— Да бросьте вы… — отмахнулся Чернов.
С улицы донесся долгий звук автомобильной сирены. Чернов подходит к окну и раздергивает шторы. Трубников присоединяется к нему.
На площадь из-за поворота выскакивает черная машина и, в нарушении правил, мчится через площадь, оставляя на белом снегу широкие, дегтярно-черные полосы. Высвеченное фонарями, в задней стенке фургона четко обрисовалось зарешеченное окошко.
— «Черный ворон, черный ворон, что ты вьешься надо мной!..» — вполголоса напевает Трубников.
Чернов, словно от боли, поморщился.
— Ладно, Егор Иваныч, — устало говорит он. — Ты не Суворов, я не Павел! Брось прикидываться! — переходит он на «ты». — Лучше скажи-ка, только прямо… во что веруешь?
— Я? — Трубников теперь пристально глядит в глаза Чернову. — В триединство, товарищ Чернов!
— То есть?
— Верю в партию, Советскую власть, коммунизм! Чернов кивнул головой.
— Ну так вот… — помолчав, говорит он. — Представили мы тебя к Герою Социалистического Труда. Думаю, Москва поддержит. В случае чего сам съезжу, потолкую в ЦК. Тогда ты станешь не по зубам Калоеву…
— Вон что! — Трубников понимающе смотрит на Чернова.
Приемная секретаря обкома. За столом, погрузившись в чтение какого-то романа, сидит знакомая нам секретарша. Слышится мелодичное посвистывание и входит Калоев. Уверенно направляется к кабинету.
— Товарищ Чернов занят, — говорит секретарша, отложив книгу.
— У вас сколько диоптрий? — почти коснулся пальцем ее очков Калоев.
— Три… — растерянно ответила секретарша.
— Мало, мало! Надо пять, шесть, десять диоптрий! — кричит Калоев. — Вы же людей перестали узнавать!
— Я вас прекрасно узнала, товарищ Калоев, — взволнованно говорит секретарша. — Но товарищ Чернов сказал, что никого не примет.
Калоев презрительно оглядывает ее.
— Кто у товарища Чернова?
— Председатель колхоза… Трубников.
— А-а! — с каким-то странным выражением говорит Калоев и, повернувшись на каблуках, посвистывая, уходит…
Кабинет Чернова.
— Слушай, Егор Иваныч, как у тебя с семейной жизнью? — дружески спрашивает Чернов.
— Порядок. Полное отсутствие таковой.
— Но официально ты женат?
— Женат, да больно далеко целоваться бегать.
— Что это значит?
— Жена-то в Москве… Нету у меня никого. Штемпель в паспорте.
— Как же так?.. А другая жена?
— Была, да сплыла, — горько усмехнулся Трубников. — И не другая, а просто жена. Единственная.
— Ты с ней расстался?
— Не я, она со мной рассталась. Подводить меня не хотела, вот она какой человек!.. Да ладно об этом…
— Егор Иваныч! Чего бы ни стоило, добейся развода и начинай жить по-человечески. Нельзя же так!
Трубников внимательно посмотрел на Чернова, глаза его потеплели.
— Ну, хватит! Я в своей семейной жизни как-нибудь и сам разберусь… Я вот о чем хотел поговорить… Не знаю, конечно, ко времени ли такой разговор… Ну вот, скажем, будешь ты в ЦК. Так не пора ли поднять вопрос о закупочных ценах? Это же, если откровенно сказать, издевательство над колхозниками.
— Я-то с тобой вполне согласен… — начал было Чернов, но Трубников не дал ему договорить.
— Или насчет МТС, — уже в запале продолжает он. — Это что же получается… Ведь если здраво на дело поглядеть… зачем колхоз должен МТС кланяться? Нешто уж мы такие слабые? А что если всю технику да при своих руках? Нет, тут прикинуть надо! Может быть, пора как-то по-другому повернуть все это дело…
— А вот ты и прикинь, Егор Иваныч! — подхватывает Чернов. — Подработай записку в ЦК. Только дело это непростое… все должно быть обосновано, на фактах, с примерами… А?
— Будет записка! — Трубников поднялся. — Подонкихотствую на старости лет!
В раздевалке обкома Трубников обмотал шею шарфом, подошел к большому зеркалу, странно приглядываясь к отражению почти незнакомого себе человека, и, надвинув шапку, заторопился к выходу…
В приемную Чернова входит Калоев.
— Освободился товарищ Чернов? — с подчеркнуто ядовитой вежливостью спрашивает он секретаршу.
— Пожалуйста, товарищ Чернов один.
— Нет, доложите, — возразил Калоев. — Может быть, он думает свою высокую думу?
В этот момент открылась дверь кабинета. Оттуда вышел в кожаном пальто и кубанке Чернов.
— Пожалуйста, — пригласил он Калоева и, вернувшись к столу, снял кубанку.
— Товарищ Чернов… Сердце болит… Что я услышал?.. Вы этого удельного князя, этого многоженца к «Герою» представили?
— Не пойму, о ком ты?
— Как — о ком? О Трубникове, о ком же еще! Хороший пример для коммунистов: план выполняешь — так можешь наложниц иметь! Целый гарем можешь иметь!