Глава VIII
В избушку вернулись в тягостном молчании. Яга сразу к себе пошла, занавеси задёрнула, двери закрыла — расстроилась очень.
Вася потянула Таню за руку и увела в свою комнату.
— Не хочу уезжать… — прошептала Таня чуть не плача. — Я только семью обрела, и вот опять…
— Ты нас не потеряешь. — тихо сказала Вася, и обняла Татьяну. — Не потеряешь, обещаю, мы обязательно что-нибудь да придумаем.
Нафаня скромно постучал в дверь и вошёл в комнату, неся в руках две большие кружки с ароматным чаем.
— Ничего, ласточки мои. Ничего, не печальтесь, всё устроится. — вздохнул он. — А надо будет, я и сам к Сварогу на поклон схожу, хоть и в раздоре мы, но послушает он меня. Поярится немного, но послушает, отходчивый он… Да-а…
Дверь с грохотом распахнулась и на порог влетел кот — на четырёх лапах, шерсть дыбом, зелёные глаза огнём полыхают. В общем вид имел самый недовольный.
— Я сейчас вообще ничего не понял! Это что же, это как же, где это видано? Что это за правила такие из сказки выгонять? За восемьсот лет — впервые! Неслыханная подлость! — негодовал кот.
— Кузенька! — всхлипнула Татьяна и протянула к коту руки.
Тот тут же забрался к ней на колени, пушистым хвостом талию обвил, мокрым носом к шее прижался.
— Не пущу! С тобой уйду! Это что же, как же так-то? Фиг с ней, с библиотекой этой, всё равно никто не читает, не ценит. — причитал он.
Таня обняла кота, уткнувшись носом в пушистый мех.
В дверь скромно поскребли. Ворон, понуро повесив крылья, тихонько вошёл в комнату.
— Серафимушка! Ты же мудрый, придумай что-нибудь! — взмолилась Василиса.
— Утро вечера мудренее… — назидательно сказал ворон и тяжело вздохнул. — Утром что-нибудь, да придумаю. Летописи переберу, авось и найду что полезное.
— А если у кота в библиотеке поискать? — с надеждой в голосе спросила Вася.
Много вариантов они в ту ночь перебрали, да так ничего путного и не придумали. Спать разошлись уже засветло.
Татьяна с самого утра ходила понурая, не могла себе места найти. И ночь не спала, и утром глаз не сомкнула. Никак не могла с духом собраться: пойдёт сумку собирать — тут же к Васе присядет, то кота на руки подхватит, то домового обнимет.
Яга с утра на кухне хозяйничала, да видно не с той ноги встала — коса из-под косынки выбилась, фартук тестом измазался, с расстройства все оладьи спалила, сливки разлила, кувшин со сметаной опрокинула. Всё из рук сыпалось.
Таня спустилась на кухню и увидела свою прежнюю бабулю, от вчерашней красавицы Аглаи — ничего не осталось, если только коса рыжая…
— Ба… Не хочу уезжать! — всхлипнула Таня и прижалась к Яге. — Что же это, я сейчас уеду и моя сказка кончится, и опять всё по новой: рутина, работа, серые будни. А как я теперь без вас? Без Кузеньки-шалунишки, Нафанечки нашего любимого, без Васеньки, Горыныча с Серым, без тебя? Как⁈
Яга в сердцах отбросила полотенце и прижала Таню к сердцу.
— Не плачь, ягодка моя. А кто сказал, что на этом сказка кончится? Брехня это всё, слышишь, брехня! Сказка — только начинается, да и мы никуда теперь не денемся. В гости к тебе приезжать будем. Кузьма, чую, частым гостем у тебя станет, особенно если сметанки ему припасёшь. А Нафанечка вообще к тебе в помощники вызвался, сказал, что на два дома ему в радость работать будет — на душе спокойнее, да и ты под присмотром. Ты не переживай, ну же, вытри слёзы.
— А я, как я к вам теперь попаду? — простонала Татьяна и уткнулась Яге в плечо.
— А я за тобой сама прилетать буду. — робко сказала Вася и обняла Таню. — На сером, конечно, мне не с руки к тебе приезжать будет… Но мы обязательно что-нибудь придумаем! Может Ваня что умное подскажет, портал там какой между мирами, или зазор… Я тоже скучать бу-ду-у-у! — зарыдала Василиса.
Домовой увидев эту сцену, не выдержал, достал носовой платок — приложил к глазам, а потом и вовсе в сердцах махнул рукой и ушёл в свою каморку плакать, чтобы не видел никто его слабости. Ваня спешно на крыльцо вышел — не мог девичьи слёзы видеть.
Кот долго крепился, но не сдержался и зарыдал во весь голос:
— Да что же это, да как же так-то! Некузяво это, некузяво! — кинулся он обниматься.
— Кхе-х… — откашлялся ворон. — И оно вам надо — слёзы лить? Про перстень перекидной забыли? Мало яблок молодильных ухомячили, али память после пира отшибло?
— Это какой-такой перстень? — насторожился кот и вытер хвостом слёзы. — Ты про перстень Борджиа? Так у него совсем другое предназначение, куриная ты башка! Ещё дед мой — Юлиан Базилевсович, этот перстень уволок, да спрятал от людей подальше. Там ведь как — надел перстенёк, поздоровкался с врагом за ручку, и всё, и нет никаких врагов. Яд смертоносный там в полом камне припрятан, и иголочка крошечная — укол, будто комарик куснул, а яд в кровь попал, и всё — вот и сказочке конец. В общем, куда пострашнее сказочка, чем про спящую красавицу.
— Сам ты, кошка морская серо-буро-перепончатая! — огрызнулся Серафим. — Я про кольцо золотое тебе толкую!
— Ай, Серафимушка! — всплеснула руками Вася. — А ведь забыли! Как хорошо, что ты всё помнишь! Перстенёчек тот — змеиного царя кольцо золотое, которое с руки на руку перекидываешь, и невидимые помощники всё для тебя делают! И перенесут, куда скажешь, и всё что пожелаешь исполнят!
— Вот ведь, память девичья! — спохватилась Яга. — И я забыла! Тебе Танюша оно и в подарок от нас будет — на память, да для помощи. Только не злоупотребляй, знаешь же, к магии подход особый нужен, бережливый. Чуть промахнулся — и всё. Всё порушить можно.
Таня шлёпнулась на стул, лицо руками закрыла.
— Нет бабуля, не возьму — уж больно большой соблазн, я же к тебе каждый вечер прибегать начну. Да и потерять боюсь. Опасно это, а если злые люди про это кольцо узнают? Даже подумать страшно, что может случиться. — горько вздохнула она.
— Мудрая у меня внучка! — раздался от дверей хриплый голос.
На пороге стоял Кощей в человеческом обличии — в костюме двойке, с аккуратно подстриженной белой бородой.
— Дедуля! — взвизгнула Татьяна, и бросилась Кощею на шею. — Как хорошо, что ты пришёл!
Кощей покраснел от смущения.
— Да разве ж мог я, с ягодкой моей не попрощаться? — смущённо пробурчал он.
— Припёрся, злыдень! — ворчала Яга. — Чегось тебе надоть?
— Ты не ярись, Аглая… — виновато сказал Кощей. — Я ж не с пустыми руками, а с подарочком…
— Ишь ты, с подарочком он! А как мало-мальски доброе дело сделать, так ты в кусты. Внучки меня лишаешь!
— Дак я… Это… — покраснел Кощей. — Не всё в моих силах, законы природы никто не отменял, сама же знаешь. Мы тут с водяным покумекали, да решили зазор в междумирье не заделывать. Его мокрейшество защитные чары свои поставит, да только одного человека они и пропустят. — Кощей посмотрел на Таню и улыбнулся. — Ну и болотце своё на двадцать шагов передвинет, чтобы ты ноги каждый раз не мочила. Так что… Добро пожаловать в сказку.
— Деда! — счастливо пропищала Таня, и крепко обняла Кощея.
— Задушишь, внученька! — прохрипел Кощей.
— Вот ведь можешь, когда хочешь! — умилилась Яга, смахивая слезинку.
В дом ввалились Серый с Горынычем и кинулись к Тане обниматься.
Кот тем временем, на стол быстренько собрал: салатики разные, да закуски свежие, шашлык горячий, соком исходящий, соусы острые, да бутылочку горькой на стол водрузил. Домовой приборы столовые расставил, хлеб горячий из печи достал, девочкам морс ягодный подал. Ворон травы душистые, ароматные принёс. Вася лукошко свежих ягод поставила, да коту пальцем пригрозила, и шёпотом пристыдила:
— Опять за старое? Сказано тебе — не укради!
Кот недовольно махнул хвостом и раздражённо пожав плечами, фыркнул:
— Я совсем чуточку, да на благое дело. А если очень хочется, то немножечко можно, я же кот! И вообще, там у них в ресторане много чего лишнего пропадает, и не заметят.
За столом посидели знатно. И горестное прощание превратилось в доброе застолье.
— Спой, Танечка. — попросила Яга. — Спой для меня песенку, я голосок твой запомнить хочу, чтобы журчал, как горный ручеёк в жаркий полдень — душу успокаивал.
— Спой, внученька. — тихо вторил Кощей. — Мне твои песни сердце согревают, хоть и твердят, что нет его у меня.
Таня покраснела, и хотела уже было отказаться, но увидев взгляды милых старичков, ставших родными и любимыми за столь короткий срок, закрыла глаза и запела:
'Улетай на крыльях ветра,
ты в край родной, родная песня наша.
Туда где мы тебя свободно пели,
где было так привольно нам с тобою…'
И полилась песня, как ручеёк — звонкими переливами, и как в прошлый раз, в звенящей тишине запели птицы, вторя её голосу, к дому пришли звери лесные. Леший на окошко букет Таниных любимых ромашек положил, Кикимора венок из полевых цветов сплела. Горыныч всхлипнул и уткнулся в скатёрку, Серый обнял его успокаивая. Домовой заслушался, украдкой утирая слёзы, ворон нахохлился, а кот, тайком поедавший сливки — отставил от себя крынку и замер в задумчивости.
— Хорошо! — хрипло сказал Кощей, когда песня кончилась. — Ну, пора прощаться. Долгих проводов не терплю, а посему — пора мне.
Кощей обнял Татьяну, поцеловал в лоб, и тихо шепнув ей на ушко: «До встречи, внученька», взмахнул плащом и исчез.
Яга слёзы платочком утёрла, сняла с шеи бусы алые, кораллы её любимые, и на Таню надела.
— Это тебе, внученька моя. Пусть они тебе счастье да радость принесут, от беды уберегут, сердце согреют и обо мне напомнят, когда скучать станешь. Частичка меня с тобою будет. — сказала Яга и обняла Таню крепко. — И не плачь, а то я сейчас сама расплачусь. А чего плакать, коль скоро увидимся!
— И у меня подарочек для тебя есть! — воскликнула Вася и подала Тане свёрток, алой лентой перевязанный. — Сарафан тебе свой дарю, тот, что тебе по душе пришёлся — синий, как летняя ночь, со звёздами диковинными. Носи, радуйся, обо мне вспоминай… — Вася всхлипнула и бросилась Тане в объятия. — Я уже скуча-а-ю.
Настала пора Ивана с Серым подарки подносить. Иван подал Татьяне платок тончайшей работы, с цветами яркими.
— Мы тут… — скромно начал Серый. — Я сам для тебя узор выбирал, а Ваня мастерицам передал, чтобы сплели.
Ваня подхватил:
— Носи его в студёные месяцы — он тебя согреет, не только плечи, но и сердце.
Таня разглядывала рисунок, как заворожённая. Цветы узорчатые, словно живые были, и будто аромат от них тончайший шёл.
— Спасибо вам, родные мои! Буду носить, вас вспоминать. Всем вам спасибо, мои любимые, за любовь, за ласку… — всхлипнула Татьяна, и бросилась в объятия Ивана, Серый кинулся следом, стиснув их в объятиях.
Домовой долго в углу стоял, наблюдая за прощанием, потом подошёл скромно, и обнял Таню.
— Я к твоему возвращению дом в порядок приведу, ты не волнуйся. А понадоблюсь, ты в колоколец позвони, сразу к тебе явлюсь. — сказал Нафаня и подал Тане крошечный серебряный колокольчик.
— Да ладно! — возмутился кот. — Опять он со своими колокольцами! Все уже знают, что ты молодец и на все руки мастер. Пусти, моя очередь! — недовольно фыркнул кот и отодвинул домового. — У меня тоже подарочек есть, и не то, что у некоторых… Куда ценнее. — кот недовольно глянул на Нафаню. — Уговор наш помню, и всё исполню в лучшем виде, будет твоей злыдне та самая ваза, может, подобреет на радостях, но это неточно. — Кузьма обнял Таню лапами, и тихо, чтобы никто не слышал, шепнул заговорщицки: — Про сметанку не забывай, да и сливки я тоже уважаю — к вечеру буду.
Таня рассмеялась и прижала к себе пушистого наглеца.
Серафим посмотрел на кота с неодобрением, слетел со своего шеста, и сел Тане на плечо.
— И у меня подарочек для тебя имеется. Вещица вроде пустяшная, да в деле полезная. — с этими словами, он положил в её ладонь две крошечные перламутровые ракушки. — Это на манер телефона, по которому ты у себя разговариваешь. Одну ракушку Яге оставь, вторую себе возьми. Захочешь с Ягусей поговорить — приложи раковину к губам, шепни нужное имя, тот тебе и ответит. Правда, долго разговаривать не получится — не удобно от уха к губам подносить, а парой слов перекинуться можно.
— Вот спасибо, Серафимушка. Удружил! — Таня ласково огладила оперенье ворона. — Ты самый-самый замечательный и мудрый ворон на всём белом свете!
Горыныч долго мялся, потом вытер слёзы и подойдя к Тане — молча обнял, прижав к себе, но не выдержал и всхлипнул:
— Не можем мы прощаться долго…
— Разрыдаемся…
— Чувствительные такие стали. — закончила за всех третья голова. — Это тебе от нас, на памя-я-ть! — Горыныч протянул Тане хрустальную колбу, внутри которой горел живой огонь. — Пусть он тебя согревает и о нас напоминает, зарыдал Горыныч, обнял Татьяну и выскочил из избушки.
— Пора, солнце садится. По ступам! — скомандовала Яга. — Время на исходе, поторопись Танюша.
— Я с вами! — завопила Василиса и выбежала во двор, где в ожидании хозяйки стояла ступа.
Таня вышла из избушки и низко ей поклонилась:
— Спасибо тебе, дом родной. Хорошо мне у тебя было, тепло и уютно. Оберегай своих хозяев. До новых встреч.
Избушка встрепенулась и помахала Тане лапой.
Старенький Леший, от смущения перекинулся в огромную шишку, подошёл к Татьяне и вручил букет ромашек. Кикимора обняла девушку и надела ей на голову пышный венок из полевых цветов. Водяной расцеловал Таню, вложив ей в руку гребень красоты неописуемой, инкрустированный перламутром, жемчугами и кораллами.
По очереди обняв всех на прощание, Таня поднялась в ступу и помахала всем рукой. На сердце было тяжело, на глаза наворачивались слёзы.
Над лесом летели низенько, да медленно, ступа чуть верхушек сосен не касалась. Серафим рядом летел, обстановку разведывал, да Яге докладывал.
Таня при взлёте вспикнула, когда зелёное море лесное под ногами оказалось, а облака навстречу помчались, даже зажмурилась, прижавшись к Василисе. А потом глаза открыла, и руки как крылья раскинула, чтобы чувствовать потоки ветра.
Яга заметив Танин восторг, счастливо рассмеялась:
— Моя внучка! Летать будешь, аки ласточка, я научу!
Впереди показался тоненький серпик дороги, словно рассекающий лес на две половины.
— Снижаемся. — хрипло каркнул ворон. — Прилетели.
Ступа опустилась совсем низко, и летела на бреющем над густыми зарослями кустарника, укрывающими дорогу от леса.
— Пора. — вздохнула Яга. — Прощаемся.
У Тани сердце, словно оборвалось. Вася первой её крепко обняла. Яга раскрыла руки, и Таня оказалась в её объятиях.
— Бабуля… — шепнула Татьяна прерывающимся голосом. — Пообещай! Пообещай мне, что ты ко мне приедешь!
— Обещаю. — шепнула Яга.
— Время! — каркнул ворон. — Торопитесь, одна минута осталась.
— Прыгай, детка! — шепнула Яга, и вытолкнула Таню из ступы.
Всё вокруг закружилось, завертелось, и Таня приземлилась прямо на дорогу. Сверху свалилась её сумка, а прямо на неё, истошно сигналя, неслась машина «гаи».
Таня не успела сориентироваться, и шлёпнулась прямо в кусты.
Автомобиль визжа шинами, резко затормозил, из него выбежал мужчина в форме и бросился к Татьяне.
— Жива? — крикнул он, подбегая к кустам.
— Кажется, да. — прошептала Таня и протянула ему руку.
— Ты что, с неба свалилась? — строго спросил он, помогая девушке встать. — Чего на дорогу бросаешься? А если бы…
— Простите. — густо покраснев ответила Татьяна. — Я нечаянно.
— Да что вообще здесь творится⁈ — раздражённо бросил он.
— Мне бы в город, пожалуйста… Если можно… — промямлила Татьяна и сникла.
— Офигеть, попутчица с небес… — недовольно проворчал гаишник. — Ну что с тобой делать, не бросать же на дороге, вдруг ты опять кому под колёса кинешься… Садись, да поехали. Венок не забудь. — он указал пальцем на венок, повисший на ветке.
— Слетел… — констатировала она и хихикнув, взяла венок в руки.
Таня глянула на закатное небо, отыскивая взглядом тёмное пятнышко ступы, но там плыли только белые барашки облаков. Тяжело вздохнув, она поплелась к машине.
… — Вот так приключение… — подумала она, пристёгиваясь ремнём безопасности.
— Заблудилась что ли? С турбазы идёшь? — всё ещё негодуя спросил мужчина.
— Ну… Да. — тихо ответила Татьяна. — Простите меня, я и не думала бросаться под колёса. Просто так получилось… Запнулась, наверное.
— Ладно, проехали. Поехали.
Двигатель заурчал, машина тронулась с места.
С заднего сидения послышался тоненький жалобный писк. Таня аж подпрыгнула от неожиданности. Гаишник, заметив её испуг, смущённо пояснил:
— Вот, котёнка дочке купил… — он откашлялся. — Всю дорогу орёт.
— А можно мне его подержать? — робко спросила Таня. — Он просто испугался, вот и плачет.
— Ну, подержи, он там — в переноске, на заднем сидении.
Таня извернулась, и открыв дверцу переноски, вытащила крошечный чёрно-белый комочек.
— Прелесть какая! — прошептала Таня от умиления. — Прямо вылитый Кузенька! Чёрно-белый, и хвостик антенкой, и глазки зелёненькие! Ма-аленький! — она прижала котёнка к сердцу, на что тот немедля заурчал, словно внутри него завёлся моторчик.
— Кузенька… — задумчиво повторил мужчина. — А пусть будет Кузенька. Хорошее имя для кота.
— Да-а! — рассмеялась Татьяна, вспомнив упомянутого тёзку. — Вот только шкодить будет! Обязательно! Это ему по роду положено.
— Да?
— Мур-мяу. — согласно мяукнуло с Таниных рук.
— Ну и пусть! — утвердительно кивнул мужчина и улыбнулся. — А ты в сказки веришь?
— Безусловно! — торжественно подтвердила Таня. — Я не только в них верю, я ими живу, с некоторых пор, кажется… — поймав удивлённый взгляд гаишника, Таня настороженно спросила: — А что?
— Да-а… — словно нехотя протянул мужчина. — Случилась со мной тут история, чисто сказочная. Правда, выпил я в тот день… Много. Расслаблялся. Вот до сих пор думаю, пригрезилось, или вправду со мной было…
— А что пригрезилось? — насторожилась Таня.
— Кот мне привиделся. Чёрно-белый, на задних лапах… Будто он китель мой надел, фуражку на ухо натянул, жезл в руки взял, и вышагивал по комнате, как на параде, напевая: «Наша служба и опасна, и трудна». Потом велел пить бросить и кота дочери купить… — мужчина стушевался. — Ну, собственно и вот. Купил… Прямо там, на турбазе, у владельцев и купил. Очень уж он мне того кота напоминает.
Таня слушала рассказ с открытым ртом. Потом, чуть не подавилась от смеха, признав в проказах почерк кота Яги.
— И выпивать бросили? — аккуратно поинтересовалась Татьяна.
— Бросишь тут. Конечно бросил… Такое привидится! Мне тот кот пообещал, что если не брошу — он снова придёт. Теперь на спиртное вообще смотреть не могу… — печально вздохнул мужчина.
— Угу. — сдавленно пискнула Татьяна и прижала котёнка к своему лицу, чтобы спрятать улыбку, а про себя добавила — этот может.
— Не веришь? — огорчился он.
— Верю! Ещё как верю. — поспешила заверить Татьяна. — Сдаётся мне, что вы всё правильно сделали. Вот увидите, теперь жизнь наладится. И котика вы чудесного взяли, такой замур-р-р-чательный кошачий ребёнок.
— Нравится? — вдруг смягчился мужчина и улыбнулся. — Мне вот тоже сразу понравился, такой пушистенький… Хороший парень вырастет. И дочка счастлива будет. Может и с женой ругаться перестанем…
— Обязательно! Всё так и будет, говорят — коты покой и радость в дом приносят. Особенно такие замечательные коты.
Маленький комочек свернулся клубочком на коленях Татьяны и усиленно заурчал.
— Слышишь, сам себе песни поёт — убаюкивает. Забавный такой. Кстати, меня Николаем зовут.
— А меня Татьяной. — улыбнулась она и погладила котёнка. — Дочка ваша в восторге будет от такого подарка. Вот я — точно была бы счастлива.
Всю оставшуюся дорогу, Таня слушала восторженные рассказы о маленькой дочурке Николая, которому так кстати явился Кузенька, изменив своим явлением не одну жизнь.
Уже возле самого дома, Таня передала пушистика на руки его владельцу, и вздохнула — так не хотелось отпускать тёплый комочек.
— Спасибо. — поблагодарила она своего спасителя. — Вы меня очень выручили.
— Да что уж там. — махнул он рукой. — Ты только больше так на дорогу не выскакивай, не ровен час… А если помощь понадобится, так ты лучше сразу мне звони. Мы с Кузей тебе всегда поможем. — он улыбнулся и протянул Тане визитку.
Попрощавшись с Николаем, с улыбкой, что не сходила с её лица, Таня поднялась домой и осмотрелась. В квартире было идеально чисто, а с кухни доносился умопомрачительный аромат пирогов.
— Нафанечка! — взвизгнула Татьяна и помчалась на кухню.
На кухне никого не было. На столе, на ажурной салфеточке стояло большое блюдо с печёными пирожками, рядом красовался запотевший графинчик с морсом из лесных ягод.
— Нафанечка… — прошептала Татьяна, приложив руки груди. — Спасибо тебе, мой хороший, как славно возвращаться домой, когда тебя так встречают…
Вдруг Тане стало невозможно грустно, даже слёзы покатились из глаз.
— Бабуля… — прошептала она. — Я скучаю…