Вернувшись из турне, Белла распрощалась с Куном, своим сторожевым псом, которого обвиняла в «распугивании ее клиентов», и тотчас возобновила отношения с князем Монако Альбертом. Именно через него она вскоре познакомилась со своим вторым коронованным любовником – Леопольдом II, королем Бельгии. Каролина вернулась с гастролей в Австралии и Египте с репутацией всемирно признанной артистки, однако едва ли именно это заинтересовало в ней короля Леопольда, или mon cher Leo, как называли его любовницы.
Этот второй король из Саксен-Кобургской династии прославился как на политическом, так и на любовном поприще. Он был известен связью с австро-бельгийской танцовщицей Клео де Мерод, одной из красивейших куртизанок того времени, которая ввела в Париже моду на прическу «а-ля Мерод» – символ «бель эпок». Эта девушка помимо всех необходимых качеств кокотки обладала еще одним преимуществом: принадлежностью к знатному, или по крайней мере некогда знатному, роду. Де Мерод – ее настоящая фамилия, а не выдуманная, как у Лиан де Пужи или Эмильены д'Алансон. В те времена дамы полусвета часто брали себе аристократические фамилии с частицей «де», что позволяло им рассказывать о себе романтические истории. Некоторые из них называли себя вдовами или разведенными женами жестокого принца или графа; другие клялись, что являются побочными дочерями влиятельной персоны, чье имя вынуждены скрывать во избежание грандиозного скандала. Клео де Мерод очень гордилась своим происхождением, отличавшим ее от других куртизанок. Ей до такой степени не нравилось, когда ее относили к числу этих «вертихвосток», что в 1950 году, в возрасте восьмидесяти пяти лет, она подала в суд на писательницу Симону де Бовуар за то, что в одной из книг та назвала ее дамой полусвета.
Куртизанка или аристократка – как вам будет угодно – Клео де Мерод была женщиной, скрасившей последние годы короля Бельгии после смерти его первой супруги. Клео и Леопольд были столь неразлучны, что король, как уже было сказано, стал известен в неофициальной истории как Клеопольд.
Леопольд II знаменит также тем, что задолго до того, как молодая австро-бельгийская танцовщица (столь же бедная талантом, как и ее соперницы в галантном мире) вошла в его жизнь, являлся одним из трех самых богатых людей того времени. Король, как я уже отмечала, стал владельцем Бельгийского Конго, поскольку финансировал собственными деньгами экспедицию исследователя Генри Мортона Стенли. В результате была захвачена огромная территория, по площади в восемьдесят раз превышающая размеры самой Бельгии (впоследствии король вынужден был передать ее государству).
Каролина Отеро познакомилась с Леопольдом II, когда ему было уже шестьдесят лет: «Это произошло на скачках в Лонгшаме. Его величество прислал моему спутнику барону Ольстредеру приглашение в королевскую ложу. Ольстредер, самодовольный, как и все мужчины, конечно же, подумал, что король хочет познакомиться с ним, и я не стала его в этом разубеждать. Очень скоро он обнаружил, что Леопольду нет дела до него – мы с Лео уже были увлечены приятной беседой. Король сказал, что заинтересовался мной, потому что ему говорил обо мне его кузен Альберт, князь Монако. Я была еще новичком в высшем свете и лишь тогда узнала, что монархи и аристократы не только делили меж собой своих любовниц, но и называли друг друга «кузенами». После скачек я пригласила короля в свой дом на улице Фортуни».
В другой раз Отеро рассказывала, что, хотя даже самые бурные ее романы длились не более четырех лет, она продолжала поддерживать дружеские отношения со всеми бывшими любовниками. Это была наиболее замечательная способность Беллы – никогда не порывать связи со щедрыми поклонниками. Другой ее способностью, еще более удивительной, было умение делать щедрым любого заинтересовавшегося ею мужчину, вне зависимости от его общественного положения, богатства и характера. «Больше всего я ценю в мужчинах щедрость», – любила говорить Белла. И тут следует заметить, что все мужчины, покончившие с собой из-за нее, сделали это именно потому, что не могли удовлетворить ее запросы. Вспомните, например, историю об исследователе, застрелившемся в Чайном домике в Булонском лесу: он расстался с жизнью только потому, что, предложив Белле 10 000 франков за ночь с ней, получил от нее такую записку: «Я не беру милостыни». Как мы уже знаем, почти все прощальные записки, обращенные к Белле, примерно такого же содержания. Вот записка, оставленная французским аристократом (газеты сдержанно назвали его monsieur N.), застрелившимся в туалете казино Монте-Карло: «Я убиваю себя, потому что не могу дать тебе то, чего ты заслуживаешь». То же самое произошло и с юношей, бросившимся под колеса экипажа Каролины в Бу-лонском лесу, и с Эрнестом Джургенсом… В настоящее время в Вальге, родной деревне Беллы, продаются футболки для туристов со словами, ставшими знаменитыми и опубликованными в светских газетах и журналах того времени: «Разори меня, Ниночка, но не оставляй».
Возможно, лучше всего об этой черте Беллы, из-за которой ее называли «пожирательницей бриллиантов», свидетельствует сцена, описанная Колетт в книге «Мое ученичество». Жизнь Сидони Габриэль Колетт столь типична для «бель эпок», что стоит посвятить ей несколько строк, прежде чем привести рассказанную ею историю.
Некрасивая провинциальная девушка, Колетт вышла замуж за писателя намного старше ее, перед которым преклонялась. Долгие годы он выдавал за свои написанные Колетт романы, в частности знаменитый и скандальный «Дом Клодины», и с самого начала был ей неверен. Несмотря на все это, Колетт долго не могла решиться на развод. Когда же осмелилась сделать этот шаг, нужда заставила ее появиться совершенно обнаженной и поцеловаться на сцене с маркизой де Бельбёф, Мисси де Морней, более известной как «дядя Макс», – она играла роль мужчины в поставленной ими пьесе. Разразился громкий скандал, но Колетт продолжала писать и именно благодаря литературному таланту добилась признания.
Чем только не занималась Габриэль Колетт за свою долгую жизнь: она была актрисой пантомимы, танцовщицей, производителем косметики, трижды побывала замужем и имела несколько лесбийских связей, оказавших на нее огромное влияние. Старость Колетт была спокойной. Она стала богата, всемирно признана, и некоторые ее произведения были даже экранизированы в Голливуде. Один из наиболее замечательных фильмов – «Жижи» с Лесли Кэрон, в нем рассказывается о мире дам полусвета, к которому принадлежала Белла Отеро. Колетт была примерно на пять лет младше Каролины и восхищалась ее прямотой и независимостью. Они были подругами долгое время, и, хотя Колетт не смогла склонить Беллу к любовной связи, дамы продолжали видеться: последняя их встреча произошла, когда Лине было уже восемьдесят лет и она изо всех сил пыталась скрыть от друзей факт своего разорения. Однако описываемый далее случай произошел почти сорок лет назад, когда закат Беллы только начинался.
У Колетт был тогда очередной тяжелый период в жизни, и однажды утром Каролина пригласила ее к себе на завтрак. Белла приняла гостью в одном пеньюаре, накинутом на нижнюю юбку и сорочку. «У нее была, – вспоминает Колетт, – все еще стройная талия и осанка, которой она очень гордилась. […] Мадам О. была в трудном для женщин сорокапятилетнем возрасте, но, похоже, ничем не жертвовала ради своей красоты. Продемонстрировав великолепный аппетит и пять раз (sic) опустошив тарелку, она сделала знак компаньонке, чтобы та подала бутылку анисовой и колоду карт. Игра становилась все жарче, и Белла не обращала внимания на то, что ее пеньюар распахнулся, а сорочка сползла, открыв ложбину между ее упругими грудями, напоминавшими необычной формой удлиненный лимон».[50]
Колетт подробно описывает дом Каролины и ее спальню в стиле Людовика XV, увешанную газовыми тканями, «создавшими интимную обстановку». У них, как пишет Колетт, зашел разговор о мужчинах, и Белла дала ей совет, каким способом можно добиться от мужчины чего угодно:
«– Тебе еще многому надо научиться, дорогая. Помни, что всегда можно даже самого жадного мужчину заставить разжать ладонь.
– В момент страсти? – спросила я.
– Нет, когда заломишь ему руку, – ответила Белла и добавила: – Вот так! – Она сделала быстрое движение сжатыми кулаками. Казалось, будто течет кровь, сок фруктов, золото… Послышался даже хруст костей».
Так относилась Белла к мужчинам. Создается впечатление, что она ценила их не за привлекательность и даже не за общественное положение, а за щедрые подарки, но это не совсем так, и позже мы в этом убедимся. Однако вернемся к ее коллекции монархов: в том, что касается первого из них, короля Бельгии Леопольда, по-видимому, в его отношении Белле действительно пришлось применить способ «заламывания руки», потому что, как она признавалась, «король был не слишком щедр, однако очень скоро я научила его делать подарки. К счастью, он оказался способным учеником…»
В первые годы их знакомства Лео подарил Каролине – ломимо множества украшений – виллу на побережье в Остенде (со всеми удобствами, включая две ванные комнаты, что было редкостью в то время). Побережье на севере Бельгии было частью «всемирного маршрута», по которому следовали все представители элиты общества той эпохи, причем для каждого времени года было свое место паломничества. В Остенде, например, приезжали лишь в последний месяц лета, а с наступлением осени перебирались на Лазурный берег – в Ниццу или Монте-Карло. Вилла Отеро в Остенде находилась в лучшем месте побережья, и Каролине нравилось там бывать. Однако этот дом, как и остров в Тихом океане, подаренный японским императором, Белла продала первыми, превратив их в фишки казино.
Но пока что Каролина наслаждается комфортом в своем новом доме, глядя на море и прогуливаясь с друзьями: лишь в середине 1895 года контракт заставит ее вернуться в Париж, чтобы дебютировать в «Фоли-Бержер». Мне не удалось выяснить подробности первого выступления, тотчас принесшего ей славу. У меня нет сведений относительно того, каково было это представление, но скорее всего оно имело тот же андалусский стиль, что и весь репертуар Беллы. Не знаю, какими нарядами и украшениями ослепила она зрителей на этот раз, но достоверно известно, что среди публики был тогда один старый (и очень богатый) ее друг.
Вильям К. Вандербильт, разведясь с женой Альвой, прибыл в Европу на борту своей новой яхты «Валлиант», достигавшей в длину семидесяти метров. Именно во время этой встречи к Белле перешло знаменитое колье Евгении де Монтихо, которое блистало на бывшей супруге Вандербильта, посетившей выступление Каролины Отеро в нью-йоркском «Эден мюзе» несколько лет назад. Странная судьба у этого колье, попавшего от одной испанки к другой, а между тем ненадолго задержавшегося у королевы американских железных дорог. Этот подарок наделал много шуму, и корреспондент нью-йоркской газеты «Сан» в Париже написал о появлении Отеро в «Максиме» в этом колье и со множеством других украшений на сумму в миллион долларов.
С этого времени каждый раз, когда Белла покидала Париж, ее сопровождал искусный ювелир, «хорошо знавший вкусы артистки», чтобы помогать ее поклонникам в выборе украшений.
С 1895 года начинается самый бурный период в карьере Беллы как всемирно известной артистки. Импресарио разных стран приглашают Отеро, и первый контракт приводит ее в Италию. Однако это был неудачный шаг, потому что в Италии Каролину ожидал провал. Единственный успех за все турне оказался на любовном фронте: в нее безумно влюбился поэт и военный герой Габриэле Д'Аннунцио. Критики, видевшие выступление Отеро, как истинные итальянцы отдали должное ее красоте: «Белла появилась в великолепном платье, подчеркивавшем совершенство ее фигуры». Однако в остальном журналисты были беспощадны. Газета «Опиньоне» писала: «У Отеро нет ни певческого, ни артистического таланта, и ее посредственные кривляния, которые едва ли можно назвать танцем, просто оскорбительны для публики».
Обычно Каролина Отеро не расстраивалась из-за неблагосклонных отзывов критики. Она уже сталкивалась с этим в Париже, Вене, Лондоне и даже отчасти в Нью-Йорке, но до того времени ее всегда хорошо принимала публика. Здесь же именно зрители выражали негодование, и так было в каждом городе, где выступала Каролина.
По прибытии в Рим в качестве компенсации или, возможно, надеясь приобрести расположение публики, Белла попыталась добиться аудиенции у папы Льва ХШ» Однако ей так и не пришлось облачиться в длинную черную мантилью, приготовленную для этого случая. Папа не счел возможным принять ее, и Белле пришлось удовлетвориться любезным письмом с извинениями от папского секретаря. Но итальянский кошмар на этом не закончился. Несмотря на беззаветную преданность Д'Аннунцио, запечатленную в памятной надписи: «Земному воплощению красоты с благоговением, Габриэле Д'Аннунцио», – худшее ожидало Каролину в театре Болоньи.
Узнав, что после провала выступления Белла удалилась в свою уборную, пожимая плечами и хохоча (так она делала всегда, демонстрируя пренебрежение к неудачам), зрители почувствовали себя оскорбленными и решили ждать артистку у выхода из театра. Ее появление было встречено свистом, на что Белла – как всегда, великолепно одетая, – подобрав юбку, ответила привычными галисийскими ругательствами и проклятиями: «Черт бы побрал вашу матушку!» и «Заткнитесь, грязные итальянцы!» На этот раз зрители действительно готовы были аплодировать, наконец-то увидев настоящий артистический номер… Хотя он был скорее цирковым, чем театральным.
С этого дня и до самой ее смерти никто из друзей Беллы не осмеливался произносить при ней слово «Болонья», чтобы не спровоцировать приступ ярости.
Рассказывают, что архитектор Шарль Дельма при создании «Карлтона» в Каннах спроектировал купола, украшающие башни здания, в форме грудей Беллы. До сих пор многие называют эти купола «les boites au lait» (молочными кувшинами) Беллы Отеро. – Примеч. авт.