Мы переглянулись.
- А-а! Топляк! - на всякий случай мрачно произнес Никитон, продолжая, однако, наматывать.
Топляк? Полусгнившее, полузатонувшее бревно, которых тут множество? Похоже на то. "Добыча" шла туго, но мертво, ни разу не трепыхнувшись.
- ...Дохляк, - бормотал он, не спуская, однако, глаз с конца лесы, напряженно режущей воду.
- Подсачник! - вдруг дико заорал он, с привычной уже мне яростью глянув на меня. Да - на бревно не похоже, хотя размерами... - Подсачник! прохрипел он. С грохотом я свалился в трюм, стараясь забыть о боли в ушибленном колене, отмотал сетку подсачника от разного хлама в трюме, вылетел наверх. Да-а-а. Вдвоем с Никитушкой мы с трудом подняли на палубу нечто. Действительно: полущука, полутопляк. Черная, с зеленой накипью плесени. Сколько лет, а может, столетий, она нас тут дожидалась? Одна голова еe с трудом помещалась в подсачник. Было четкое ощущение, что это не мы ее поймали, а она нас. "Щука с руку" - мечтали мы в детстве. Нет. Эта, скорее, с ногу! И что более всего поражало - полное еe безразличие к судьбе. С трудом вытащенная нами, она так и лежала, как бревно, мордой в сетке, не делая никаких попыток изменить обстоятельства, и только ощеривщаяся черная пасть с белыми загнутыми зубками да глаза-буравчики позволяли надеяться на то, что она все же питает к нам некоторые чувства. Да. Щука сказочная. Но у такой язык не повернется просить об исполнении каких-то желаний. Одно лишь желание - расстаться. Но не вспылит ли она и не устроит тут бучу? Ась?.. Удивительно молчаливая щука. Особенно страшно представить уху из неe. Мы с Никитой молчали. Да - представить себе более красноречивое послание судьбы невозможно. Ясно всe. Не стоит больше дергаться. Бери со щуки пример. Лечь, что ли, спать, вечным сном? Мы с Никитой переглянулись. Солнце привстало - и тут же бессильно упало. Сумеречная зона, где нам теперь жить... после жизни... Всё!
- Смотри! - вдруг прошептал Никита.
Я посмотрел. Но лучше бы я этого не видел! Хорошо тут встречают нас. Чуть слышно тарахтя, почти беззвучно, бесконечную эту плоскость резала большая деревянная лодка. На корме ее понурилась фигура, вызывающая самые зловещие ассоциации - в плаще с глубоко надвинутым капюшоном, согнутая, неподвижная. Бр-р! И - груз соответствовал. Первая лодка тянула за собой вторую, и наклонно лежащий в ней длинный прямоугольный ящик не вызывал никаких сомнений в своем содержимом... Гроб!
Да-а-а. Хорошее место. Следующими, видимо, отбуксируют нас. Впрочем, чего нам ждать? Любое движение лучше этой застылости!
- Давай! Цепляйся! - заорал я. - Кидай эту... "При... стую"!
Никита с отчаянием глянул на меня: а другого ничего не будет?
Нет. Другого не будет ничего.
- Так отцепи же! - заорал он.
Самое приятственное, конечно же, мне. Знакомство с пастью зловещей щуки... которая никак, впрочем, не прореагировала на извлечение блесны из костистой губы. После чего я спихнул это сказочное бревно ногой с палубы. Щука пошла вглубь, не шевельнув ни листочком. Уф! Эта подруга тьмы наконец исчезла.
- Кидай же! - брякнув, я кинул блесну на палубу. Никита замахнулся спиннингом. Есть! "Приемистая", так назовем еe, зацепилась за вторую лодку. Удачно, что не за гроб! Фигура впереди, к счастью, не обернулась. Не хотелось бы раньше времени видеть этот оскал! Никита, упершись грудью в рубку, ухватив спиннинг, ждал... Потащило! Фигура не оборачивалась. Это понятно. При еe масштабах работы пара лишних клиентов - пустяк. Тянулась сумеречная зона... потом жизнь стала вдруг расцветать. Как ни странно, нас тащили назад, к похеренному нами селу. На обрывах реки - красивые избы в высоких цветах, окна припорошены белыми ветками яблонь... Из каких-то сладких воспоминаний фраза приплыла: "... На пороге нашего дома лежит дым и корова... ".
"Наш рулевой" свернул к берегу, к покинутой нами "солнечной лестнице", к бревенчатому причалу. Возвращенный рай? Фигура в капюшоне, причалив, как-то гибко и бодро перебралась к "ящику", скинула его в воду и, приподняв снизу балахон (открыв прекрасные белые девичьи ноги!), вытащила ящик на берег. Некоторое время волоком тащила его к оврагу (тому самому, где недавно нам вешали на уши кожуру). Как дивно этот овраг гляделся после прожитой нами зловещей тьмы!
Фигура, опустив подол (дивные ножки в последний раз мелькнули), сбросила крышку ящика, стала нагибать его. Оттуда с веселым писком стали вываливаться ярко-желтые цыплята. Вразвалочку они бежали к оврагу, рылись клювом и лапками, отважно карабкались по скользким, дымящимся навозом, покатым склонам, срывались и снова карабкались!
Фигура, постояв неподвижно, вдруг привольным и гибким движением откинула капюшон - и открылась чудная девичья головка с буйными рыжими кудрями. Вот так!
8
Завороженные, мы двинулись к ней. Гладкая поверхность воды, просвеченной солнцем. С дальнего, еле видного берега долетает голос, как будто он совсем рядом:
- Алена-а-а! На инкуба-аторе была-а-а?
Мы высадились на берег. Будем тут жить, пока хватит наших сил, а не хватит - тут и умрем.
Так-так-так... Черви! Вот что нужно нам для успеха! Мы полезли в овраг.
Отодрали какой-то присохший к земле зипун - вот где влажность и настоящее богатство. Ат-личные черви! Только хватай.
- Тащи его! Уйдет!
Пока что мы червей перетягиваем, а не они нас!
Сверху на нас выплескивали лапшу и кожуру, но это не могло помешать нашему счастью, наоборот - где-то его подчеркивало.
Ласковые крестьянские дети сверху кидали в нас мелкими камешками, правда, довольно метко - и радостно вскрикивали в ответ на наши вскрики. Пришлось таз, подаренный нам Колей-Толей и предназначенный для червей, надеть нам на головы - сразу на две головы. Под меткими ударами таз громко звенел, но мы с Никитой, соединенные тазом, только смеялись. Ого! С трудом устояли на ногах. Тяжелая артиллерия! Кто бы это мог поступить таким образом? Наверняка только близкий человек. Мы глянули из-под таза... Именно! Коля-Толя. Своего таза не пожалел, лишь бы к нам достучаться!
- Давай ты! - сказал Никита.
И я, как опытный дипломат, стал карабкаться вверх для переговоров.
- Что за бардак в форме одежды? - сурово встретил меня наш друг.
Действительно: для тепла надел короткий свитер на длинную рубаху. Торчит. Непорядок! Поправим.
- Ну... как ты тут? - слегка виновато спросил я. Бросили друга.
- Нормалек! - ответил он. - Тут отлично, вообще. О...вающее строительство!
Действительно, скелеты каких-то огромных сооружений маячили вокруг.
- По-простому... - начал он фразу.
Действительно - куда уж мне сложности?
-... одно только тебе скажу: тут мазут перекачивают из танкеров в цистерны! Понял? Ну как это тебе? Остаешься?
Сказочное местечко!
А мы-то хотели позаимствовать тут чистоты, прильнуть к истокам... Но реальная жизнь!.. Мазут как форма существования.
- Ладно уж! Пошли, - снисходительно произнес Коля-Толя.
- А... где твой брат? - Я искал хоть какую-то заминку. Не так сразу! Глядел вниз на Никиту.
- Что-то ты стал тупеть в разговоре! - вспылил Коля-Толя. - При чем тут мой брат? Нашел тут себе красулю, о'кей... Ну - идешь-нет?.. А, Телефон Тарасыч! Салют! - так встретил он карабкающегося Никиту.
От такого приветствия Никита, настроенный решительно, слегка обалдел, открывал-закрывал рот, не в силах ничего вымолвить.
- Друг твой совсем стал тупой - ничего не соображает. Не просыхал, что ли? - спросил Коля-Толя у него.
- Э... - произнес Никита.
- Да и ты, я вижу, бухой. Кто трудится, а кто не просыхает. Ну ладно, пошли.
Мы с Никитой безвольно последовали за нашим Вергилием... У каждого человека свой пейзаж. С ним мы сразу оказались в бескрайнем сплетенье путей, составов цистерн и платформ, свалками по краям, на первый взгляд, хаотичными, но полными смысла для него. Шпалы черные, просмоленные...
- Что делают, а? - сказал он Никите, кивая на темную цистерну с надписью "Светлые нефтепродукты".
Тут же и жили люди. Настоящий бедонвиль... бедно-виль, сложенный из похищенного прямо тут, на станции. Коля-Толя тут свой - хотя лишь утром появился. Но... Что кому дано! А нам трудно в это войти.