Глава V
Впервые в жизни Таня пожалела, что у неё нет волшебной палочки. Нет, конечно, сожалела она уже далеко не в первый раз, но сегодня её отсутствие крайне досаждало. Подводный мир оказался настолько удивительно прекрасным, ярким и невероятно манящим, что выныривая, Таня дважды хлебнула воды — просто забывала дышать и в самый неподходящий момент, когда она опускалась практически на самое дно, предательские лёгкие напоминали ей, что она существо земное, и жабр у неё нет.
Подводный мир спал после ночного веселья, лишь маленькие русалки хохочущими стайками проносились мимо неё, сверкали любопытными глазками и исчезали в зарослях водорослей похожих на дремучий лес.
Таня смотрела во все глаза: город, настоящий, цветущий город с той только разницей, что он находился под водой. Лучи солнца преломляясь в водной глади, создавали такие невероятные переливы и узоры, касаясь перламутровых крыш остроконечных домиков, так сияли ракушки на золотом песке, что казалось можно ослепнуть от этого блеска.
Она так была увлечена своей подводной экскурсией, что не замечала проводника, следовавшего за ней тенью. В очередной раз вспомнив, что ей нужно дышать, Таня поднялась на поверхность и сделав глубокий вдох, восхищённо выдохнула: «Вот это да-а!»
— Нравится? — осведомился Водяной, предусмотрительно отплыв от неё на три локтя. — Это я, Танюша, не пугайся.
— Ой! — вспикнула Татьяна и с опаской посмотрела на Водяного. — Опять вы меня пугаете! — рассмеялась она. — Я думала, все ещё спят, не хотела будить.
— Спят, до заката будут спать, только детвора носится, любопытно им. Вон, смотри — одни носы над водой торчат, проказницы!
На его слова, над водой пронёсся задорный девичий смех, и показались плавнички маленьких хвостиков, отливающих на солнце всеми цветами радуги.
— Мальки ещё, озорничают. Всё-то им интересно, всё любопытно. — он расплылся в довольной улыбке.
Две самых смелых русалочки подплыли к берегу, и забравшись на большой валун, стали расчёсывать волосы и плести друг другу косички.
— Хорошенькие! — умилилась Татьяна. — Они такие славные! И царство ваше меня поразило, всё смотрела и никак не могла налюбоваться. Жаль только, воздуха не хватает, каждый раз выныривать приходится — не очень удобно. — сокрушалась она. — Зато какая красота!
— Спасибо, на слове добром. Наш мир прекрасен, и ты в нём желанная гостья. Только скажи, мы всегда к твоим услугам.
— Спасибо. — прошептала Татьяна. — Мне очень приятно это слышать. Если позволите, я ещё к вам загляну, а сейчас — пора возвращаться, Серафим уже заждался, ворчать будет.
— Приходи на закате, ночной город посмотришь — такой красоты ты ещё точно никогда не видела! — лукаво подмигнул водяной.
— Угу. — пряча глаза от пронзительного взгляда морского царя, ответила Татьяна, и нырнув поглубже, поплыла обратно.
По берегу, пританцовывая от нетерпения всеми четырьмя лапами, метался волк. Таня приветственно помахала ему рукой. Увидев её жест. Серый сел и активно завилял хвостом.
— Прекрати, ты же не собака какая-нибудь, ты гордый волк! Где самоуважение, чувство собственного достоинства? — хрипло вопрошал Серафим.
— Отстань! Не видишь — я радуюсь. И не надо завидовать, не тебе же помахали, а мне, а значит… — мечтательно протянул волк.
— Что это значит? — рассмеялся ворон.
— Значит, я ей нравлюсь, вот так вот! — волк расплылся в довольной улыбке, замахав хвостом ещё сильнее.
— У-у-у… Всё пропало. И что за радость такая — никак в толк не возьму, что все вокруг как с ума посходили, всё Танечка-Танюша, будто других тут нет.
— Таких нет! — пробурчал волк. — Не порть мне настроение.
Татьяна подплыла к берегу, и взяла полотенце, услужливо поданное ей вороном.
— Спасибо, Серафимушка, заждался поди?
— Тебя тут уже другие поджидают. Видишь как хвостом машет — полберега от песка очистил, того и гляди взлетит.
Таня хихикнула, закуталась в полотенце и подошла к волку.
— Привет, Серенький! Давно ждёшь?
— Давно! — ответил он, подставив лобастую голову для ласки. — Тебя Василиса дожидается, велено доставить быстрее ветра.
— Так чего ж ты молчал? Надо было позвать! — встревоженно ответила Татьяна.
— Так я и звал, только ты с Водяным разговаривала — не слышала. Садись скорее, домчу.
— Случилось что? — беспокоилась Таня.
— Нет! Нафаня раздухарился, всем заданий надавал, а тебя с Васенькой в лес по ягодки отправил.
— Куда ему столько ягод? Совсем очумел? — встрепенулся ворон.
— А я знаю? — удивился волк. — Вчера лесовики столько ягод и грибов принесли — на год хватит весь лес кормить. Но, раз команду дал — надо выполнять.
— Смотри-ка ты, новый генералиссимус выискался! — недовольно каркал ворон. — Ну, догоняйте. — сказал Серафим, расправил крылья и взмыл под облака.
Таня схватила одежду и прыгнула на спину волка.
Серый мчался, как выпущенная умелой рукой стрела.
'На опушке, у избушки — собрался народ лесной:
Кто с веночком, кто с цветочком, кто с кувшинкой золотой.
Жаждут пира продолженья и к нему распоряженья.
Норов у Яги крутой — страсть не любит стол пустой,
Вот и ждут наказа старой, чтоб к столу явиться с тарой:
Кто с грибочком, кто с цветочком, кто с ушицей золотой.'
— Эт ты чего делаешь? — спросил ворон, заглянув через плечо коту, что-то увлечённо царапающему пером на пергаменте.
— А-а-а! — завопил кот, схватившись за сердце, стукнув ворона по клюву пером. — Офигел, что ли? Чего со спины подкрадываешься, как выползень подкустовный! Напугал! У меня ж так инфаркт мимо кадра будет!
— Мимо чего?
— Ну, ф-ф-ф-сё! Достал ты меня, пернатый! Ни секунды покоя нет! Уф-ф. — прошипел кот и повалился на землю.
Ворон подхватил клювом пергамент и положив перед собой, прочёл написанное.
— Это чего такое?
— Не трожь! — завопил кот, и выхватил лист. — Это высокая поэзия, баллада, так сказать! Ода пиру!
— Ну-у-у… — с сомнением в голосе протянул ворон. — На балладу как-то не тянет.
— Вот ведь, злыдень! — обиженно фыркнул Кузьма. — Всяк норовит поэта обидеть, оскорбить! А я, может в порыве душевной страсти взялся за перо, я изливаю радость своего сердца на бумагу для потомков. А тут ты, с перьями, тьфу на тебя!
Кот недовольно поднял с земли свою атласную подушку, отряхнул невидимую пыль, заткнул за ухо перо, скатал пергамент и чинно удалился в избушку.
— Ничего не понимаю! — недовольно ворчал ворон. — Кот стихоплётством занялся, Серый вообще, как пёс дворовый. Что вообще пр-р-роисходит? — вопрошал он лазоревое небо.
Мимо ворона, словно ветер промчался Леший в образе огромной шишки, за ним сыпались ромашки.
— И этот туда-же… — задумчиво протянул ворон. — Яблок молодильных переели что ли, коль уж шишки распустились-зацвели?
Перед вороном, словно из воздуха появился Серый. Таня ловко соскользнула с его спины на ковёр из ромашек.
— Ромашки-и-и! — взвизгнула она счастливо, и помчалась в избушку с воплем: — Васятка, я примчалась!
Ворон с волком недоумённо переглянулись.
— Чегой-то ромашки везде? — удивился волк.
— А чегой? Лешего видел? Из него и насыпалось! Это он так Таню радует.
— Мда-а-а… — задумчиво протянул волк, и почесал лапой за ухом.
— Ага… — тяжело вздохнул ворон.
Таня с Васей медленно шли по лесу, то и дело наклоняясь за ягодками, которых было видимо-невидимо.
— Всё же, по душе ты нашему Лешему! — восхитилась Вася. — Это же надо столько ягодок нам под ноги набросать!
— А что, раньше не так было? — удивилась Татьяна.
— Не так! — хихикнула Вася. — Да и ромашек столько отродясь не было, а теперь есть.
— А я люблю ромашки! — вздохнула Татьяна и присела возле крупного цветка. — Они мне солнышко напоминают, согревают, сердце радуют и обещают, что всё-всё будет хорошо.
Цветочек наклонился к Таниной ладони.
— Смотри! К тебе даже цветочки тянутся, а ты удивляешься, что Горыныч наш растаял, а ведь он не цветочек! — довольно хихикнула Вася. — И Серый всё утро возле избы крутился, ждал пока проснёшься. А про Лешего я вообще молчу!
— Да ну тебя, Вася! — Таня покраснела, в сердцах махнув рукой. — Не смущай меня. У меня в жизни столько внимания не было, мне даже неловко как-то, что даже сбежать хочется.
— А чего тут стесняться? — удивилась Василиса. — Комплименты и ухаживания тоже нужно уметь принимать, а не отмахиваться от них.
— Да, наверное… Ты права, но это не мой случай…
— Та-а-к… — нараспев сказала Василиса, уперев руки в бока. — Рассказывай!
— Да нечего тут рассказывать… — вздохнула Татьяна, и присела на неизвестно откуда появившийся пенёк.
Василиса присела рядом, поставив корзину на землю.
— Не клеится у меня в личной жизни, понимаешь? Я вот на тебя с Ваней смотрю и просто сердце замирает от умиления. Даже Ягуся с Кощеем… У них и то любовь видно, просто она разная. А я… Не получается у меня в любовь… Был один, и тот женился на другой.
— Здесь всё просто, ты выбрала не того. Смотрела не сердцем, а глазами. Вот посмотри: Аглая — для тебя она бабуля любимая, добрая, ласковая, заботливая, певунья да затейница, а для кого-то она баба Яга, и её такой видят. Не чистенькой аккуратненькой старушкой с рыжей косой в ярком сарафане, а злобной каргой в лохмотьях, с седыми паклями вместо волос. И ты, ты сама — для кого-то ангел, а для кого-то просто ведьма. Душа — она многолика. Важно лишь смотреть сердцем! Твой человек тебя увидит, и… Ты сразу всё поймёшь сама.
Таня склонила голову к плечу Василисы.
— Но есть те, кого мы называем куклами — это самые страшные люди. Да, они живые, но без души. У них множество масок, а внутри пустота. Пустышки. И они не способны на чувства, они лишь играют ими, потому что когда-то с ними также «поиграли», но они не выдержали и сломались, их дух сломался, и душа исчезла. Они опасны, моя хорошая, опаснее самого дикого зверя. Под милой маской может скрываться что угодно, но самое главное, им никогда, слышишь, никогда и никого не бывает жалко, они не знают, что такое сочувствие и любовь, радость и искренний смех. Они блестяще играют свои роли, но внутри у них пустота…
— То есть, ты хочешь сказать, что они ничего не чувствуют? — ужаснулась Татьяна.
— Нет, не совсем так. Они испытывают эмоции, зная, что ранят и причиняют боль, это дарит им злорадство, даёт чувство собственного превосходства. Они не способны любить и сострадать, им просто нечем.
— Боже мой! — Татьяна в страхе зажмурилась. — Я думала, что это просто злые люди.
— Злых людей не бывает. Даже у самого злого, есть маленький жёлтый пушистый комочек, который просто нужно отыскать под грудой разных масок, погладить и сказать, что всё не так уж и страшно, и уже можно открыть глазки и посмотреть на этот мир. Не защищаться нападая, а просто посмотреть на мир, который, к слову, не так уж и плох.
Таня надолго задумалась. А ведь права Василиса, и это совсем не сказка — в жизни и не такое встречается, вот только…
— А как, как определить людей без души? Ты сказала, что у них масса масок, так как же я узнаю, маска это, или искренность?
— Эх… — тяжело вздохнула Василиса. — Лучше бы тебе с ними никогда не встречаться, они коварны, у них множество личин. Но знаешь, их выдают глаза. Да, наверное, это единственный способ. Их глаза пусты, зачастую темны и злы. Они избегают смотреть прямо, закрывают их тёмными очками даже в пасмурную погоду, а некоторые, даже просят не смотреть им в глаза. Ведь глаза — отражение души, помни об этом и, если ты увидела пустоту, знай — это отражение. Беги от них, какими бы милыми они тебе не казались, какие бы сладкие речи не вели. Не слушай, просто беги.
— Какая-то страшная сказка получается.
— Нет, Танечка, это жизнь, в сказках всё всегда гораздо лучше, чище и проще.
— Смотреть в глаза и учиться видеть не глазами, а сердцем? — Татьяна спрятала лицо в ладони. — Мне кажется я никогда не постигну эту науку! Я не умею смотреть! Меня окружают одни пиджаки и костюмы, я даже лиц не вижу!
— Пиджак пиджаку рознь! — улыбнулась Василиса. — Ты загляни в его глаза, и сразу всё поймёшь.
Таня вдруг расхохоталась.
— Пиджак с глазами! Представляю эту картину, да я же в обморок сразу рухну от ужаса!
— Не в пиджаках и костюмах дело, а в тех, кто в них. — улыбнулась Вася.
— Может у меня и получится различать. Я вчера увидела Ванины глаза, и сразу всё поняла, какой он добрый, ласковый, заботливый и сильный.
— Да-а… — мечтательно протянула Василиса и залилась румянцем. — А что про него говорили? Иван-дурак, не иначе. А он очень добрый, честный, искренний и простой, даже очень простой. И знаешь, он меня любит, я это не просто знаю, чувствую, каждую секунду — это и есть счастье.
— Никакой он не дурак! — возмутилась Таня. — Сплетни это всё, да зависть.
Вася расхохоталась и обняла Татьяну.
— Вась… — робко начала Таня. — А что у Ягуси с Кощеем стряслось?
— Заметила, да? — вздохнула Василиса.
— Как тут не заметить! Видно же, что любят они друг друга, а всё как дети малые, подначивают, подкалывают, ссорятся, что между ними произошло?
— Давно это было, очень давно. Столетий пять назад, не меньше… — начала свой рассказ Вася. — В сказках об этом и не говорится вовсе, если только в древних легендах поискать, и то навряд ли… Род, он всех парами создавал, и зверей, и деревья, и людей, чтобы гармония была и равновесие, для этого он создал мужское начало и женское.
Ягуся с Кощеем, с самого сотворения мира друг другу предназначены были. Она царица жизни, света и продолжения рода, а он — царь тьмы, властелин подземного мира и царства мёртвых. Любили они друг друга до беспамятства и жили в согласии, пока одна змея не вмешалась…
— Погоди… — прервала Василису Татьяна. — Это что же, ты мне библейские сюжеты рассказываешь, про Адама и Еву, и про змея с яблоком раздора?
— Ну… — Вася задумчиво теребила косу. — Почти. Только это в вашем мире. Нам Сашенька рассказывал библейские сюжеты. У нас — почти то же самое, только всё равно иначе.
Кощей, больно хорош собой был, да ты вчера сама видела, женские сердца таяли под его чарами. И вот, одна девица, рода знатного, придумала, как Кощея на себе женить, очень уж ей замуж за него хотелось. Припёрлась к нему в замок, опоила соком из того самого яблока с ядом змеиным, Кощей и пал околдованный без памяти. А она на весь мир заявила, что он её похитил, силком удерживает, жениться хочет. Первые войны и пошли.
Аглая тогда, сама не своя от горя была, не могла поверить, что Кош её предал… Ну, как положено, войны закончились, Кощей на той змее женился, чтобы равновесие удержать, про Ягусю совсем забыл. Аглая и обозлилась, в лесу уединилась — от людей подальше, лесным зверьём себя окружила, да существами сказочными.
Только человеческий век недолог, и та змея подколодная в вечное царство Морфея отправилась, а как её не стало, так пелена наваждения с Кощея и спала. Пришёл он к Яге на поклон, да поздно… Вот так и ходит возле неё кругами, только она ему больше не доверяет.
Вчера, когда они танцевали, весь лес ожил, новый круговорот жизни начался — от соединения мужского и женского начала, да только, танцем у них всё теперь и заканчивается.
Таня вытерла слёзы.
— Бабуля моя, да как же так! Она же знает, как всё было, почему не простит? Ведь любит же!
— Любит. — вздохнула Вася. — Но не прощает. Она царица, понимаешь? Здесь даже не в гордости дело, а совсем в другом, даже я не до конца понимаю. Она его дальше друга не подпускает.
— Я знаю! — воскликнула Таня. — Она боится! Просто боится, что он снова её предаст, но ведь он её не предавал на самом деле!
— Танюша. — ласково улыбнулась Вася, и успокаивающе погладила Таню по руке. — Здесь другой мир, иные материи. Всё, что нам остаётся — это ждать, что будет дальше. Может, сам Род смилостивится и пошлёт разлучённым любовь взаимную, да крепкую. А пока — хрупкая дружба меж ними, и то хорошо… — Василиса горько вздохнула. — Что-то засиделись мы с тобой, да загрустили. Пойдём что ли по ягодки, того и гляди Нафаня нахмурится.
— Вась, а на кой ему столько ягод-то? Вчера ж ещё лесовички притащили, я сама видела.
— А кто ж его знает? — хохотнула Вася. — Домовой он у нас, над всеми домами хозяин, с ним не поспоришь. А может и схитрил старый ворчун, чтобы мы с тобой наговориться успели, да без провожатых. Он Ваню с Серым куда-то послал, а Горыныча с самого утра не видать.
— Надо же! Я даже и подумать такое не могла, чтобы Нафанечку так все слушались. — хихикнула Таня.
— Танюша, ты многого не знаешь. Нафанечка наш не простой домовой, он над всеми домовыми главный. Со Сварогом они одного роду племени, да вот, рассорились в своё время.
— Ой как интересно! — Таня прижала ладони к сердцу. — Расскажи, Вася! Я ведь думала…
— Так я и сама мало что знаю, из деда ведь и словечка не вытянешь! Стеснительный он у нас, не любит о себе рассказывать.
Девушки подняли с земли свои корзины и обомлели. Каждая была полна самых отборных ягод, а сверху лежал крошечный букетик ромашек.
Таня с Василисой переглянулись, Вася лукаво подмигнула.
Таня повернулась лицом к густому лесу, поклонилась до земли и сказала:
— Спасибо тебе, Лешенька, хозяин добрый, за ласку и подарки.
— Спасибо тебе, лесной хозяин от души! — поклонилась в пояс Василиса.
Взявшись за руки, они поспешили к избушке.