить, привычка уже. Сама ж понимаешь, в строгости нужно держать всех, да чужаков отваживать. А как с ними справляться, коли не в страхе держать?
— И то верно. Только я больше тебя такую люблю.
Яга расцвела, как маков цвет.
— Ты, Васятка, не сердись на меня. Я иногда грубая бываю, ну… Настроение может не то, или не выспамшись. Но сейчас, чую, всё на лад пойдёт. Осталось только вспомнить как меня звать-величать. — подбоченилась Яга. — А то как же мы при девице-то называть друг друга будем?
— А ведь и вправду, бабуль! Со мной всё ясно, с Нафаней тоже… А ты?
— А что я? — рассмеялась Яга. — Неужто имени моего не знаешь?
Вася густо покраснела, и в смущении теребила косу.
— Да я… Как-то привыкла. Ягуся тоже красиво звучит.
— Аглая я, Васенька. Аглая. Так меня маменька при явлении назвала. Первые три столетия — пока в девчонках бегала, так все и величали. А потом, — Яга тяжело вздохнула, — люди добрые Ягой окрестили, да так и прижилось имя, что страх им внушало…
— Аглая! Какое красивое имя, бабуля!
— Красивое. — разрумянилась Яга. — А ведь никто и не знает. Нафаня один помнит, да только и он привык.
На печке за занавесями раздалось шевеление, активное сопение и недовольное пыхтение. Кот шторки раздвинул, сел свесив лапы, устремив недовольный взгляд на женщин:
— Конечно! Кому какое дело до Кузеньки? Лежит котик, тихо помирает, а им и дела нет! Они себе новую игрушку притараканили и кудахчут над ней, не нарадуются!
— Кузьма! — подпрыгнула Яга и схватилась за сердце. — Напугал-то как, охальник! Я ж думала ты в библиотеке своей и до рассвета не покажешься, а ты тут! Предупреждать надо!
Яга неодобрительно посмотрела на ворона, тот гортанно откашлялся и спрятал голову под крыло.
— Угу. Смешно ему, прям ухихикался весь, что сказать не мог, что кот дома?
— А я-то тут при чём? — недовольно ответил ворон. — Тебе мои советы ни к чему. И вообще, мне было велено молчать — вот и молчу.
— Вот и молчи, пернатый! — ярилась Яга. — Совсем распустились архаровцы, я вам устрою!
Василиса дёрнула Ягу за рукав, указав глазами на девушку.
Татьяна пошевелилась и открыла глаза.
Кот спрыгнул с печи и подошёл поближе, посмотреть, что за диво.
— Ой, котик, пушистенький и… И на задних лапах! — прошептала Татьяна, протянув к коту руку чтобы погладить.
— Так, женщина! Спокойно, без панибратства! — кот отпрыгнул от протянутой ладони. — Я вообще сейчас не понял, это кто? — кот недовольно уставился на Ягу.
— И кот говорящий. — констатировала Татьяна и снова потеряла сознание.
— Цыц всем! — крикнула Яга. — Молчать! Что ж такое, только девица в себя пришла и вот опять. Малахольная какая-то.
— Бабуля, не ругайся. Так даже лучше. Надобно Нафанечку поторопить, пусть быстрее готовит для гостьи комнатку, да поколдует над ней. Уж больно не терпится обо всём её расспросить, скорее бы утро. — вздохнула Вася.
— Не-е-е… Ну нормально? Притащили в дом не пойми что, а на кота умирающего ноль внимания. Я вообще здесь никому не нужен? Так вы так и скажите, уйду, как пить дать — уйду, и поминайте как звали. — кот обиженно отвернулся и полез в погреб.
— Стоять! — скомандовала Яга. — На кой в погреб полез?
— Вещи собрать… — придушенно мявкнул кот, выразительно шмыгнув носом.
— Кузьма, ты мне эти шуточки брось! — грозно сказала Яга и смягчив тон, добавила: — Иди ко мне, яхонтовый мой, чего скажу…
— Не пойду. — даже не повернувшись к Яге обиженно ответил кот. — Всё, умерла так умерла. Был Кузенька и нет его. Не нужен никому кот-учёный. А то, что служил верой и правдой уйму столетий, премудростям обучал, да по всему миру знания собирал — всё пустое. Завели себе новую игрушку — вот с ней и тетешкайтесь. Пойду я в лес дремучий, да в нём и сгину.
— Ну, будет тебе убиваться, ненаглядный мой. — ласково сказала Яга. — Иди скорее, а я тебе про тайник домового расскажу, где он всяческие деликатесы хранит и заморские в том числе. А для праздничного пира — сапоги тебе новые пожалую. Сам Кот в сапогах в подарок прислал.
— Нет! — гордо повернулся к Яге Кузьма, выставив вперёд лапу. — Я принял решение, и оно неизменно! Я буду, как Гай Юлий Цезарь — решителен и непреклонен.
— А эт ещё хто? Что за Цезарь такой? Цесарок знаю, суховаты на мой вкус, но с подливой пойдут. А цезаря не пробовала!
— Салат? — удивилась Василиса.
— Началось… — недовольно отфыркался кот. — Вот как вы без меня справитесь? Одна не помнит, вторая не знает. Тоже мне, премудрые. Ты что ж, Яга, забыла? Ездили мы к нему на пиршества пышные, полководец он бравый, политик толковый, да оратор знатный. Ну, красавец ещё, харизматичный такой, почти как я. Но я, конечно же, лучше! Потому как, сама понимаешь — я таки кот, ещё и учёный! Ты всё смущалась, что он в простыне шёлковой ходил, и с золотыми лепестками на кудрях, аки красна де́вица после купания.
— Так вот и я говорю, — ухмыльнулась Яга, — не справлюсь же я без тебя, брильянтовый мой. Кто ж меня просвещать да наставлять будет? А сказки сказывать, песни петь, да шкодить? Ворон не сможет, Васенька ненадолго в гостях задержится, как же я без тебя долгими, зимними вечерами-то буду? Домовой без тебя затоскует, цепь помедеет, дуб осыплется… — Яга приложила руки к груди и просительно посмотрела на кота.
— Во-от! Вот видишь! Не справишься! Почаще бы об этом думала, а то не ценишь, не бережёшь совсем. — обиженно проворчал кот. — Ладно, так и быть, остаюсь… А ты что-то про тайник Нафанин говорила, будто он… Где? Я запамятовал. — как бы между прочим вставил кот, пристально рассматривая щель в полу.
Яга рассмеялась.
— Вот ведь, хитрюга! — веселилась она. — Прям актёр малых и народных театров. Ох, Кузьма, рыдает по тебе веник, ох рыдает. Вон стоит в углу и плачет. Давно по шкурке шелковистой не гулял!
— Вот тебе раз! Вот так подарочек, вместо сладкого пряника — веником угрожают! Что-то мне подсказывает, что зря я своё решение изменил. И ведь вечно ведусь на речи сладкие! О, женщины! Нет вам веры! Ни в сей век, ни в будущий!
Вася веселилась, едва сдерживая хохот, наблюдая за разыгрывающейся драмой.
— А с тобой я вообще не разговариваю! Предательница! — кот грозно глянул на Василису. — И прекрати хихикать, как глупая школьница.
Вася исхитрилась и схватила кота, прижав к сердцу.
— Кузенька! — хохотала она, обнимая кота. — Да куда ж мы без тебя, затейник ты наш, говорун, сказочник! Да на всём белом свете не сыскать тебе замены.
— То-то же. — смягчился кот. — А то я смотрю — разбаловались вы все. Привыкли — «Кузенька то, Кузенька это», а Кузенька и рад стараться.
— Всё, уморил. — хохотала Яга, вытирая слёзы, градом катившиеся по щекам. — Ревнивец. Пойди лучше, поторопи домового. Пора нашей гостьей заняться. Да наперёд тебе скажу, мы тут с Василисой вот что придумали — как только Нафаня чары свои на нашу гостью наложит и нам с вами измениться надо будет. Я бабулей её представлюсь, Васенька сестрёнкой. Нафанечка Васиным дедушкой скажется. А вот вам с вороном — тяжелее всех придётся.
— Я так и знал, что опять пакость какая-нибудь затевается. Зря в лес не ушёл.
— Да погодь ты браниться! — прикрикнула Яга. — Вам с вороном труднее всего придётся, потому как говорить с нами вы уже не сможете, точнее, отвечать мы не будем. Не готова де́вица к сказке, понимаешь? Нет в их мире такого, не разговаривают там животные, а ну как такое здесь увидит? С непривычки ещё головушкой тронется, а это не лечится. А нам помощь её нужна будет, да и ей наша не помешает. В общем, придётся тебе на какое-то время стать обычным котом, а ворону — простой птицей.
— Я стесняюсь спросить, а за ради чего я так расстараться должо́н? Что мне с того? Это вам она — гостья дорогая, а я и без неё прекрасно обойдусь! А кто мне сапоги обещал на пир, а?
— А вот тут, мой хороший… — Яга погладила кота, почесав за ушком. — Тебе придётся постараться. Отвар ей приготовишь для чая вечернего, травки волшебные заваришь, чтобы спала наша де́вица сном крепким, спокойным, до самого полудня следующего. Мы к тому времени и гостей задобрим, и указы дадим.
— Ну, с травками-то, это не проблема — разберусь. А с Кощеем как быть? А с Горынычем?
— Ну-у… — задумалась Яга, почёсывая кончик носа. — Горыныча мы спрячем. Он всё равно после пира неделю отсыпаться будет в горе своей. А с Кощеем… Да не знаю я, — в сердцах отмахнулась она, — подумаю об этом завтра.
— Ох, Яга…
— Аглая я! — поправила кота Яга. — Аглая! Запомни.
Кот аж сел от неожиданности и головой покачал.
— Перемены, опять перемены! Страсть как я их не люблю. Навыдумывают вечно, натворят дел, а я разгребай. И чего тебя угораздило это чучело из болота вытаскивать? Водяной бы тебе спасибо сказал за гостинец.
— Ты мне эти шуточки брось! — вспыхнула Яга. — Внучка она мне, и точка! Я так решила.
Кот весь съёжился, мордочку лапами закрыл.
— Фигасе, сказочка новая… Ты хоть выдумывай, да сама не верь! Какая ты ей бабуля?
— А и неважно какая! Пусть не по крови, зато по духу, и не спорь. Всё, иди вон к домовому, подсоби.
Домовой спускался по лестнице довольно потирая руки.
— Всё, хозяюшка. Устроил хоромы в лучшем виде. Уютно, привычно, для нас необычно, но мне нравится. Думаю, Васеньке теперь тоже спаленка наверху приглянется.
— Деда! — воскликнула Василиса и кинулась вверх по лестнице комнаты осматривать.
Кот недовольно посмотрел на домового.
— Прям герой дня. Всё успел, для всех расстарался, а коту сливок пожалел. И я называл его другом! Идите уже наверх, а я пока тут девицу покараулю.
— Чего её караулить-то? В обмороке она. — возмутилась Яга.
— Угу, чичас. Спит она и ей снятся сладкие сны. Со мной, естественно, в главной роли. Потому что нравлюсь я ей. — расплылся в самодовольной улыбке кот.
— Опять в сны подглядываешь? Или зачаровываешь её? — удивилась Яга.
— Больно надо! — фыркнул кот. — Она меня во сне видела и сердце её сразу любовью воспылало, ко мне, естественно. Ну… — кот стушевался. — Тебя она тоже видела, и избушку нашу. Вот, видимо, и захотелось ей с нами познакомиться.
— Дела-а-а. — задумчиво протянула Яга. — Раз уж она сама к нам захотела, тогда и чары домового крепко лягут. Поверит она в нашу сказку.
— Уже поверила. Иначе как бы она здесь оказалась? Не родился ещё тот, кто сможет твои заклятия обойти… Может уже и родился, но явно где-то на другом конце земного шара шастает, а то давно бы уже припёрся.
— Кузьма, я тебя не пойму, ты чем недоволен-то? Аль не по нраву она тебе? — Яга грозно уставилась на кота.
— Посмотрим! — загадочно ответил кот и ухмыльнулся улыбкой чеширского родственника. — Я, в последнее время, женщинам не больно-то доверяю. Не постоянные они, ветреные, непредсказуемые все. То сладким словом умасливают, то веником грозят. — кот пристально посмотрел на Ягу.
— Ох, Кузьма! — пряча улыбку ответила Яга. — Ну дождёшься ты у меня, погоди!
— Именно об этом я и говорю… — пожал плечами кот. — А десять минут назад уговаривала остаться, сапоги новые обещала… Йех… — картинно вздохнул он и отвернулся.
Яга фыркнула неодобрительно, но за ушком кота почесала и пошла принимать работу домового.
Василиса зашлась в восторге, радовалась, как маленькая — хлопала в ладоши, бегала из комнаты в комнату, то в окно заглянет, то на кроватку плюхнется, к шкафу с нарядами кинется, то к зеркалу присядет, рассматривая диковинные шкатулки, коробочки с кремами, флакончики с духами.
— Деда! Ну, деда! Ай да выдумщик, хорошо-то как всё обустроил! Я такой красоты отродясь не видела. Если только во дворцах белокаменных, у принцесс в будуарах!
— Ну так… — краснел домовой, теребя от смущения кисточку на поясе. — Старался.
— Неужто в их мире нынешнем такая красота у каждого в избе? — удивлялась Василиса. — Ох, изменилось-то всё как! Столько всего узнавать придётся, учиться заново.
— Привыкнешь, Васенька. Мир, он ведь на месте не стоит. Люди столько всего напридумывали, чтобы жизнь себе облегчить, да вот только… — домовой тяжело вздохнул. — О многом важном и нужном забыли. О природе, что её беречь нужно, ибо мать она для всех нас — и кормит, и поит, и защищает. И о душе, что её в чистоте и любви содержать надобно, иначе черствеет она и высыхает. Забыли…
— Нет, дедуля! Нет, какие ты вещи страшные говоришь! — испуганно прошептала Василиса. — Не может быть такого, раз красоту такую создают. Да и девица к нам неспроста попала, а значит, ещё не всё потеряно да утрачено! И ты не грусти, дедушка. Всё теперь на лад пойдёт, вот и Ягуся так сказала.
Яга в нерешительности стояла на пороге, разглядывая комнаты дивные, светлые, словно солнышком окутанные, нарядные, с предметами необычными.
— Вот ведь! — восторженно впрошептала Яга. — Красота-то какая! Ай да Нафанечка, ну расстарался, друг любезный. Откуда ж такая лепота взялась?
— Так я, Аглаюшка, в мыслях гостьи нашей всё прочёл, и сотворил то, о чём она мечтала. Старыми связями своими воспользовался — домовые-то мои, чай по всему свету расселились, вот, подсобили.
— Красота-а-а… — восхитилась Яга, разглядывая настольную лампу под абажуром кружевным, что на тумбе прикроватной стояла. — А мне такую сможешь наколдовать? Со свечами я уже как-то притомилась. — сказала Яга и румянцем залилась. — А что за цветы дивные на стенах, когда ты их расписать успел?
— Это… — домовой смутился. — Обои это у них называется, бумага такая специальная, на манер нашего пергамента, её на клей к стенам лепят, чтобы красиво было.
— И не отваливается? — удивилась Яга. — Надо же, прямо луг настоящий, словно живой, только не пахнет. А уютно-то как сразу! И места много, и кровать ровно встала, и зеркало… Неужто они и до волшебных зеркал дотумкали?
— Зеркало обычное, не живое оно, Ягуся. Речей не ведёт, только отражение показывает, чтобы красоту наводить. Нет у них магии животворящей. Хотя, много чего для себя приспособили. Свет у них теперь есть всегда — нажмёшь кнопочку и светло. Электричество освоили, теперь оно во всех домах имеется.
— Это что же получается? Они молнии приручили и себе служить заставили? Даже я не всегда с ними справляюсь, то вырвутся и сбегут, а то ещё и куснут злыдни. А тут — невидаль.
— Ну-у-у… Это скорее Кузьма объяснить сможет, по-научному. Мне невдомёк, знаю только, что теперь это за чудо не считается, привычное для них дело.
Яга дивилась невиданным обновкам и преображению своей избушки. Всё ей таким милым показалось, тёплым, да уютным.
— Ну что, Васятка? По нраву тебе комнаты? Чай переедешь с полатей в новые хоромы?
— Ой по нраву, бабуля! Перееду! И к гостье нашей поближе буду и попробую новый мир наощупь. Но к печке всё равно сбегать буду. Всё же на ней слаще всего спится — живое тепло у неё, целительное. — улыбнулась Василиса и обняла домового. — Спасибо тебе, дедуля, за труды твои и заботу.
— Пожалуйста, Васенька. — домовой аж зарделся. — Всё бы к радости было.
Гостью бережно перенесли в её новую комнату, на кровать уложили, одеялом пуховым укрыли. Домовой возле неё присел — чары в сновидения вплетать.
Татьяна спала сладко и улыбалась во сне. Ей снились дивные сны про лесную избушку, что стоит на опушке, бабулю её любимую — травницу, что живёт в густом лесу, сестрёнку троюродную Васеньку, кота-мурлыку. И сердечко её радостью наполнилось — так давно она их не видела, соскучилась…