- У нас - что, отделение МВД? - нервно спросил у меня Никита.
- Видимо, да.
Не совсем, очевидно, чувствуя аудиторию, наш гость играл ещe и ещe. Перешел на бойкие плясовые. Лосиная нога, до того привольно раскинувшаяся на палубе (видно, проникшись лиризмом), тут сразу вскочила и под лихой наигрыш стала бить чечетку... Просто какой-то праздник у нас!
Коле-Толе, кстати, праздник этот тоже не нравился, он все враждебней поглядывал на расплясавшуюся, с треснутым копытом, ногу: под чью музыку пляшешь? Лишь беззаботный "контролер" ничего не видел, изгибая баян.
Коля-Толя устал уже от ложного гостеприимства.
- Да прекрати ты! - Он ухватил вдруг развеселившуюся ногу и забросил еe за высокую стену в тюрьму. Мы обомлели. Лишь контролер, ничего не замечая, играл... Да - с такими людьми можно жить!
Через секунду нога вылетела обратно: уцепившись за копыто, на ней висел... Коля-Толя Второй, только в робе и в шапочке. Он вяло опустился на катер, хмуро, без всякого энтузиазма, оглядел его. Мы, в свою очередь, глядели на гостя... Да - это не Набоков-старший! И даже не младший. Не джентльмен. Не выразил ни малейшей признательности, наоборот - глядел с недовольством. Не граф Монте-Кристо!
- Ну что? Поплыли? - так же вяло произнес Коля-Толя, освободитель, и мы, отвязав трос, перешли на катер, врубили мотор.
- Э! Э! - в паузе между песнями баянист встрепенулся. - Вы куда?
С баяном на груди он перепрыгнул на катер. Коля-Толя, даже не глянув, пихнул его, и он, помахав руками, упал спиной в расширяющееся пространство между катером и понтоном. Он плыл за нами долго, продолжая играть.
- А без баяна, глядишь, бы утоп, - оглянувшись на него, равнодушно произнес Коля-Толя.
4
Брат его по-прежнему не проявлял энтузиазма.
- Куда плывем-то? - Он хмуро глядел на берега... Будто там у него, за стеной, была Венеция!
- А куда тебе надо? Туда? - враждебно произнес Коля-Толя, кивнув на строгий гранитный куб Большого дома за рекой. - Ну ладно! - Он достал недопитого "черта".
Через двадцать минут, как бревна, все они катались в каюте... и Никита, увы! Не выдержал нервного напряжения... Но кто-то должен рулить!
Мы прошли широкий крутой изгиб у растреллиевского Смольного собора (хоть бы кто вылез глянуть на эту красоту!), нырнули под Охтинский мост с гранитными острыми башенками... Все шире, безлюдней... Запущенные сады больниц... За большим, но скучным мостом - Александро-Невская лавра, богатое мраморно-чугунное кладбище, какого нам не видать... Все просторней - и все пустынней!
Эх, жизнь! Разве так раньше мы отдыхали? Помню, ещe до катера, снимали дом на Вуоксе, выходили рано-рано... Я брал в сарае весла, сачки, удочки, грузил на плечо, догонял этих полиглотов, уходящих в туман, увлеченно говорящих то на французском, то на немецком!.. Из культурных семей!
- Ну ты... черная кость! Не отставай! - насмешливо окликнул меня Игорек из тумана. Я прибавил, догоняя их. Туман рассеивался.
Помню, однажды мы прошли маленькую бесцветную радугу, повисшую над тропинкой. Никита, при всех его знаниях, не смог еe объяснить. Они заговорили с Никитушкой по-испански, обсуждая, видимо, что-то, чего мне не стоило знать.
Вечером я напоминал им:
- Эй! Полиглоты! За молоком!
Они уходили вдаль, пугая иностранной речью окрестность, - и, как правило, увлекшись, возвращались без молока... Да ладно уж!
Однажды я приехал к ним зимой. Сдвинул примерзшую дверь и увидел в прихожей два седых от инея бревна, поваленных крест-накрест... Вглядываясь, я узнал в бревнах моих друзей.
- Сколько полиглотов полегло-то! - воскликнул я.
Верхнее бревно приоткрыло глазик:
-... Это ты хорошо сказал! - прохрипело оно Никитиным голосом.
Я втащил их в избу, разжег печь.
- Что ты поздно? - оттаивая, капризно произнес Игорек. - Мы заждались тебя!
- Я вижу.
- Там мы... оставили тебе! - радостно улыбаясь, указал Игорек... буквально на дне! Но и то - было счастье!
Эх, жизнь!.. А теперь что за "бревна", включая Никиту, я везу? Разве же это то?!
- Э! - выйдя из долгой задумчивости, я оцепенел. Что это перед нами? Крепость на скале. Сколько же я пропадал в счастливом прошлом? Неужто знаменитый Орешек, легендарный Шлиссельбург хочет сообщить мне, что мы прошли всю Неву, от устья до истока, и сейчас подходим к началу еe - светлой Ладоге? Когда же мы прошли всю Неву, всe еe брюхо, свисающее книзу, на юг, и лишь потом закругляющееся к северу... Уткина заводь, Новосаратовка, Дубровка... Теплобетонная? Где они? Неужели я так удачно задумался, что сразу - Шлиссельбург? Похоже, срезая петлю, большую часть дороги мы проделали напрямик, по земле. Состояние позволяло: я тоже пару раз "черта" хлебнул. И вот - о чудо! Чую за крепостью простор, ветер, свободу!
Я закричал.
5
...Что не пробудило, кстати, моих спутников. К счастью для них. Уж лучше пусть всё мне одному - снизу вдруг громко стукнуло, высоко нас подбросило... Ништяк! В экстазе я вылетел аж на Шереметевскую отмель, сплошь усеянную каменными лбами. Лишь у самого берега тесно крадутся корабли да кричат, встав в лодках, размахивая, рыбаки - надо думать, мне, и можно представить, что именно!
Мы снова "взлетели"! Может быть, со времен Петра тут не видали такого? Группа уродов проездом! Восторг все не отпускал меня и даже усилился. Водное родео! Раз в триста лет!
"Бревна", стуча головами, катались в каюте. Ладно уж - пожалеем их. Осторожно стал красться к берегу, угадывая камни по кипению над ними мелких пузырьков. "Конь" подпрыгнул задом. Это уже нечестно - этого камня не было. Катер взбесился? Это не мудрено. Ближе к Ладоге дуло свирепей - ветер возле антенны на рубке свистел, антенна прыгала, как удилище. Наконец-то фарватер, я вошел в "тень" самоходной баржи - сразу стало тихо и жарко... Фу? Все? Как же! В тихой "тени" баржи я вывел катер в Ладогу, держался, как мог, но тут баржа стала уходить, я остался один - и тут меня вдарило! Вынырнув из огромной, холодной, прозрачной волны (солнце садилось), я обнаружил себя на палубе (а долгое время не было еe) и, что характерно, вцепившимся в штурвал. Рулим! Я снова в восторге заорал. Но надо соображать, пока для этого есть ещe время. Второй солнечный вал поднимается вдали медленно, не спеша, но будет, пожалуй, покруче первого. Я стал быстро разворачиваться. Не подставить бы борт. "Бревна" гулко перекатились - и, пожалуй, это ускорило поворот. Я засмеялся. И тут меня снова накрыло волной, но уже сзади. Это уже как подарок! Новый восторг. Особенно от того, что я ухожу из Ладоги. Живой! Встречная баржа прикрыла меня... Жара! Мокрая насквозь, до прозрачности, рубаха дымилась.
А тут и сам катер словно задымился: промокшие мухи, облепившие катер словно чехлом, затрепетали крылышками, отряхиваясь, и вдруг, вместе с лосиной ногою, снялись и, выстраиваясь в облако, напоминающее формой лося с одной реальной ногой, подались к берегу. Рыбаки в лодках, бросив удочки, ошалело смотрели на пролетающего над ними призрачного лося - рядом с баржей мы входили в Неву, и призрак лося плавно отделялся от катера, словно не в силах расстаться с катером, со своей прежней формой, но после стал удаляться все решительней. Загляделись не только праздные рыбаки - я тоже загляделся, даже бросил штурвал... и очнулся в наползающей на меня тени огромного танкера - ещe бы мгновение, и только бы хруст! Навалившись на штурвал, вырулил, но не успел даже перевести дыхание - точно такой же танкер, с девятиэтажный дом, пер навстречу. Ну, плавание! Ну, перекресток! Сюда же сбоку входит Ладожский канал - отгороженная стеной валунов от Ладоги тихая протока - и некоторые (благоразумные?) сворачивают как раз туда, и некоторые выворачивают оттуда... так что мелькание ещe то, и стоять тут негоже сомнут! Ну? Куда двигаться? Решай! Взвыл: почему опять я? Заглянул в каюту там угар, тишина, по "бревнам" ползают мухи... какая-то их часть все же осталась. Ну? Куда? В Ладогу? Ну уж нет! Мухи, в основном, правильно сорентировались (лосиный призрак уже скрылся вдали) - если бы они остались на катере и мы бы поплыли в Ладогу, их, вместе со мной, смыло бы волной. Вовремя смылись! Ну? Куда? На мгновение снова стало просторно... Домой? Нет. Никто меня не одобрит. В Ладогу? Нет! Порулим-ка за древней, неуклюжей деревянной лодкой с моторчиком в канал... Вот так! И вроде бы движемся - и жизнь сохраним. Вырулил рядом с наваленной горой валунов, означающей вход в канал, - и сразу наступила другая жизнь. Жара. Стрекот кузнечиков в скошенной траве лишь подчеркивает тишину. И стук мотора. Слева - высокий вал, отгораживающий от ужасов, справа - деревенская улица. Может, остановиться, причалить, на солнышке вздремнуть? Греется на завалинке старик в валенках, перед ним блеют две грязные, заросшие овцы... Идиллия! Одинокое белое облачко в синем небе, солнце пригревает лицо. Счастье! Переведя мотор на малые обороты, в блаженстве даже прикрыл глаза... но недолго длилось это блаженство! Сиплый, настойчивый гудок его перебил. Распахнул очи... Занимая всю узость канала, навстречу двигался плечистый буксир! Разойдемся? Впритир! И то, если набрать скорость - иначе придавит и утащит за собой, снова на тот перекресток - где никаких вариантов уже не останется у меня. Вперед! Врубил скорость. Дико вопя, сошелся с буксиром, борта притерлись. Идем? Или он меня тащит назад? Судя по удаляющемуся от меня старику с овцами - реально второе: сейчас он выволочет нас из канала - один борт зажат крутым берегом, другой буксиром. Ещe громче заорав, с ужасом и восторгом, я довел ручку скорости до упора. Мотор грохотал, смешиваясь с негромким бухтеньем буксира... Прорвались! Буксир удалялся сзади, спереди надвигался любимый старик с овцами на берегу. С каким счастьем я разглядывал его снова... он как-то не реагировал на разыгравшуюся перед ним титаническую борьбу. Видно, повидал всякого.
О! Вот оно, главное, впереди. Буксир - мелочь. Я-то ещe вскользь подумал - зачем за ним трос? А вот он зачем! На тросе, слегка залезая на оба берега, задевая ромашки, тащился плот. Вот его уж мы не проскочим, и он утащит нас в Петербург, на деревообрабатывающий завод, где из нас настругают досок - с особенным удовольствием из тех "бревен", что валяются в каюте... или перелетим? Мухи нас, к сожалению, покинули, и надежда лишь на тот посконный дизель марки "Чепель", что стоит у нас. Снова - разгонимся. Я завопил. На таран? Не было бы там какого сучка, что вспорет нам днище, и тогда будет у нас одно счастъе - остаться на плоту и плыть туда, куда он нас потащит! Представляю лица моих спутников - я захохотал, - когда они вылезут наконец на палубу! Так и есть - сели на плот! Старик на завалинке теперь уже, кажется, с интересом наблюдал то шоу, которое я перед ним изображал. Второй раз проплываю под его взглядом назад. Будет ли это шоу постоянным? Ну уж нет! Спрыгнул в каюту, раскатал "бревна" (по синеватому лицу Никиты ползли мухи, усы брезгливо дергались), вытащил из-под них багор, вылез наверх - и, размахнувшись, как рогатину в медведя, всадил багор в берег.
А-а-а! Не любишь! С громким шорохом ползем по плоту. С размаху шлепаемся в воду. Потрясаю багром. Богатырь!
Отдых недолгий - дрожит натянутый трос. Второй плот "плечистостью" не уступает первому. Жилистый, однако, этот буксир!.. Но и мы тоже!
Прорвались!.. Но недолго пришлось наслаждаться тишиной, стрекотом кузнечиков, сельской идиллией на берегу. Тут же меня приветствовал бодрым гудком новый встречный буксир - в этот раз с тремя плотами, один за другим. Набрал дикую скорость, прополз по всем трем плотам. Посмотрел на берег... старик сидит с палкой на завалинке - перед ним две заросшие грязные овцы. Но ведь это - другой старик, другие овцы? Или те ж? И время остановилось в этом тесном канале, застряло, никуда не движется, а если и движется, то только назад? Неужто я застрял в этой дурной бесконечности и старик с двумя овцами будет всегда? Посмотрим!
И солнце, кстати, тоже остановилось над горизонтом - давно уже заходит и не может зайти. Да - этот бесконечный день запомнится мне!.. если, конечно, когда-нибудь кончится. После борьбы с пятым, кажется, буксиром с вереницей плотов я вытер запястьем пот, глянул на берег... А-а! Старик вместе с овцами исчез. Значит, я сдвинул время, заставил земной шар повернуться, упираясь в него багром? Солнце, правда, все столь же ярко разливалось по горизонту, но солнце - мелочь! Бывает - задумалось маленько. А я, ликуя, выскочил на широкий разлив - огромная река пересекала канал, по берегам - красивые церкви, с горки спускается зубчатой стеной монастырь. Я замер. Вот оно, счастье. Причем - заслуженное, натруженное. Тело сладко гудело, давно такого не испытывал. На медленной скорости, тихо тарахтя, мы проплывали эту красоту... Неужели это Старая Ладога, древняя столица Руси и я, практически волоком, добрался до неe?.. Безусловно. Хоть чего-то ты в этой жизни достиг! На далеком берегу воротца - продолжение берегового Ладожского канала, не спеша подруливаем туда - заодно любуемся, наслаждаемся... Лодки с рыбаками там и сям. Есть же люди, которые могут пить это счастье каждый день, с толком и не спеша! И я с ними почти наравне наслаждаюсь чудесным вечером.
Из каюты вдруг высунулась лохматая башка, затем на четвереньках выползло странное существо. Держась за рубку, встало, покачиваясь. Напоминает Никиту. Но сильно пьяного. Нижняя мокрая губа безвольно свисает, мутные зенки блуждают. Весь облеплен лосиными мухами: не все, оказывается, покинули нас - на его долю осталось. Сейчас подтянутся братаны - и сказка кончилась... Те не проснулись, к счастью, но и одного Никиты хватило! Короткопалой своей ручонкой сцапал штурвал, стал выкручиватъ, выруливать назад - я, с трудом выходя из счастливого оцепенения, перехватил штурвал.
- К-куда? - заорал я.
- Т... т... т... тазат! - с трудом двигая распухшим языком, выговорил он... "Назад", надо понимать? Ну нет уж! Я отпихнул его. Устояв на ногах, он изумленно озирался. Красота эта явно не устраивала его. Помню насмешливые стихи Игорька, посвященные одному из наших совместных плаваний: "Белеет парус одинокий в тумане моря голубом. Под ним товарищ кривоногий с разбитым в пьяной драке лбом. Под ним струя, светлей лазури, над ним луч солнца золотой, а он, мятежный, ищет дури, как будто в дури есть покой!"
Похоже! Дико таращаясь, он снова сунулся к штурвалу.
- Куда ты?