— Вот-вот, о дыхании и речь, — елейно подтвердила Варя, а Ольга захохотала еще громче.
— Так, что мы постановляем, а? Семейный совет в Филях.
— Постановляем, что сие от нас не зависит.
Владимир Антонович всегда считал, что нужно уметь покориться обстоятельствам.
— Не зависит — это точно! Сейчас войдут и объявят: "Здрасьте, а мы с сегодняшнего дня живем вместе!" Только жить будут у вас: не в моей же однокомнатной!
— Кто у нас будет жить? — забеспокоилась мамочка.
— Сашенька, может, у нас поживет, — объяснила Варя.
— Это кто такой? Новый мальчик?
Владимир Антонович выразительно посмотрел на Ольгу, но та ничуть не обескуражилась:
— Мальчик будет потом, мамочка, а сначала девочка. Внучка твоя, Сашенька!
— Я так люблю Сашеньку. Такая заботливая девочка.
Раз в год Сашка тратит пять минут на свою бабулю — и вот, оказывается, заботливая девочка.
Ольга сообщила все, что могла, и засобиралась мчаться дальше.
— Куда же ты? — взывала мамочка. — У нас… у нас котлеты, я пожарила. Поешь с нами!
— Правда, поужинай. Котлеты у нас, правда, были неделю назад, но что-нибудь найдется.
— Значит, такие у тебя замечательные котлеты, Варюша, что мамочка их помнит лучше, чем собственную внучку… Нет-нет, не могу, мне еще в три места успеть!
— Не гони слишком, гололедица ведь! — напутствовал Владимир Антонович.
— Ничего, по льду веселей, если умеючи!.. Надо бы молодым сообразить машину, если, правда, все свершится. Павлик уже примеривался: "Теть Оля, дай порулить!" Ему хочется.
Наверное, надо. Ольга ушла — и сразу стало просторнее.
Варя сказала:
— Машину им хочется! А как мы прожили без машины?
Можно было бы ответить обычной банальностью: "Теперь другие времена, другие потребности…" Но Владимир Антонович возразил обреченно:
— Им хочется самостоятельности. Чтобы мы не мешали.
— Ну да! Машину-то будут вымогать у нас!
— Зато рулить будут сами — куда захотят. А нас в лучшем случае пару раз прокатят в багажнике.
Странно, но Владимир Антонович думал в связи с Сашкой и Павликом не о последствиях близкого родства — действительно, у многих народов женитьба на кузине считается обычным делом, — а о том, что постоянно будет присутствовать рядом шумная, полная жизненных сил Сашка, копия своей матери. Он-то рассчитывал, что когда-нибудь, когда освободится мамочкина комната, можно будет наконец устроить себе кабинет, — теперь можно сразу и навсегда забыть о несостоявшемся кабинете. Теперь молодое поколение начнет невольно и неотвратимо вытеснять их с Варей из жизни так же, как сами они вытесняют мамочку, как мамочка когда-то вытеснила свою мамулю… Да, они с Варей заботятся как могут о мамочке, жертвуют свободой и многими удовольствиями — но ведь и вытесняют самим фактом своего существования. Вытесняют нетерпеливым ожиданием, когда же наконец мамочка не проснется утром?! Не признаются друг другу — и ждут… Точно так же лишними и мешающими станут они сами. Сначала очень даже нелишними — пока дарят подарки, пока Павлик с Сашкой получают только стипендии. Но скоро станут самостоятельными, но родят ребенка или двух — и задумаются: зачем эти старики занимают самую большую комнату?! А не переселить ли их в маленькую, где когда-то доживала бабуля?! Первой задумается Сашка — с ее энергией, с ее бесцеремонностью! Она же первая заметит, как дядя Вова перепутал детское питание со своим… И получится, что вот до пятидесяти он так и не стал взрослым и самостоятельным при мамочке, а после — сразу же станет отживающим стариком при сыне. Без перехода.
— А что Павлику оставалось делать? — вне всякой связи сказала Варя. — Он же после школы ни одну девочку сюда не пригласил — стеснялся из-за нее. Жениться на квартире? Тоже недостойно мужчины, Павлик для этого слишком благороден. А если привести жену сюда и заставить ухаживать за маразматической бабушкой — кто же выдержит?! Только Сашка своя, он ее единственную не стеснялся. Все потому. Другого никакого выбора у него не было. И если все-таки вредно для наследственности — только из-за нее так случится! Я из-за нее уже старуха — пускай. А если еще ребенок больной родится?
Тоже правда.
— Но ведь женятся всякие герцоги, у которых не трехкомнатные квартиры. И что ж теперь, объяснять Павлику, что он вынужденно влюбился?
— Я тебе объясняю.
Павлик появился поздно, когда Владимир Антонович с Варей уже улеглись. Они слышали, как хлопнула дверь, — но не вставать же, не расспрашивать. Да и вообще не нужно лезть к сыну с расспросами — Владимир Антонович столько раз подвергался мамочкиным расспросам, что усвоил это накрепко. Вот если бы сын заговорил сам!..
На следующий день Владимир Антонович шел домой с надеждой, что Павлик расскажет о своих делах. Ну хотя бы потому расскажет, что Ольга вчера вернулась и объявила небось своей Сашке, что выдала секрет — уж Ольга-то не станет тактично молчать! Сашка объявит Павлику — и тот поймет, что дольше тянуть нельзя.
В квартале от дома он догнал мать Жениха. Старушка тянула неизбежные сумки. Владимир Антонович подхватил в каждую руку мало не по пуду, и сразу же грубо напомнило о себе земное притяжение — даже он, достаточно сильный мужчина, с трудом удерживался, чтобы не согнуться. Да еще дорожки обледенелые, как всегда, — дворники исчезли из жизни постепенно, как сгущенное молоко или весенние ландыши. Как много всего исчезло буквально за десять лет!
— Что же вы так поздно? Ваше время дневное, когда все на работе.
— Я и днем тоже. А сейчас соседка прибежала, что картошку завезли.
— Пусть бы ваши сходили. Сын, невестка, внук ведь взрослый.
— Они устали с работы. А я чего ж, я дома цельный день. Тоже сидеть не умею.
И за что такая самоотверженная мама этому алкоголику?
Владимир Антонович не удержался от провокационного вопроса:
— И не обидно вам, что заставляют такие тяжести таскать? Они молодые, сильные!
— Разве тяжесть — принесть с магазина? Мы в колхозе мешки таскали! А в лесу чурбаки. Они работают, а я чего ж — не сидеть же. Какая ж обида?
Около почтовых ящиков Владимир Антонович поставил сумки, достал очередные открытки.
— Пишут, — одобрила старушка.
— Это мамочке поздравления.
— Мой Вася ее хвалит, что душевная женщина. Вот и пишут. А мне — не пишут.
Ей — не пишут?! Если уж кто душевная — так эта старушка! И выходит, для нее что-то значили бы эти безвкусные открытки?
Вынести сумки из лифта на своем этаже она Владимиру Антоновичу не позволила — подхватила сама.
Павлика дома не оказалось — ну это естественно. Но и Вари тоже — что немного странно. Мамочка возбужденно шаркала по коридору и сплевывала чаще, чем обычно. И Зоська носилась из кухни в комнату, чего с нею давно уже не случалось — в воздухе, что ли, что-то возбуждающее?
Мамочка бормотала: