— Но говорил он про тебя всё равно.
— Пэт!
— Если приготовит мне кофе, пусть болтает, что угодно, — ответила она.
— Намёк понял, — сказал Дэниел и двинул на кухню.
Я присела на кровать рядом с Морганой и заметила, что сегодня её готский наряд был экстравагантнее обычного. Сколько я её знаю, она всегда носила чёрные футболки, чёрную помаду и чёрную тушь. Сегодня же на ней была приталенная чёрная блузка с кружевной отделкой и пышными рукавами. Шею украшал широкий воротник-жабо, весьма удачно с этими рукавами сочетающийся.
И я решилась на вопрос, который уже давно хотела задать. Показала на Моргану и спросила:
— Так а почему ты всё это носишь, а?
— Пэт! — из кухни прорычал Дэниел. — У девочек такое не спрашивают! Я даже не девочка и то знаю, ну!
— Оу, — опешила я. Вот же предатель! Сам сказал, что никто Моргану не навещает и не интересуется её жизнью. — Не знала. Извини.
— А, ничего, — ответила Моргана, — всё в порядке. И не строй ей рожи! Если я говорю, что мне всё равно, значит всё равно! Не лезь не в свои дела!
К моему удивлению, Дэниел улыбнулся:
— Ну ладно. Извините.
— Ношу этот прикид с двенадцати, — сказала она, — как раз тогда я заболела и перестала ходить.
— В аварию попала?
— Нормальные люди такое тоже не спрашивают, вообще-то, — подал из кухни голос Дэниел, но теперь он уже говорил спокойнее.
На детском личике Морганы появилась неуверенность:
— Точно не знаю. Не очень помню то время. Раньше у меня были какие-то воспоминания, но потом я решила, что это часть сна. Поэтому что было на самом деле я не знаю, а вот сон помню хорошо.
— Что за сон?
— Плохой, — поёжилась она, — однажды я проснулась, а кто-то открывал дверь в мою комнату.
— Из коридора?
— Ага. И это совсем жутко. Думаю, если бы кто-то забрался в дом снаружи, мне было бы не так страшно.
— А что родители?
— Они не проснулись, — ответила она, — и теперь, когда я знаю, что это был сон, это вполне понятно. Ведь на самом деле никого там не было. Но тогда ещё пару дней я дулась, ведь сон был реально страшный, а спасать меня никто не пришёл.
— А что там было?
— Это был даже не человек, а монстр. Стоял возле кровати, но в то же время окружал её. Чёрный-пречёрный, до потолка, с множеством глаз. Он сказал: «Ну же, зови на помощь», но мне было так страшно, что я ни звука выдавить не могла. Потом он сказал это ещё раз, но тихо, и только тогда я закричала и стала звать папу с мамой.
Её кошмар уж слишком сильно походил на мой, я будто оказалась там, в темноте. Я тихо спросила:
— И что, они пришли? Ну, во сне?
— Никто не пришёл, — сказала она. И помню, ещё тогда подумала, хотя и знала, что это всего лишь сон, что никто меня не спасёт. А потом монстр спокойно, будто поздороваться зашёл, сказал:
— Они решили не спасать тебя. С этого момента ты мертва. И если будешь шуметь — пожалеешь.
— Если не хочешь, можешь дальше не рассказывать, — ответила я. Она вся дрожала и, если бы не закипающий чайник, я бы услышала, как чёрные бусины на её рукавах побрякивали друг о друга.
— Да ничего, — ответила она, — после этого я ничего и не помню. Но потом я сильно заболела и уже не могла ходить. Родители вызывали разных специалистов, но никто не мог сказать, в чём дело. Просто часто болею и всё.
— Кофе, — Дэниел сунул ей чашку. Моргана наградила его широкой черногубой улыбкой и взяла чашку. Он подал вторую мне: — Так что, вы, надеюсь, закончили обсуждать макияж и всякие ваши штучки?
— Почти, — отозвалась она, — но слова монстра «с этого момента ты мертва» прямо засели в голове. Поэтому, когда один ребёнок принёс мне вещи, оставшиеся от одной постоялицы, я решила так одеваться. Мне нравится. Может я и выгляжу, как мёртвая, но я живая. Это мой ответ монстру.
Какая она крутая. Вот бы я так могла, а не просто беспомощно руками и ногами сучила.
— Ну на мёртвую ты не тянешь, — сказала я.
Она ухмыльнулась:
— В этом и прикол. Эй, а почему твой напарник всё время снаружи торчит?
— Я запретила ему с тобой флиртовать, — объяснила я. — Он всё ещё у входа ошивается?
— Ну… вроде да. Пока не видела, чтобы он удалился. Значит ты скоро опять уйдёшь?
— Нет, он подождёт. Тоже к работе не горит желанием возвращаться.
— А что, расследование застряло?
— Просто нужно одну головоломку решить. У нас есть записи камер, которые записаны на недостаточно быстрой скорости, чтобы отследить нужные нам вещи.
К моему удивлению, она понимающе кивнула:
— Ну да, камеры видеонаблюдения не супер. Они снимают только со скоростью шестьдесят кадров в секунду, потому что человеческий глаз всё равно большего количества кадров не воспримет. Зато эти камеры заточены на чёткость картинки. А что такого быстрого вам нужно заснять?
— А что мне нужно, чтобы заснять то, что движется быстрее, чем может заметить человеческий глаз? — увернулась от вопроса я. — Типа колибри, например.
— Ну точно не камера наблюдения, — ответила она. — Для таких вещей нужно топовое оборудование: даже самая лучшая система наблюдения снимает не выше шестидесяти кадров в секунду, ведь более быстрых движений и человеческий глаз не увидит. Им важнее чёткость.
— А как насчёт нечеловеческого? — под нос буркнула я. А ей сказала: — Так значит, чтобы заснять такое быстрое движение, нужно купить…
— Дико дорогую камеру с функцией замедленного воспроизведения, — закивала она.
Не думаю, что Зеро бедствует: скорее всего он бы смог позволить себе такую штуку. Дженна Уайтлиф точно может. А если камера нужна для поимки её убийцы — то она с радостью раскошелится.