Расставаться с сапогами было жалко. Такие удобные. И не как у всех. С белой подкладкой. Мягкие. Правда, на одном шов сзади внизу разошелся, и туда уже попадала вода.
Два дерева.
1
В двух шагах от Пяльсони росло необычное дерево. Не помню, какое. Его особенностью была ветка или сук, очень толстая, почти как сам ствол, и росла она не под наклоном, как обычно, а почти параллельно земле, на высоте чуть выше человеческого роста. Причем росла она прямо поперек тротуара, так что ее невозможно было не заметить, и даже заходила немного на проезжую часть (почему ее потом и спилили).
И сколько раз пройдешь за день мимо, столько обратишь внимание на это дерево, и о нем обычно не помнишь, как о привычном предмете в комнате, но о нем вспоминаешь потом, когда уже почти забудешь о нем, но вдруг спохватишься вспомнить. И оно как будто существует внутри тебя в виде буквы или тайного знака. И только ты знаешь, что он означает.
И еще есть море людей, помнящих про это дерево, а кто забыл, не в счет.
2
И другое дерево здесь, в Бзыньске, у Кумранского консульства, на которое они лазили после школы почти каждый день. Тогда еще никакого консульства не было, а просто было здание желтого казенного цвета.
А дерево было простое, наверное, ива, но изогнутое причудливо, что по нему интересно было лазить, и совсем близко от земли оно разделялось на три больших сука, растущих под разным наклоном к земле. Один из них был круче других и поднимался выше, он считался самым опасным, и забираться на него было престижно. Два других были более спокойными, но и по ним нравилось лазить.
После школы они шли мимо этого дерева домой втроем-вчетвером, и обычно задерживались на нем.
У них было еще одно важное место для игры по дороге из школы. Рядом со школой была красная кирпичная стена, а в ней была проделана дыра, через которую они попадали в особую зону. Здесь была гора над бомбоубежищем, по которой они бегали, перекидываясь мелкими камешками, а рядом было другое важное место, куда они даже приходили специально вечером. Это была большая лужа, но неглубокая, в которой росло много тонких деревьев. По ней хорошо было ходить в резиновых сапогах, а когда она покрывалась льдом, было еще лучше. В некоторых местах лед хрустел, и нога сразу проваливалась, а в других приятно прогибался, образуя трещины, и сквозь них неторопливо, сладострастно проступала вода.
Книга Гаршина.
В отпуск Бо не отпустили. У него был друг сантехник, он починил им сантехнику, и его за это отпустили. А Бо был в армии электриком. Наверное, он должен был пойти к ним, и предложить поменять проводку в обмен на отпуск. Но Бо никуда не пошел, и никого не просил.
Только когда Гуля приезжала к нему, его отпускали к ней. В первый раз Гуля приехала совсем скоро, через месяц, как его забрали. Его отпустили к ней на КПП. Там была такая бетонная комната для свиданий, и она там сидела. Они обнялись. Сели и молча посмотрели друг на друга. Ты, наверное, хочешь есть? - спросила Гуля. Бо кивнул, и стал жадно есть, а в глазах у Гули были стон и слезы: что они с тобой сделали!
Потом Бо отпустили к Гуле на ночь и весь следующий день. Впервые Бо очутился за пределами части, среди человеческих жилищ, и они, эти халупы и хибары, разросшиеся вокруг гарнизона, казались ему чем-то родным и милым, источающим тепло и уют. В одном из таких нечистых, но милых жилищ они сняли комнату на ночь.
На следующий день они пошли гулять по городу. Через город протекала большая сибирская река, но теперь она обмелела. К реке примыкал парк, но в будний день никто не гулял по парку и не купался в реке. Побродив по пустынному парку, они сели в троллейбус и поехали до самого кольца, где их удивило, что здесь идет оживленная жизнь, более, чем в центре, и люди куда-то спешат и стекаются. И Бо с Гулей поддались общему наплыву, и пошли вместе со всеми, веселясь, что не знают, куда идут, но сейчас узнают. Между тем народу вокруг становилось все больше, и у всех был подозрительно праздничный и возбужденный вид, и только некоторые неторопливо шли обратно. И вот впереди открылся вид городской ярмарки или барахолки. И они стали ходить по ней среди народа. Денег у них уже не было, и им ничего не было нужно, просто интересно было ходить и смотреть, что здесь продают.
Перед этим они уже зашли в книжный магазин, и купили для Бо две книжки, чтобы он, наконец, начал читать, потому что до приезда Гули у него не было на это ни времени, ни сил. Они купили ему стихотворения Языкова из серии "Поэтическая Россия" и рассказы Гаршина, которые он потом читал в оцеплении.
Возможность попасть в оцепление выпадала крайне редко. Когда на полигоне бывали стрельбы, на поворотах всех дорог, ведущих в сторону стрельбища, по одному-по два расставлялись солдаты, чтобы не пропускать машины. Машин на дорогах было мало, а поворачивали они вообще крайне редко, за весь день остановишь одну-две, и столько же проворонишь, пока пойдешь есть дикую смородину, растущую прямо в лесу. На обед тебя заберут, или привезут тебе холодную еду в котелке, и оставят до вечера, и если даже замерзнешь или попадешь под дождь, все равно, разве может это сравниться с муторной ротной жизнью?
А когда начинает темнеть, и уже волнуешься, что тебя забыли подъезжает машина, и тебя забирают. В роте уже отужинали, и тебя ведут на ужин одного, и на всегда в душе останется это сладкое воспоминание, как бывало хорошо: сидишь на поваленном дереве или пне, впившись в Гаршина, и только изредка кидая взгляд на дорогу, прислушиваясь и присматриваясь, не сворачивает ли автомобиль?
Бегунок.
Есть такие машины специальные для перевозки людей, грузовые с крытым верхом и деревянными лавками, мощные МАЗы, в которые грузят, плотно расселись, все поместились, и куда-то везут, задернув брезента от Божьего света.
А там - дождь колошматит по брезенту или солнце задувает в щели, зябь или душь, ухабистый проселок или ровный большак, однообразный шум мотора да вздрагивание встряски, пыль плавает в полосках света да ладони, заножаясь, сжимают натертые солдатскими жопами доски лавок. Да блаженство пронизывает истомленное службой солдатское тело на все время дороги: лишь бы везли и везли, подольше и подальше, и не нужно было бы ничего больше делать, и не было бы в голове других мыслей, кроме убаюкивающего сознания возки.
Один паренек убежал. И их повезли его искать. Паренек был местный, из недалеких мест. Таких в роте было всего трое. А этот невысокого роста и простоватый, и никакого особенного события перед этим не случилось. Когда из Азадбаша убежал солдат, так он убежал с автоматом, положив троих в бане, где они над ним измывались, а баню сжег, и по дороге продолжал стрелять. А тут ничего похожего. Ну отругал его сержант, как и других отругивал на каждом шагу, и если вспомнить, никакой особенной обидчивостью паренек не отличался. Просто захотелось сбегать домой.
Стали допрашивать тех двоих, особенно того, с кем он дружил, не знает ли чего, не говорил ли он чего перед побегом. Тот, которого больше допрашивали, нескладный, ноги непропорционально длинные, коленками внутрь, круглые щеки и маленькие хитрые глазки, голос как стакан стеклянный дребезжит, и спина сутулая. Набок немного ходит, ноги при этом немного волочит.
Поговорили с ним, что с него взять? Может, чего и знает, все равно не скажет. А по глазам ничего не поймешь. И отпустили. Может, и говорил ему друг, что хочет домой сбегать, да что с этого возьмешь, не такой уж он дурак, чтобы не понимать, что дома сразу накроют.
Вот повезли их искать. Далеко повезли, близко искать нет смысла. Повезли их с тем расчетом, что бежал он в сторону дома пешком, и подъезжая на попутках. Но обо всем этом они тогда не думали. Просто необычно было, что повезли искать, и приятно ехать. Везли их долго, больше часа точно. Наверно, с тем расчетом, чтобы к обеду вернуться в часть. Брезент открыли, и стали спрыгивать с машины.
Поле. Трава высокая, густая. Домов вокруг не видно. Дорога грунтовая, по которой везли, на которую незадолго перед тем свернули с асфальтовой. И поле. Деревья где-то вдалеке. А был конец июля. Или август. Но не было жарко. Руководили сержанты. Разбили в цепь. Офицера не запомнилась. Может и сидел в кабине, приказал оттуда что-то короткое сержантам. Искать было бессмысленно. Но нужно было искать. Не сидеть же сложа руки, пока этот паренек кого-нибудь перебьет.
Сержанты приказали искать. А сами засели где-то в траве, пока офицер не смотрит. Почему было выбрано это место, никто не знал. Просто взводному надоело ехать, махнул останови здесь. И лениво попрыгав из машины, построились в цепь и пошли сквозь траву. Идешь и думаешь, а вдруг найдешь? А что? Раз сказали здесь искать, значит что-то знают. Раздвинешь траву, а он там. Сидит птенцом в гнезде и смотрит на тебя, что ты будешь делать? Пожалеешь его, я пошел дальше... Или подумаешь: все равно сейчас кто-нибудь другой заметит, не такой уж широкой цепью они идут... Вот он! Я нашел! И тебя отпускают в отпуск. И хорошо сделал, что поймал паренька, а то бы он невесть куда убежал и чего натворил.
Или, не выдержав напряжения, при приближении шуршания травы вскочит сам и побежит от них, а они за ним. Или, оглянувшись на сержантов, и не побегут. Беги себе домой... Или нет, все равно кто-нибудь выдаст, и их всех строго накажут, что не побежали. И тогда с криками: стой! стой! и улюлюкая побегут. Совсем не по-армейски, вразнобой.
Бо идет по полю, раздвигая руками траву, срывая травинки, засовывая их в рот, обжевывая, откусывая, выплевывая, оглядываясь по сторонам. Справа в пяти шагах идет кумранец в очках. Ровный как палка, с выпяченной нижней губой, и не смотрит вправо-влево, а только перед собой. Нельзя идти рядом, это цепь, и разговаривать, чтобы не спугнуть.
Сапожки.
1
Гулявский с Уцэ работали на продскладах, пришли к Бо и толкают его в бок: Дзимыч, иди скорей, там один склад не закрыт, там твой земляк работает. Бо на секунду задумался, поправил бляху, подтянул потуже бушлат и полез под проволоку. Действительно, один из складов не был закрыт. Бо вздохнул поглубже и вошел. Прислушался. В высоком помещении склада горел свет. Все вокруг было заставлено ящиками и банками, Только посередине оставался проход. Откуда-то сверху, из-под крыши слышны приглушенные голоса.
- Зе-ом!.. - голоса смолкли, - Кто там? - недовольно окликнули сверху, - Это я, зем, - А-а, - лениво узнал его земляк. Вообще-то Бо не был ему совсем земляком. Они были из соседних областей. Но Бо правильно назвал реку, и у него там жила бабушка. Земляк был не очень приветлив, не совсем рад считаться земляком.
А то бывают розыгрыши. Старики так прикалываются.
- Ты аткуда? О! Зэмляк. Улицу Лэнина знаэшь? - И хоть и слышит татарскую речь, но поначалу верит, или притворяется, что верит татарину хитрый хохол. И затягивается между ними разговор, а когда надоедает, спрашивает татарин:
- Ты чо, не слышишь, что я тэбе нэ земляк? Ты чо, правда подумал, что я тэбе зэмляк? Э, ты чо пиздишь? Ты чо, меня за хуй не считаешь?
И не знает "зэмляк", как выкрутиться. Если сразу понял, что перед ним не земляк, зачем притворялся? А если бы сразу не признал в нем земляка - все равно не угодил бы земляку. Но тому быстро надоедает:
- Ладно, пшел на хуй, чтоб больше я тебя здесь не видел.
Пока земляк спускался сверху, Бо жадно пробежался глазами по банкам. И в глаза ему сразу бросился сом. Красные на зеленом буквы: сом в томатном соусе.
Земляк спустился сверху, подошел, и они сдержанно пожали друг другу руки.
- А мы здесь работаем рядом, - сказал Бо, - Что делаете? - спросил лениво земляк, которого это мало интересовало, - Зема, а можно здесь чего-нибудь взять? - спросил Бо, у которого глаза разбегались, - Да бери, только скорее, - и земляк полез обратно на ящики и банки, работать, а Бо торопливо растегнул бушлат и стал напихивать банки себе за пазуху. Тушенка, сгущенка, еще сгущенка. Опять попался на глаза сом. Почему-то его хотелось взять, хотя зачем им сом? Рыбные консервы в томатном соусе каждый день на ужин.
Про сома Бо рассказывал дедушка. Он был военным. Служил в Монголии. Строил мост через реку Керулен. И много всего рассказывал. Рассказывал, как к ним в часть пришла женщина: жаловаться на солдат, что они доят ее корову. Солдаты все отрицали. Оказывается (дедушка любил это слово и всегда делал паузу после него), когда приходило время дойки, корова заходила в реку, и ее доил сом. Дедушка приказал выловить этого сома, и он был такой огромный, что им кормили всю часть.
Бо набил за бушлат столько банок, что с трудом мог вздохнуть и еле пропихнулся под проволоку. Его ждали Гулявский с Уцэ. Стали обсуждать добычу. На складе все отберут. Нужно спрятать где-нибудь здесь в подходящем месте. Пока обсуждали, появился Юра Жилин, и пришлось все нести на склад.
Юра Жилин дед. Ему осталось служить несколько месяцев. Он их командир. У него широкое поволжское лицо, маленькие светлые глазки, волнистые волосы и светлые усы. Отпустил бы он и бороду, если бы не армия. Юра напоминает бревно... Такой же твердый. Когда Юра рассердится, бывает страшно, как будто катится на тебя бревно. До армии Юра работал на лесоповале. И когда он идет в задумчивости, Бо представляется, что он идет по лесу и думает, какое бы еще дерево свалить. Но здесь нет ни одного дерева. Нет даже травы. Пыль, пустыня... Но скоро на короткое время появится трава, Юру демобилизуют, а Бо останется год - ровно половина. А Гулявскому с Уцэ еще полтора.
Пришло время обеда, и они пошли на склад. Их склад - это особое место. Здесь они проводят много времени, а в казарму приходят только к отбою. Зимой на складе холодно, но все равно они сидят там. К следующей зиме надо будет построить хибарку с печкой, как у сантехников - их склад рядом. У них на складе трубы, трубы, а у нас барабаны с кабелями, и навалены, где попало, когда разгружали, бетонные опоры. И у нас, и у сантехников стоит на складе своя машина, развозить на работу.
Склад надо охранять. Каждый день здесь кто-нибудь дежурит. Летом нравится дежурить на складе даже дембелям. На работу ходить не нужно, выспался с утра, и делай, что хочешь. У дежурного нет оружия, но ничего не случается на складе. Только сами у себя они могут украсть, проковыряют дырку в доске, и возьмут, что нужно. Пойдут к духам(1) и продадут. Или обменяют на косяк. А когда заметят, что они проворовались по-крупному, приедет ротный и начнет всех стричь. Их рота стоит в другом месте, откуда ротный прилетит на вертолете, а здесь у них отдельный взвод. Мрачный ротный, когда приезжает раз в год, привозит форму и всех стрижет. А если проворуются покрупнее приедет сам комбат из Кабула. Их заведут в Ленинскую комнату и рассадят. Здравствуйте, товарищи бойцы! - Здравия желаем, товарищ майор! И пойдет их материть. У них хороший комбат: рассадит, обматерит и уедет. Больше они его не увидят.
(1) Слово "дух" имело два основных значения. Первое: солдат первого года службы, второе: афганец. Солдат назывался духом, потому что все должен был делать быстро - "летать", а афганец - сокращенно от слова душман.
2