— Чего всегда бывало, то и сейчас будет, — мрачно говорит Маркушев. Палочки в тетрадке…
— Если так, я уж никому в мире больше не поверю, — со страстью произнесла Лиза.
Из темноты на них надвинулась фигура человека.
— Привет начальству! — опознал Трубникова Маркушев.
— Вон что!.. Поздравляю, разведчик!
— Думаю забрать у вас Лизаху, — свободно говорит Маркушев.
— А мы еще посмотрим, отдавать ли за тебя, — отвечает Трубников полушутя-полусерьезно.
— Чем же я плох? Парень молодой, как ни странно, всесторонний.
— Шатун ты, перекати-поле… А Лиза — царевна, и весь жемчуг в ее короне!.. — В голосе Трубникова прозвучала не свойственная ему горячая нежность.
— Не больно вы этот жемчуг бережете!
— Что ж делать, коли все на женские плечи легло? Мужики длинный рубль да легкий хлеб промышляют, а бабы да девчата исторической жизнью живут… И, дернув козырек фуражки, Трубников прошел вперед. — Пока сено не уберем, о свадьбах и думать забудьте. Заруби себе на носу, Маркушев!
Затем из темноты раздался его голос:
— А то собрал бы бригаду да показал, на что способен…
— Ох, допрыгается у меня ваш председатель! — угрожающе говорит Маркушев.
Раннее утро. Пропел петух первым, самым пронзительным голосом. По дворам тюкают молоточки, отбивая косы. По улице торопливо шагают темные фигуры с косами на плечах.
Семен, поеживаясь в своем вытертом полушубке, выходит из амбарных недр. Он привычно плетет лукошко из зеленоватых полосок лыка.
Мимо, в сторону строящегося здания конторы, спешат колхозники.
— Куда ни свет ни заря? — окликнул их Семен.
— В контору! Аванец, говорят, дают, — отозвались колхозники.
— Чего? — усмехнулся Семен. — Совсем очумел народ!
Около недостроенной конторы толпится взволнованный народ.
Чуть поодаль Павел Маркушев собрал вокруг себя группу мужиков. Тут егерь, лесничий, инвалид-замочник, кузнец Ширяев, тут же вертится Алешка Трубников — сплошь «нестроевики». О чем-то пошептавшись, они пробуют построиться в одну шеренгу…
К столу, за которым сидит Трубников, подскочила цветущая Мотя Постникова.
— Представляешь, Егор Иваныч, повезло первый раз в жизни… затараторила она. — Чуть было в город не уехала, да, спасибо, люди у нас хорошие, подсказали… Разреши. — Мотя потянулась к чернильнице.
— Нет, — говорит Трубников. — Выскочила не по чину!
— Так мне ж в город надоть…
— Осади… Прасковья Сергеевна, прошу! Прасковья смущенно и гордо выходит из толпы. Трубников протягивает ей пачку денег.
— Распишись!
Прасковья подносит ведомость к глазам, макает перо в чернила, снимает с пера волос, снова разглядывает ведомость:
— И где?
Трубников тычет пальцем в лист.
— Больно мелко написано, — говорит в свое оправдание Прасковья и рисует большой крест.
Пред столом Трубникова возникла шеренга «нестроевиков». Отставив ногу в сторону и не глядя на председателя, Маркушев независимо спросил:
— Чего это вы, товарищ председатель, насчет бригады заикались?..
Но тут к Трубникову подскочил Петька, племянник. У него в руке берестяное лукошко.
— Дядя Егор!.. Дядя Егор!.. — теребит он его.
— Ну, что тебе?
— Дядя Егор, а мы фрицеву пушку в лесу нашли!.. — захлебываясь, шепчет Петька.
— Какую еще пушку? — досадливо морщится Трубников.
Изба Семена. Доня возится по хозяйству, Семен прибивает каблук к сапогу.
— В городе польта давали, — говорит Доня. — Мотька Постникова через крестную достала и в Турганове за полторы тыщи толкнула.
— Кабы я мог хоть денька на два отлучиться! — хмуро говорит Семен. — А то сиди как прикованный да амбарных крыс охраняй, дьявол их побери…
В избу радостно входит старший сын, Алешка, колхозный возница.
— Получай, маманя, трудовой аванс. — И он шмякает на стол три сотни.
— С чего бы это? — удивляется Доня.
— Теперь каждый месяц будут давать! Тебе, папаня, тоже выписано, только поменьше, как человеку сидящего труда.
— Да подавись они своими грошами! — злобно говорит Семен.
Алешка проходит в другую половину избы.
— Ишь, расщедрился Егор! С каких это достатков? — говорит Доня, орудуя рогачом. — Неужто наши деньги на аванс пустил?