Интересно, как жутко иногда становится от вещей, которых даже не видишь. Внезапно подсевшим голосом я спросила:
— А ты?
— А что я? Мне жилось легко, ведь я наследник и эрлинг.
И тут только я почувствовала слёзы. Подняла голову — Зеро смотрел прямо перед собой, куда-то сквозь дверь. Что бы он ни говорил, их практически общее детство, которое вывернуло Атиласа наизнанку, глубоко ранило и его. Кажется, теперь я ещё чуточку лучше поняла причину этой его холодности и отторжения всего тёплого, человеческого и эмоционального.
— Ты не виноват, — яростно повторила я.
— Из-за того, кто я есть, Атиласа превратили в того, кем он является сейчас.
— Ну, это уже слишком.
Зеро коротко и ожесточённо гоготнул:
— Так ли?
— Ой.
— Если думаешь, что я отвечу на все вопросы только потому, что пьян…
Я даже проморгалась:
— Прямо вот пьян? Так вот как ты выглядишь под мухой?
— Насколько может напиться фейри, — пожал плечами Зеро, — я говорил, что укол окажет на меня действие.
— Можешь отказаться, — ответила я, — ничего нового. Я всё равно буду спрашивать. Можешь отвечать или нет. Как видишь, обычные дела.
— Спасибо, — вновь прислонился к стене Зеро, — за позволение. Начинай.
— Твоя семья… им нужен был эрлинг, так? Поэтому твоей мамой была человеческая женщина.
— Да, — прямо ответил он.
— А она… что с ней случилось?
— Умерла при родах.
Я снова подняла на него глаза. На его лбу проступила глубокая морщина — он сам не верил в то, что сказал. Явно винит во всём себя. Для фейри, отчаянно выставляющего себя холодным и безразличным во вред своей человеческой стороне, он носил в душе тяжеленный груз.
— Думаешь её убили?
Вздох Зеро прозвучал почти как смешок:
— О, Пэт! И откуда у тебя столько вопросов!
— Ну знаешь ли, — ответила я, — мы теперь семья. Так что хотя бы кое-чем должны делиться.
— Не семья. Я слишком хорошо знаю, что случается с семьёй.
Но, несмотря на слова, его рука всё ещё обнимала меня за плечи. А его подбородок явно лежал на моей макушке.
— Ага, но без семьи всё равно никуда, — заспорила я, — вон у меня она была, и, как видишь, я в порядке. Всё ещё жива.
— Но ты питомец.
— Ну да, но я вообще-то всем подряд не грублю.
Он усмехнулся мне в волосы:
— Ещё как грубишь.
— Ладно, но прямо до смерти ещё никого не обидела. Я хороший питомец.
— Ты беспокойный питомец, — вздохнул он, — пожалуйста… пожалуйста, перестань подвергать свою жизнь опасности. Мы разберёмся и с Песочным человеком, и с перитонами и с мистерами Престонами. Тебе тоже умирать не за чем.
— Поздно, ответила я, — Атилас меня уже шесть раз прикончил. Ты вот говорил, что, если буду держаться за тобой, ты не дашь меня убить. Но в последнее время только и делаешь, что уходишь, а меня оставляешь дома. И как же не умирать, если я не могу стоять за твоей спиной?
— Знаю, — сказал он, — но по-другому было нельзя.
— Да догадалась уже. А как так?
— Я слегка пьян, а не сильно пьян.
— Хочешь расскажу, что думаю?
— Больше никаких предположений и размышлений, Пэт, — он смеялся, хотя смеха слышно не было.
— Тебе стоит почаще напиваться, — посоветовала я. — Ты вот говорил как-то, что с достаточно важных Запредельных обвинения в суде снимают.
— Если дело вообще попадает в суд, — ответил он. В его словах была тихая обречённость, и я даже пожалела, что спросила, ведь ещё секунду назад он был можно сказать счастлив или по крайней мере доволен.
— И поэтому появился он, — сказала я, потому что на его лбу уже появилась знакомая морщина. — Как и говорил Атилас: появился тот, кто заботился о том, чтобы справедливость восторжествовала и виновные были привлечены к суду.
— Какое-то время их было двое. И законы За ничего не могли с ними поделать, потому что то, что они делали, не было преступлением. Но их занятие всё равно мало кому нравилось.
— И их убили, — мрачно сказала я.
— Одного да. Второй… ну можно сказать в каком-то смысле он тоже умер. Довольно, Пэт, — сонно и будто с трудом ворочая языком, добавил он, но на этот раз я поняла, что это точно конец. — Никаких допросов. Довольно разговоров.
— Конечно, — ответила я, — ещё не хватало, чтобы ты поранился, ведь ты даже не разминался.
Надеялась, он снова рассмеётся, но единственным звуком был едва уловимый храп откуда-то сверху, где его подбородок опирался на мою голову.
Глава 13