Глава IV
Тишину спящего дома нарушали тихие стенания доносившееся с атласной подушечки у окна.
А за окном сияло солнышко, на все голоса пели птички, и только дятел-трудяга методично выстукивал азбуку Морзе по коре старой сосны.
Протянув лапу, кот распахнул настежь окно и, собрав последние силы, прохрипел:
— Не стучи! Перфоратор вырву! И как у тебя голова не болит, ты в каске что ли?
Дятел оторвался от своего занятия, недовольно посмотрел на кота, и продолжил стучать.
— Тук-тук-тук…
— Спа-а-си-и-те… — простонал кот, перевернулся на живот, и свесил вниз с подушки голову.
Ворон проснувшийся от воплей несчастного, громко откашлялся и язвительно заметил:
— А я пр-редупр-реждал! Не стоит увлекаться сливочками перебродившими, так ведь нет…
— И ты ещё тут, пернатый. Чтоб ты понимал! — кот тяжело вздохнул и закрыл глаза лапой. — Это ж старинный Ирландский рецепт. Между прочим, его монахи изобрели, а они мастера были смешивать всё подряд для пользы дела, вот и намешали вкуснятину на мою голову!
— Не болтай! Твой любимый «Бейлис» только в тысяча девятьсот семидесятом году на свет произвели, недалеко от Дублина — историческая справка. Причём тут монахи?
— А притом! Это они придумали в стародавние времена, говорю же, мастера были смешивать, только рецепт спрятали, и… И… И вот! И вообще! Нет, чтобы котику молочка подать, побеспокоиться. Куда там, он нравоучения читать будет, истЕрическими справками кидаться! Уйди, без тебя тошно! — недовольно ворчал кот, не в силах поднять голову. — Ты лучше этому в каске — поборнику мигрени, скажи, чтобы прекратил — сил моих нет!
Из своей каморки вышел домовой. Ворон и кот удивлённо уставились на Нафаню. Тот был причёсан, свеж и бодр, окладистая белая борода тщательно уложена, в белоснежной рубашечке, красном кафтанчике с перламутровыми пуговичками, в новых синих штанах — вид имел самый праздничный.
— Здрассьти, а мы не чихали. Эт ты кудой, с утра пораньше такой нарядный? — недовольно прищурившись спросил кот. — Для кого вырядился?
— Так я… — покраснел Нафаня и смущённо одёрнул кафтанчик. — Обед вот… Готовить буду, проснутся все скоро, кормить надобно.
— Угу, при параде и к печи, чтоб пышнее калачи, ну-ну… И не проснутся! — фыркнул кот. — На рассвете только вернулись, так что спать будут до ужина! А мне даже молочка холодненького никто не поднёс. Вот так и помрёшь тут, в гордом одиночестве, сиротинушкой. Стакан молока поднести некому, хотя полный дом народу!
— Хмм… — задумчиво протянул домовой. — А это, что? — спросил он, указывая рукой на запотевший кувшинчик в самом углу подоконника.
Кот медленно проследил взглядом за рукой домового и всхлипнул от счастья: «Спаситель мой!». Дотянувшись лапами до кувшинчика, кот притянул его к себе и жадно припал к спасительной влаге.
— То-то же! — довольно ухмыльнулся Нафаня.
Со стороны окна донеслось смачное причмокивание и довольный вздох полный облегчения.
— Жив! — уже бодрее прошептал кот, перевернулся на спинку и вытянулся на лежанке, нежась в лучах яркого солнышка.
— Вот ведь! А ведь я пр-редупреждал! — ворон недовольно покосился на спящего кота. — Теперь до вечера дрыхнуть будет, а ночером — всё одно налакается… Йех…
— Да не жури ты его, Серафимушка. На то он и кот, чтобы радость в дом приносить.
— Видали мы такую радость — на макушке той сосны! Один бедлам от него, не слушается, огрызается, совсем от рук отбился, даром, что учёный! — ворчал ворон.
Домовой ухмыльнулся в бороду, и поставил перед вороном серебряное блюдечко с угощением.
— Не серчай, Серафим. Всё равно ж не исправим, а вот любовью, да лаской много чего выправить можно.
Таня проснулась от солнечных зайчиков, скачущих по её лицу, щекочущих ресницы и нос. В первую минуту своего пробуждения ей почудилось, что она парит в облаках, а солнце согревает её своими лучами — такое удовольствие, не то, что вставать, даже открывать глаза совсем не хочется, но… Она распахнула глаза — не сон! Вот она — лежит в своей кроватке, в светлой комнатке точь-в-точь такой, которую представляла себе в детстве, воображая себя гостьей бабы Яги. Значит, всё это ей не приснилось. И Ягуся её ненаглядная, и Васенька, и Горыныч с Серым, и пир на весь сказочный мир — она в сказке, на самом деле. Сказка пришла в её жизнь, или всё же, она пришла в сказку?
… — Глупости какие… — размышляла она. — Какая разница где она очутилась, и кто к кому пришёл, самое главное, что это её реальность и здесь она счастлива, не понарошку как принято считать там, в её прежнем мире, создавая себе иллюзию счастья, а на самом деле. И ей больше не нужно убеждать саму себя в том, что она удачлива, востребована, любима, и у неё есть всё то, о чём она мечтала — у неё действительно всё это есть! А разбитое сердце, предательство любимого, тот самый тяжкий груз, который она носила в своём сердце — всё это осталось в прошлой жизни, и ей совсем, даже ни капельки её не жаль.
Таня соскочила с кровати, натянула спортивный костюм, предусмотрительно приготовленный для неё домовым, стянула резинкой волосы в высокий хвост, и на цыпочках, чтобы никого не разбудить спустилась вниз, где одуряюще пахло сладкими пирогами.
Домовой суетился у печи, на которой что-то шипело и шкварчало, в кухоньке царили божественные ароматы. Огромный круглый стол, с кружевной скатертью был полностью заставлен пирожками и пирогами, ватрушками и шанежками с всевозможными начинками, исходил паром пузатый самовар, в плошечках сияли янтарными капельками мёд и варенье, запотевшие кувшинчики со сливками и сметаной были поставлены в центре стола.
Таня подбежала к домовому, обняла его и поцеловала в щёку.
— Доброго утречка, Нафанечка!
Домовой залился румянцем, расцвёл, как маков цвет и смущённо поправил фартук.
— Ты чего соскочила, Танюша? Аль разбудил тебя кто, рано ведь ещё!
— А меня солнышко разбудило! — счастливо рассмеялась Татьяна. — Я на пробежку, можно?
— Кудой? — спохватился домовой. — Это хтой-то? Обождёт! — строго отрезал он. — Сначала завтракать, пока всё горяченькое, а уж опосля…
— Да как же я на сытый желудок бегать-то буду? — удивилась Таня.
— От кого? — не на шутку встревожился домовой.
— Нафаня! — ворон хрипло рассмеялся. — Ни от кого, а зачем. У них теперь так принято — бегать по утрам, говорят, для здоровья полезно, вот и носятся, как куры безголовые…
— Доброе утро, Серафимушка! Спасибо за поддержку! — Татьяна улыбнулась и погладила смоляное оперенье ворона.
— Не за что! — нахохлился ворон. — Не пристало юным девицам в мужских штанах по лесам бегать, ни к чему это. Для здоровья полезнее будет на озеро сходить, да поплавать в водице студёной — и для румянца хорошо, и для косточек полезно! Да и в сарафане девица во стократ глазу приятнее и милее.
— А и правду говорит Серафимушка! — поддержал Нафаня. — Давай-ка, я тебе чаю крепкого да душистого налью, оладьи вот — пышные с пылу с жару, вареньице. Сметанка свеженькая, шанежки с грибочками, с ягодками, всё, что душеньке твоей угодно. А хочешь, колбаски домашней с погреба достану.
— Колбаска? Где колбаска, хочу-хочу! — донеслось сонное от окна.
— О, проснулся, только о колбасе и думает! — проворчал ворон.
— Кузенька! — рассмеялась Татьяна. — И тебе доброе утро.
— Утро-то доброе, да уж полдень давно, а в животике грустно — потому что пусто! — ворчливо ответил кот, нехотя сползая со своей подушки. — Некузяво это, некузяво!
— А я так сладко спала, вот только головой подушки коснулась и тут же уснула! А мягко как, будто на облаках. Спасибо тебе, Нафанечка, и за костюм мой спортивный-спасибо, что постирал.
— Угу, Нафанечка спасибо… — передразнил кот. — Я полночи на сквозняке лежал, продрог до костей, во сне зубами стучал от холода — изверги, подвергли кота обструкции. А мне может вчера нехорошо стало, дабы переутомился я к пиру готовясь, так нет, никаких почестей коту, ни капли уважения.
— Да ты уж готовился, с русалками только и скакал, лапы выше головы задирал, как беспризорник какой, если не сказать больше. — каркал ворон.
— А ты скажи! — недобро сверкая зелёными глазами, ответил кот. — Скажи!
— Кот помойный! — громко каркнул ворон.
— Что-о-о⁈ Да я тебе сейчас, курица щипанная, бройлер-недомерок. Задохлик! — кот подпрыгнул, пытаясь зацепить лапой хвост ворона, споткнулся о табурет и рухнул с грохотом. Ворон с громким карканьем взлетел под самый потолок.
— А ну, цыц! Весь дом на уши поднимите! Спят все, отдыхают! Раскричались они тут, сидите тихо! А ты, Кузьма, совесть имей, тебя вообще на руках домой доставили, и к окошечку положили, чтобы свежий ветерок обдувал, да голова поутру не болела. И ты, Серафим, мы с тобой о чём говорили, забыл?
— Прости, Нафаня… Разозлился я чего-то, вот и забыл. — виновато повесив голову ответил ворон.
— Всё! Забыли! Вы от того нервные такие, что голодные. Все за стол, у меня уже всё готово!
— И когда ты всё успеваешь? — восхитилась Татьяна. — Неужто и тут магия?
— Ага, счас! Магия, как-же… Хотя, если подумать — магия и есть — подъём в шесть утра называется, вот и успел к полудню. — ворчливо просветил Татьяну кот.
Только за столом расселись, да по глотку чая ароматного сделали, как в двери тихо постучали и в проёме появилась виноватая серая морда.
— Доброе утро, рановато я, наверное? — скромно спросил волк. — Я тут бежал мимо, дай думаю, загляну…
— В самый раз! — ответил домовой, приглашая волка. — Милости прошу к столу, угощайся, чем Бог послал.
— Уж он-то послал… Как послал, так и бежим до сих пор… — недовольно проворчал кот. — А о Кузеньке так никто и не потревожился, не дрогнуло ни у кого ничего внутри, что коты — они всё же хищники, им белка в организме не хватает…
— Мозгов тебе в организме не хватает! — парировал ворон.
— Эт вы чего с утра-то злые такие, не выспались что ли? — удивился волк, переводя недоумённый взгляд с кота на ворона. — Из-за чего повздорили?
— Йех… — тяжело вздохнул домовой и покачал головой.
— Кузенька с похмелья мается, а ворон его отчитывает… — шепнула волку на ухо Таня.
— В приличном обществе, воспитанные люди говорят вслух… — назидательно сообщил кот. — И вообще-то, у меня слух острее любого из вас, всё слышу.
Таня покраснела. Домовой недовольно покосился на кота и погрозил ему пальцем.
— Так я счас, мигом! Со вчерашнего столько разносолов осталось! Тебе чего принесть, Кузенька, рыбки, аль поросёнка молочного? — учтиво спросил Серый.
— Фыр, фыр, фыр… — недовольно отфыркался кот. — Всё пыль, всё тлен, всё суета сует, покуда есть колбаска на обед! Так ещё мой папенька — Родион Юлианович говаривал, а он толк в жизни знал, тринадцать столетий прожил! Да и сейчас, где-то шля… ходит то бишь.
Таня подавилась чаем и чуть не выронила кружку.
— Сколько? — пропищала она. — Сколько столетий?
— Видишь ли, Танюша, — водрузив на нос пенсне, нравоучительно начал кот, — коты сказочные, это не те пушистики бестолковые, к которым ты привыкла в своём мире. Мы сродни богам, да-да! Долгожители, девять жизней имеющие, а всё от того, что боги тоже скучали, и им так хотелось любви, ласки и сказок, что…
— Ну всё! — взвыл ворон. — Ты хоть ври, да не завирайся! Любимец богов выискался!
— Ай, отстань… — отмахнулся кот. — На чём я остановился? — обратился кот к Татьяне.
За окнами раздался грохот, избушка затряслась мелкой дрожью, вековые сосны пригнулись до земли.
— Началось… — недовольно прокаркал ворон. — Уж и чаю спокойно попить не дадут, выспались все что ли?
— Танюша-а-а!!! Это мы-ы! — раздался басовитый рёв за дверью.
— Кхе-х, ёжики-лесные, Горыныч пожаловал! — удивлённо произнёс домовой. — Чегой-то он в такую рань? Никогда ж до заката хвост не высовывал, а тут нате, принимайте гостя дорогого.
В открытое окошко, толкаясь, отпихивая друг друга влезли три головы.
— А вот и мы! Всем доброго утречка, — Горыныч окинул взглядом стол, и увидев Татьяну, вмиг порозовев промурлыкал, — Танечка моя проснулась!
Серый аж подпрыгнул от неслыханной наглости.
— Это с какого такого восторга она «твоя Танечка»?
— И ты тут? — изумились все три головы. — А моя, потому как мы ещё со вчерашнего дня лучшие друзья! Она нам сказки рассказывать будет!
Таня, наблюдая за этой сценой, была готова хоть сквозь землю провалиться, или, на худой конец — сползти под стол и не отсвечивать. Такого внимания к себе она точно не ожидала.
— А чегось у вас возле избушки целая поляна ромашек? — удивлённо спросил Горыныч. — Вчера ж ещё не было.
— А это Леший расстарался для Танечки. — довольно заметил ворон. — Приглянулась она ему, вот и балует, цветочки её любимые по всему лесу рассыпает. Того и гляди, весь лес ромашками покроется.
— И он туда же? — взвился Серый. — Ну вообще!
— Так… — еле сдерживая хохот, начала Татьяна. — Я на озеро — на заплыв, а вы тут чаёвничайте.
— Аха, ну, давай! — ехидно заметил кот. — Тебя там как раз водяной со вчерашнего дня дожидается!
Таня, вставая со стула, услышав слова кота, тут же плюхнулась обратно и закрыла лицо руками.
— Без Васи не пойду! — тихо прошептала она.
— Ты ж на пробежку вроде собиралась? — не унимался кот. — Вот, Серого бери, он мастер побегать.
Серый навострил уши и завилял хвостом согласно кивая.
— А чего сразу Серый? Может, полетаем? Мы тебе весь лес покажем, с высоты драко… — Горыныч осёкся. — С птичьего полёта — пониже чуточку будет. — исправился он, и умоляюще взглянул на Татьяну.
— Я… — начала Татьяна и замолчала. Что тут скажешь, когда куда не кинься — всюду провожатые. — Я летать не очень, высоты боюсь, наверное… — соврала она и покраснела.
Домовой заметив, что Татьяна явно не в своей тарелке, взял ситуацию в свои руки.
— Так, Серый, мне тут твоя помощь понадобится. Горыныч, и тебе задание дам, слетать кой-куда надо, запасы пополнить. Кузьма, ты давай в погреб слазь, принеси четыре кральки колбаски домашней, и себе прихвати. Серафимушка, а ты давай с Татьяной на озеро, присмотри чтобы Водяной не переусердствовал с ухаживаниями. Всё. За дело! Скоро проснутся все, кормить надобно, а у нас почти пусто.
— Ничего себе пусто! — прошептала Татьяна.
— Дом должен пахнуть пирогами, а столы ломиться от разносолов — только тогда дом полная чаша. — довольно пробасил домовой. — Беги уже на озеро, Танечка, ворон тебя сопроводит.
— Спасибо тебе, Нафанечка! — Таня чмокнула домового в щёку, от чего тот залился пунцовой краской, и побежала наверх переодеваться.
Горыныч сник. Серый повесил уши и тяжело вздохнул. Один Кузьма гордо прошествовал мимо них в погреб.
Домовой довольно ухмылялся в бороду.
Захватив с собой полотенце, накинув лёгкое платье из гардероба, Татьяна бодро пробежалась до озера в сопровождении крылатого Серафима, парившего над пушистыми кронами сосен. Остановившись на берегу, сложив вещи на большой валун, она опустила ноги к озеру, осторожно дотронувшись кончиками пальцев ног воды и чуть не взвизгнула. Вода была не просто холодной, а ледяной.
— Ай! — Татьяна подобрала под себя ноги. — Я же вчера тут купалась! Вода была тёплой, а сейчас — чистый лёд!
Серафим недовольно каркнул, спустился к воде и сделав несколько взмахов крыльями, повёл крылом приглашая Татьяну.
— Теперь можно! — гордо сказал он.
Таня недоверчиво покосилась на ворона и снова дотронулась до воды — она была тёплой, как парное молоко.
— Как? — удивилась она. — Серафимушка, ты просто чудо! Настоящий волшебник!
— Я знаю. — довольно прошептал ворон, распушив оперение и взлетев на валун. А чтобы Таня услышала, громко прокаркал: — Далеко не заплывай!
— Не буду! — счастливо рассмеялась Татьяна и нырнула в воду.
Ласковые воды обнимали тело Татьяны, она открыла глаза ожидая увидеть привычное песчаное дно с водорослями и мелкими рыбёшками, но…
Её взору открылось подводное царство — целый город с домами и башнями, мостами и улочками. Он весь сиял и переливался, искрясь перламутровыми бликами в лучах солнца пронзающих водную толщу.
От восторга дыхание перехватило, и Таня вынырнула на середине озера.
— Боже мой! Это же просто невероятно! — воскликнула она и нырнула снова.
Водяной протянул перепончатую ладонь, и дружески похлопал нахохлившегося ворона по крылу:
— Ну, а я тебе что говорил? — расплылся в довольной улыбке Водяной.
— Н-да-а… — протянул ворон. — Умеешь ты удивить.
— Сидеть тебе тут до заката! — хохотнул Водяной и нырнул в воду.
— Картина маслом — приплыли… — недовольно каркнул ворон, и поудобнее устроился на валуне, спрятав голову под крыло. Теперь ждать придётся долго.