— Что накосил — сдашь Прасковье на скотный двор, — холодно говорит Трубников. И Алешке: — Подсобишь отцу. Мы сами доберемся.
Он идет прочь вместе с Маркушевым, но вдруг поворачивается и подходит к Семену.
— Долг за избу ты мне сегодня вернешь, — говорит он негромко, но очень выразительно. — Понятно? Иначе — раздел, ломать буду…
Семен ничего не отвечает, лишь бросает на Трубникова взгляд раненого зверя.
Трубников нагоняет Маркушева.
— Мы с Семеном с детства любили на кулачках биться, — говорит он, — но в деревне болтать об этом не обязательно.
— Слушаюсь, Егор Иваныч! — каким-то новым голосом отвечает Маркушев.
Под вечер. В доме Трубниковых. Борька что-то рисует с альбома.
— тихо напевает Трубников.
Он ходит по избе, держась за культю. У него, видно, опять болит рука и всякие мысли одолевают. Проходя мимо печи, он прикладывает ладонь к ее чуть теплому боку и снова хватается за культю. Затем он подходит к Борису и заглядывает через плечо. Борька резко захлопывает альбомчик и не открывает до тех пор, пока Трубников не отходит от него. Надежда Петровна заметила эту сцену, и лицо ее болезненно скривилось. Трубников успокаивающе и намекающе кивает ей. Надежда Петровна берет пустые ведра и выходит из дома.
— Слушай, Борис, — обращается Трубников к пасынку. — Неладно у нас получается. Ты на меня волчонком глядишь… а мать переживает.
Мальчик пожимает плечами, но взгляд его остается замкнутым и настороженным.
— Ты не думай, я в отцы тебе не напрашиваюсь, — продолжает Трубников. Отец у тебя один, и это свято. Как ты был у матери на первом месте, так и остаешься. Но я, видишь, инвалид, со мной много возни требуется, не обижайся. Если мы и не станем друзьями, все равно мы оба должны о матери помнить, чтобы ей жилось хорошо, она это заслужила. Согласен?
Борис потупился, чуть приметно пожав плечами.
— Теперь поговорим о деле. — Трубников подходит к стене, на которой вывешены Борькины рисунки. — Скажи, ты мог бы таким же образом построить нашу деревню?
— А чего строить-то? — Борька удивленно поднял темные брови. Деревня — она деревня и есть.
— Я говорю о Конькове, которым оно станет лет через десять.
— Каким же оно станет?
— А я почем знаю!.. Другим, а каким — тебе виднее: ты — архитектор, я заказчик.
— Нет, не смогу, — чуть подумав, говорит Борька — Деревни такой я сроду не видел.
— Вот те раз! А фантазия зачем человеку дана?.. Ну-ка, выйдем…
Речка Курица. Надежда Петровна, зачерпнув ведром воду, видит, как Борис и Трубников вышли на мосток, их сопровождает знакомый нам пес.
Уже поздно, но еще длится розовый весенний закат. Где-то вдалеке звучит грустная, одинокая песня женщин.
— Тебе нравится все это? — Трубников широким жестом обводит деревню: покосившиеся, почерневшие, а где и просто разрушенные избы, завалившиеся плетни.
— Чего тут может нравиться?
— То-то и оно! Неохота мне таким Коньково видеть, да и никому неохота. Пережиток войны!
Направляясь на свой ночной пост, по улице идет Семен с берданкой под мышкой. Он в драном тулупе и треухе с вылезшим мехом.
Увидев Трубникова, сворачивает с пути и медленно, опустив голову, идет к мостку. Подойдя вплотную, он почти швыряет в брата пачкой денег, завернутых в газету.
Трубников успевает перехватить пачку, Семен, не проронив ни слова, возвращается назад.
— Тоже пережиток, — говорит Трубников, пряча деньги в карман брюк. Ну, договорились, Борис. Покажем людям будущее Коньково?.. Не в альбомчике, не врозь, а цельной картиной, чтоб каждое здание на своем месте стояло, чтоб было видно: это Коньково, вон река Курица, вон старый вяз, вон Сенькин бугор. А это, мать честная, клуб, контора, почта, больница. Школа, елки-палки, колхозный санаторий!..
Трубников так натурально изобразил удивление, что Борька рассмеялся.
Навстречу им идет Надежда Петровна с полными ведрами. Увидев мужа и сына в дружном согласии, она радостно вспыхнула и опустила ведра.
— Добрая примета, — кивает Трубников на полные ведра.
— Еще какая добрая! — отвечает своим мыслям Надежда Петровна.
Борис, забрав ведра, направился с матерью к дому.
Трубников подходит к небольшой хибарке на задах деревни. Знакомый нам парень на деревяшке обтачивает металлический стерженек, зажатый в тисках. Ему помогает какой-то подросток.
— Как дела, Коля? — спрашивает Трубников.
— Жаловаться грех! — отвечает парень.
— Слушай, Коля, ты мне веришь?
— Факт!
— Можешь ты за этот месяц свою долю не брать? Парень смотрит на него удивленно и кисло.
— Понимаешь, хочу я перед косовицей аванс выдать, а карман не тянет, подсоби, за колхозом не пропадет.
— Ладно, авось не чужие, — улыбнулся парень.
— Тогда — порядок в танковых частях! — доволен Трубников.
…По тенистой аллее идут парень и девушка: приезжий плотник Маркушев и Лиза. На худенькие плечи Лизы накинут большой пиджак Павла. Павел пытается ее обнять. Лиза отстраняется.
— Ты рукам волю-то не давай!
— Вот братан с Урала приедет — сразу свадьбу скрутим, и привет товарищу Трубникову! — наступает Павел.
— Ишь ты какой быстрый приветы раздавать, — отстраняет его Лиза.
— Неужто не осточертела тебе такая жизнь?