Глава VI
Только де́вицы ступили на порог, как на них лавиной обрушился гвалт голосов. Серый вопил громче всех: — Почему так долго? Потеряли, не знали куда и бежать! Горыныч тихонько подвывал: — Всё небо взбаламутили, все облака разогнали, искали где спрятались — нигде не было.
— Кар-раул! Мы уж думали похитили, Водяному по жабрам настучали с перепугу! — каркал ворон.
Лишь домовой сохранял спокойствие, да ухмылялся в густую бороду, лукаво посматривая на девушек.
— Всем цыц! — приказала Яга, выходя из своих покоев.
Косы рыжие растрепались, щёки раскраснелись, губы заалели. Яга имела вид слегка встревоженный, но довольный. Следом за ней явился Кощей.
— Что за крик? Что у вас тут опять стряслось? Ни на минуту нельзя оставить! — ворчал он, нервно поправляя полы плаща.
От столь неожиданного появления, в кухне воцарилась мёртвая тишина. Вася нервно хихикнула, Таня переводила удивлённый взгляд с Кощея на Ягу и обратно.
— Ба… Ой, Ягусь… Нас тут, кажется, потеряли… — виновато опустив глаза и покраснев до корней волос ответила Татьяна. — Но мы никуда не девались, мы по ягодки ходили. Вот! — с этими словами Таня протянула полную ягод корзину как доказательство.
Кощей взглянул на корзинку, и достал из неё крошечный букетик ромашек.
— Ну, ясно… — пробасил он. — Леший в своё царство уволок, вот найти никто не мог. Ну и чары у него, с каждым столетием всё крепче становятся, того и гляди, лес вообще от чужих глаз укроет.
— Не укроет. — возразил Нафаня. — Он девочек наших подальше от любопытных глаз спрятал, а то уж больно внимательные поклонники у них, мда-а…
— А тем временем, — как бы между прочим заметил кот, — Водяной обиду затаил, за лапоприкладство некоторых. Ох и скандал будет, у-у-у… — театрально закатив глаза и приложив лапы к сердцу, констатировал кот.
— Это с чего вдруг скандал? — удивилась Яга. — С чего ему такой сюрприз устраивать?
— Это всё от того, Ягуся, — многозначительно начал Кузьма, — что некоторые хвостатые, не будем показывать лапой на серых, решили, что кое-кого похитили и удерживают силой, поскольку с утра на озере видели, как Водяной с этой персоной любезничали. А теперь, вопрос знатокам: что это было — ревность, любовные чары — Амур промахнулся и стрелой угодил, не будем озвучивать при дамах куда, весна, гормоны? — кот чинно вышагивал по гостиной, загибая пальчики на лапе. — У кого какие версии?
Серый прижал уши и виновато метя хвостом, попятился к двери.
— Стоять! — приказала Яга.
Серый взвыл и рухнул плашмя.
— Ягуся, я не сильно, и не специально… Нечаянно, почти… Это всё от беспокойства… Вот и… Случайно же!
Яга строго посмотрела на распластавшегося на полу волка, выслушивая его объяснения, потом закрыла руками глаза, уткнулась Кощею в грудь, плечи её вздрагивали.
— Ягуся, ты чего? — встревоженно спросил Горыныч, и достав платочек, больше похожий на скатерть, промокнул по очереди глазки на каждой мордочке. — Не плачь, только не плачь, мы счас! Мы мигом всё уладим, не будет никакого скандала, только не плачь, иначе мы сами зарыдаем, чувствительные такие стали! А-а-а… — зашлась в рыданиях первая голова. — У-у-у! — подхватила средняя. Ой-ёй-ёй! — заголосила третья, выпустив по своему обыкновению облачко дыма.
— Не могу больше! — простонала Яга и в голос расхохоталась. — А ну, марш отсюда, архаровцы! Дайте хоть мне с внучками поговорить, пообниматься. Ухажёры выискались! Брысь! Вон, идите к поляне, да столы готовьте. Сил моих на вас нет!
Таня с Васей бросились в объятия Яги. Серый пулей вылетел из дома, за ним, вытирая слёзы и тихонько всхлипывая, боком протиснулся Горыныч. Нафаня проводил визитёров, и скрылся в своей каморке за печью.
Яга обняла своих внучек ненаглядных и счастливо рассмеялась.
— Как спалось, ягодки мои ненаглядные? Сны дивные снились? Выспались?
Вася и Таня согласно закивали головами.
— Как в раю, бабуля! — восторженно прошептала Таня. — Как в раю, и проснулась на облаках! И настроение хорошее, и сердце не болит — все тяжелые мысли ушли. Я просто счастлива.
— И мы хорошо выспались! — отчиталась Вася. — Правда, Ванюша долго меня до спальни провожал. — улыбнулась она и покраснела. — А ты, как?
— Я? — удивилась Яга, и бросила быстрый взгляд на Кощея. — Хорошо я. Как порядок навела, так пришла и сразу рухнула. Нафанечке спасибо, побеспокоился хозяин наш, чтобы всем сладко спалось. И Ванюше комнатку приготовил, и для Кощея спаленку отвёл. Спала, как дитя, даже без сновидений. — улыбнулась Яга.
Кощей хрипло усмехнулся и сел за стол.
— Перекусить бы…
— Тебе бы только кого покусать! Проснулся — сразу за стол, и вообще, у тебя что, дел нет? — фыркнула Яга.
— Аглая! — нахмурился Кощей. — Ты это… — увидев строгое выражение лица Яги, он сменил тон, примирительно подняв обе руки вверх. — Позавтракать хоть можно?
— Ты что сюда есть пришёл? — ворчала Яга. — Ешь давай, да за работу! Солнце к закату клонится, скоро на праздник идти, а ты ещё с Водяным не договорился.
— Договорился я… — ворчал Кощей, наливая в огромную чашку душистый чай. — Вчера ещё…
Кот услужливо подал Кощею блюдо с истекающей соком жареной колбасой, глазуньей, солёными грибами и вяленой олениной.
— Кушай, Кощеюшка. Дамы наши собой заняты, ничего вокруг не замечают, одно у них на уме…
— Кузьма! — грозно прикрикнула Яга.
— А чего сразу Кузьма-то? Я говорю — о танцах только и думаете, совсем на нас внимания не обращаете, а ведь мы стараемся, да, Кощеюшка?
— Угу. — согласно кивнул Кощей и взял с блюда кусок пирога. — Вот и пойми этих женщин, то им ласка нужна, то танцы, то принцы заморские, а как на своих — так ноль внимания…
— Кош! — вспылила Яга. — Я тебя сейчас так помелом огрею, что тебе сразу все Валькирии явятся, и не во сне, а наяву.
— Ба! — воскликнула Василиса и укоризненно посмотрела на Ягу. — Негоже утро со ссоры начинать!
— Ничего себе, утречко! Ужинать пора! — недовольно хмыкнул Кузьма.
— И не утро тоже! — строго сказала Василиса коту. — Ты бы, Кузьма, отправился на полянку, да проведал как там у Горыныча с Серым дела, всё ли готово, и вообще…
— Понял, понял, понял! — примирительно замурчал кот. — Уже бегу, сплетничайте тут.
Кузьма метнулся к сундуку, изъял из него белоснежную скатерть с вышитыми алыми петухами, расстелил, бережно разгладив края, оглянулся с опаской — нет ли поблизости домового, и начал быстро складывать пироги и шанежки, пирожки и пышки, оладьи и ватрушки, крыночки со сметаной и сливками. Аккуратно соединив края скатерти, завязал узелок, и торжественно понёс на вытянутых лапах к двери.
Из-за печки вышел домовой, увидев кота с узелком, только всплеснул руками.
— Кудой потащил-то?
— Тудой! — сообщил кот и прибавил шаг. — На берегу доем!
— А ну, стой! — скомандовал Нафаня. — Ты ж почти всё утащил, нехристь пушистая!
— Аха, счас, стою! Бегу и падаю! — огрызнулся кот, и выскочил в приоткрытую дверь.
Нафаня растерянно посмотрел на закрывшуюся дверь и бессильно опустился на табурет.
— Да что происходит-то? — ошарашенно спросил он.
— Ты не один этим вопросом задаёшься. — недовольно каркал ворон. — Я всё утро небеса вопрошаю, а ответа нет. Опять хвостатый к своим русалкам удрал, да не с пустыми лапами, а с подарочками — завлекать их будет, сказки сказывать, песни петь. Ты бы, Нафаня, кладовую проверил, сливочный ликёр-то на месте ли? Чует моё сердце — нет его там!
Нафаня, заслышав слова ворона, сорвался с места и кинулся в подпол. Долго гремел посудиной и бранился.
— Пусто! — сообщил он. — Упёр, паршивец, опять стырил!
— Природа у него такая… — ответил Кощей, и вдруг захохотал, да так громко и заливисто, что старый ворчун филин, спавший на своей перекладине подпрыгнул от неожиданности и заухал.
Яга чертыхнулась, Вася и Таня прижались к ней и захохотали.
— Вот ведь, паршивец! — недовольно ворчал домовой. — Ну, задам я ему! Подсыплю кошачьей мяты в сливки, неделю дурной ходить будет!
— Аха! Да он и так дурной по жизни ходит, а тебе только спасибо скажет и добавки попросит. — ехидно заметил Серафим. — Интересно, кто сегодня его домой принесёт?
— Лишь бы русалки его на дно не утянули… — задумчиво протянул Нафаня.
— А и утащат, так к утру обратно вернут, ещё и выкуп принесут, чтобы мы его только обратно взяли. — парировал ворон и нахохлился.
Солнышко медленно катилось к горизонту, окрашивая кроны густого леса в причудливые тона золотистого-оранжевого, розово-алого, лилового… Небо наливалось синевой, краски сгущались, зажигались первые звёздочки, на лес опускалась таинственная ночь. То тут, то там, среди деревьев зажигались яркие огоньки, тропинки вдруг вспыхивали золотой россыпью — это стайки лесных феечек торопились к поляне. Лес тихо перешёптывался на все голоса, изредка вскрикивали потревоженные птицы, верещали недовольные белки, старый филин облетал с дозором свои владения, громко хлопая огромными крыльями — ффух-ффух…
Кузьма, забыв обо всех наказах Яги, чинно восседал на своей атласной подушке, на берегу, в окружении русалок, расстелив на шелковистой травке скатерть с алыми петухами. Потягивая сливочный ликёр, кот жмурился от удовольствия и рассказывал слушательницам дивные истории ратных подвигов своих предыдущих жизней…
— Врал попросту…
— Ну-ну! Я тебе напишу, пернатый! Ничего я не врал! Я приукрашивал, для пользы дела и полноты повествования, разницу чуешь? Вот, то-то же, а то «врал». Я никогда не вру! Почти… Но это неточно. В общем, пиши давай, да покрасочнее.
На озере царило всеобщее возбуждение. Мальки сновали туда-сюда, мешая русалкам зажигать болотные огоньки, любезно предоставленные кикиморами. Водная гладь вся покрылась яркими маковками золотых кувшинок, царственными лотосами, разноцветными венками с крошечным язычком пламени в центре. Кикиморы заботливо высаживали кувшинки и лилии по краю берега. Горыныч весь извёлся, носясь по берегу, поднимая взмахами крыльев небольшие волны, отгоняя венки на середину озера. Серый метался между болотцем и озером, принося охапки кувшинок, убегая за новыми, пока не понял, что носится туда и обратно с одной и той же охапкой, в которой спряталась крошечная болотница и тихонько хихикала.
— Смотри-ка ты, махонькая такая, а уже зачаровала! Ишь, проказница! — пожурил Серый малявку. — А ну, брысь к маме с папой, пока я не разозлился!
— А я не боюсь! — донёсся из вороха кувшинок тоненький писклявый голосок и озорной смех. — Покатай ещё, дядечка Серенький, а я тебе болотной водицы для шалостей налью.
— Вот те на, не то племянница у меня объявилась⁈ — Серый аж сел от неожиданности. — Меня ещё никто дядей не называл!
— А я буду! — хихикнула крошка-болотница, расплывшись в самой милой улыбке, обнажив два белоснежных зубика. — Я ещё за ушком могу почесать, и чары сонные навести, и в болотце утянуть, но мама говорит, что это совсем не смешные шалости.
— Это точно — не смешные. В болотце только вы жить и можете, да пиявки разные, остальным там плохо.
— Почему? — малышка приложила махонькие ладошки к зелёным щёчкам, её круглые глазки вмиг наполнились слезами. — В болотце хорошо! У нас там цветочки яркие, водичка тёплая, до дна рукой не достать, песочек золотой, каменья разноцветные — красиво же… — заскулила она тихонько.
— Красиво конечно! Только не надо плакать! Просто… — Серый растерялся, не зная как утешить плачущее дитя. — Просто мне на суше как-то привычнее.
— Да? Тогда покатай! — тут же хихикнула она.
— Вот ведь! — вздохнул волк. — Мелочь пузатая, а уже такая хитрючая! Где говоришь твои родители?
— Там! — хихикнула малявка, и махнула ручкой в сторону леса.
Волк понёсся быстрее ветра.
Лесной народ стягивался к полянке. Кто посмелее — уже угощался у накрытых столов разносолами, кто поскромнее — шёл к озеру, занимать место поудобнее. Лесовички собрались стайкой и держались подальше от хвоста Горыныча. Как и накануне, двенадцать месяцев расселись вокруг костра, ярко пылавшего в самом центре поляны, достали гусли и заиграли чудесные мелодии.
Василиса, заплетая косу Татьяне, рассказывала ей про древние обряды и обычаи жизни сказочной.
— Русалки только три раза в год могут выходить на берег в человеческом обличии — с ногами вместо хвостов, и танцевать вокруг костра под лунным светом. Это подарок Сварога за их подвиги. А раньше, пока они не спасали заблудшие души и моряков идущих ко дну — их считали злыми, и даже называли нечистью.
— Вась, а почему нечисть, или нечистая сила? Почему так грубо-то?
— Хм-м… — задумалась на секунду Вася. — Да чище наших лесных, я отродясь сказочных существ не видела. Возьмём к примеру нынешнее время. Идёшь вот так по лесу, глядь — вроде леший под ёлкой лежит, но грязненький весь, оборванный, а подойдёшь поближе, да как принюхаешься — ффу-уу, точно не леший! Лешие обычно шишками да смолой пахнут, а эти… Рыбой тухлой, и ведь не болотники вроде… Нечисть какая-то у вас нынче развелась.
Таня чуть со стула не рухнула, услышав сравнение.
— Вася! — всхлипнула она. — Не лешие это вовсе, это… У нас их бомжами называют. Действительно нечисть, вот только и это не смешно… — вмиг посерьёзнела Таня. — Люди это, которые живут на улицах, то есть без жилья остались… По разным причинам, конечно, кто пьёт, кого выгнали, кто без денег остался…
— Танечка… — ласково погладила её по плечу Василиса. — Нищие, да юродивые во все времена были, и в леса люди уходили, да вот только учились они в ладу с природой жить, и ведь жили. Лес — он ведь для всех дом родной и это не пустые слова. Каждый в нём может обрести и защиту, и покой, и жильё, и пропитание. Да вот только разучились, да разленились люди нынешние. Земля от них стонет, а раньше ликовала, дары ценные подносила. Раньше-то ведь всё проще было — учились жить в гармонии с природой, чтили её законы, наказы предков в точности исполняли…
— Вась… А ведь ты права. Вот так оставь меня в лесу одну, так и сгину я в нём. Я же ничего не умею. Ни травы собирать, ни коренья, грибы и то не все знаю. Куда уж мне дом строить — землянку бы приличную выкопать, и то навряд ли получится… Разучились и не стремились особо, привыкли к благам цивилизации. Я одна ни за что не справлюсь.
— Что за глупости, Танечка? Да кто ж тебя одну в лес-то отпустит? А Леший на что? Он тебя с радостью ото всех бы прямо сейчас и спрятал — по сердцу ты ему. А так — всегда к избушке в целости и сохранности доставит. И запомни, где бы ты ни была, мы все всегда с тобой, потому как наша магия — самая настоящая, не сказочная, а из души идущая, только позови на помощь. В воде ли будешь — Водяной тебя от самого страшного шторма укроет. В лесу заплутаешь — Леший тебя по всему свету отыщет, лесными дарами попотчует и за руку домой приведёт. В небо поднимешься — Горыныч тебя завсегда подхватит. По земле ходи спокойно — Серый за тобой присмотрит, даже глазом моргнуть не успеешь, а он рядом окажется. А уж Нафанечка тебя в обиду ни за что не даст — дом твой оберегать будет, по хозяйству всегда поможет и лихих людей прогонит. А мы с Ягусей всегда с тобой рядом будем, хоть и незримо, и мужи наши — Кощей, да Ванечка мой, одну тебя не бросят. Так что, в безопасности ты, где бы ни была.
— Спасибо… — прошептала Таня, и вытерла слёзы, катящиеся градом по лицу. — Спасибо тебе, Васенька.
— Ты чего плачешь-то, Танечка? — всполошилась Василиса. — Неужто я что обидное сказала?
— Нет, что ты! — всхлипнула Татьяна. — Это я от счастья. Какая у меня большая семья! Мне теперь совсем не страшно!
Дверь распахнулась и на пороге появилась Яга, руки в боки, глаза сияют, локоны развеваются, платье краше прежнего — синее с золотыми звёздами, словно из ночного неба сшитое, до самого пола ниспадает. Девицы так и замерли от восторга.
— Опять вы за старое? Да что ж такое-то? И на секунду оставить нельзя — тут же мокрое дело разводят, слёзы льют аки кикиморы болотные, вот носы и распухают. И в таком виде на пир? Второй день к ряду? — отчитывала Яга, а у самой в глазах весёлые искры плясали. — Чего опять рыдаете?
— Это мы от счастья! — в унисон сказали Вася с Таней и расхохотались.
— От счастья — это хорошо, это можно! А теперь, за мной, ласточки мои! Сегодня черёд Водяного пир вести. Чует моё сердце — расстарается его мокрейшество на славу. Ох и покрасуется, ох и нахвастается! Лучезарный наш, его Чистейшество.
— Мы готовы!
— Вперёд!
Скомандовала Яга, схватила девушек за руки — свистнула, гикнула, подхватил их вихрь радужный и перенёс на поляну лесную.
А там…