- Шутка, я не злодей. Но насчет картин не шучу, отдай, операция не удалась.
-Пока что не вижу, нормальный нос, и лицо...
-Ну, ты понимаешь, о чем я...
-Не понимаю. Я ничего не обещал.
Он помолчал, потом нехотя признал:
- Пожалуй... Но прошу, помоги мне.
- Попробую... посмотрю... чем могу...
***
Как я могу обещать, если не понимаю, что происходит с ним?..
Ну, покопался слегка в уголках губ, кое-какие мышцы потрогал... Что это могло изменить, кроме улыбки? При чем здесь лицо, слушает каждого встречного-поперечного, берется писать президента, хряка этого... Но он не поймет, какой смысл говорить...
- Попробуй, привыкни к лицу. Красивый малый, что тебе надо, это же только - лицо!..
Его передернуло от отвращения, вздохнул:
-Это совсем не я...
-Разве лучше было с поломанным носом?..
Он помолчал, потом говорит:
Давай, я тебе лучше покажу, я ведь много писал сначала, года полтора-два...
Мы пошли в соседнюю комнату, пустую, пол застелен серой грубой бумагой, на ней лежат холсты, я насчитал двадцать и сбился со счету. Стал смотреть то, что он вытаскивал из кучи и бросал передо мной.
Нет, не по-старому он писал, другая живопись. В ней не было той обезоруживающей искренности и простоты, которые я особенно ценю, но это было сильно и свежо. Интересное начало... Только не доведено... ни одной завершенной вещи!.. Среди эскизов что-то промелькнуло, я тут же протянул руку и вытащил, похоже, единственную законченную картинку. Натюморт, похожий на тот, что у меня висит... Только в том покой, грусть, тихое достоинство, а здесь... Почти те же вещи, клочок с рисунком... но не домашние, надежные, а выброшенные морем на мокрый песок... столетний уклад безжалостно вывернут наизнанку... На рисунке женский портрет, по-моему он хотел изобразить Мону Лизу... большое блюдо, гроздь винограда, рядом какие-то мелкие вещи... Совершенно неуравновешенная композиция, но каким-то чудом сложилась в законченную вещь.
Хотя состояние крайней неустойчивости меня не оставляло.
Я смотрел на морской берег с разбросанными по нему домашними вещами, посудой, рисунком - и видел полное крушение. Если раньше - неустойчивость и предчувствие беды, то теперь разлом, разрыв и пропадай все пропадом!.. Если раньше только тревога, то теперь беда уже свершилась, он идет за ней и записывает последствия... Но как держится эта сползающая в море куча?..
Крошечное белое пятнышко, которое я сначала принял за далекий фонарь в самом темном углу. Оно уравновешивало изображение на грани крушения. Получилось. Он нащупывал свой путь.
***
- Ничего не получалось. Я мучился. Никогда раньше не мучился из-за картинок, всегда радостно было, интересно... И никто не берет, даже на выставку - смеются, головами качают... Вид у них... сам знаешь, индюки... Обидно. Жена сказала, тебе бы поучиться у настоящих...
- Кто жена?
- Классный художник, знает, что говорит.
Я не стал спорить, еще наслушаюсь этой чепухи.
- Вот этот натюрморт на морском берегу... куплю.
- Двести баксов.
Я молча вытащил деньги, заплатил, отложил картину.
Больше не нашел ничего, незавершенные вещи. На грани равновесия, оттого и не мог закончить. Тяжелая задача, понятно, что мучился. Зато достойная, пан или пропал... При чем здесь портрет президента?.. Хочет понравиться, стать, как все?.. Но ничего, нужного им, не умеет...
- Эти давно написаны?..
- В самом начале. Начинал легко, а закончить - никак... Бросил, надо было жить. Потом музей решили строить. И тут умирает жена...
Об этом я ничего не знал. Действительно, где жена?
- Умерла. Два года как погибла. Упала с высоты. Мы только подвели под крышу...
Лицо его искривилось, губы запрыгали, но он не заплакал, только судорожно вздохнул.
Я молчал, ненавижу это "sorry", а что говорить, не представляю в таких ситуациях.
Потом спросил:
-А что за женщина, поджог устраивала?
Он помолчал, потом нехотя ответил:
- Мать Марины. Она всегда была против меня, музей ненавидит. Приходит, как напьется, хочет поджечь, но то спички забудет, то канистра пуста... Как пенсию получит, так и жди ее. Пьяница, истеричка... но в сущности безобидна, ни разу не подожгла.
- Где живет?
В соседнем доме. Марина настоящий художник... была... много училась. Нас не хотели в галереи, и мы решили построить свой музей. И вот так все кончилось... Я перестал строить, а в этом году решил закончить. Ты мне картины верни.
Больше всего меня поразило не "верни", а то, что в глуши, вдали от города, в мокром поле, какой тут может быть его музей! Он здесь чужой, среди туземцев, обожающих подражания... чистенькие с банальным содержанием картинки. Кому он нужен...
- Ни картин, ни денег... - он вздохнул. - И теперь я один. Или музей, или смерть, так я решил.
Он уехал в город по делам, а я остался, гулял, думал о том, что увидел и услышал.
***
Нет, не музей в глуши меня поразил, а он сам. Я ведь почти не знал его, ну, лицо... это вывеска - лицо... В сущности, я поступал как он - рисовал образ по картинам. И вот, столкнулся с автором. Мне не понравилась встреча, и я винил в этом его, он противоречил моему представлению.
Я не дождался его возвращения, лег спать.
Утро третьего дня началось с хорошего настроения. После нескольких хмурых дней появилось из-за туч солнце, белоснежные облачка, украшение северного неба, засияли, и место показалось мне не таким уж мрачным, красивое озеро, ярко-зеленая густая трава на лужайке перед домом, и сам дом... странное, конечно, сооружение на ровном месте, но своеобразная архитектура, надо признать... Привезли отделочные материалы, Мигель целый день суетился, размещал их в свободных комнатах первого этажа, разговаривал с рабочими отрывистым повелительным голосом. Я не вмешивался, сидел на крыльце и читал.