Они собирались сделать это.
Эма повторяла приемы, радуясь новому ощущению цели. Пора было снова столкнуться с Ноэ, но на ее условиях. На их условиях. Саитама долго страдал из-за боли от потери родителей, хотел отомстить за них. Она могла помочь ослабить страдания, убрав Ноэ раз и навсегда.
Убивать, когда необходимо. Смерть Ноэ была необходимой.
Ее попадание сюда было странным поворотом судьбы. С тех пор, как она покинула Тайшо, она помогала всем против Фракции, как могла. Клан Рен не отличался, один из последних кланов, которые боролись. Преуспеют они или нет — это вряд ли что-то изменит. Но они не могли сдаваться. Ситуация была серьезной, и если они могли раскрыть связь Фракции с ши-но-кагэ, то был шанс сделать это через Ноэ.
И они попытаются.
Мышцы двигались плавно, руки и ноги были удивительно легкими, ее тело ощущалось как новое. Поразительно. Та рана должна была убить ее, но она была сильнее, чем обычно. Даже ее катана казалась легче, чем она помнила. Это могло быть связано с меткой, ее связью с Назэ? Ее давним притяжением к теням?
Чего-то не хватало, что-то не давалось. Назэ дал ей намек, но что это означало?
— Лейтенант Мацукара? Вы там?
Сенмей. Что он тут делал? Окуро и его подельники были обнаружены, и Саитама сообщил о ее присутствии — и невиновности — всему поместью. Она впервые видела его с нападения на них.
Она отодвинула дверь, но не впустила его внутрь. Она относилась к нему настороженно, ведь Саитама не включил Сенмея в клятву.
— Тебе что-то нужно?
— Ах, ты все-таки тут, — в его голосе смешались удивление и облегчение. — Прошу прощения, но я переживал, пока тебя не было. Особенно из-за твоего состояния. Хотя я рад видеть, что ты снова на ногах, — он посмотрел на ее меч. — Кто-то заботился о тебе? Я слышал, тебя сильно потрепали.
Он говорил вежливо, как обычно, но слова звучали быстрее, чем раньше.
— Мне уже помогли, но спасибо за тревогу.
— Хорошо, хорошо. Я неописуемо рад, что ты вернулась, и целая. Дело с Окуро было ужасно неожиданным, — он похлопал по своей перевязанной руке. — И я пострадал в ту ночь. Хотя не собираюсь преуменьшать твой мучительный опыт. Прости.
— Сенмей, ты в порядке? — он бормотал, глаза были немного рассеянными. Даже его волосы и одежда были мятыми, словно он одевался впопыхах.
— Да, а почему нет? О, — он полез в свой рукав. — Я кое-что тебе принес. Арина услышала, что ты вернулась, и настояла на маленьком подарке, чтобы приободрить тебя. В честь возвращения домой, хоть ты уже вернулась к нам. Если бы я знал раньше, мы бы тебя встретили, — горечь появилась в его голосе. Он был обычно спокойным и сдержанным, и Эма ощущала трещины в его тоне.
Это подтвердило то, что она подозревала. Саитама не включил Сенмея в свой круг доверия, не только в клятву. Он тоже сомневался в верности брата. Она ощутила боль в груди от этой мысли.
— Спасибо, но подарок не обязателен. Арине нездоровится? Странно, что она не принесла его сама.
— Она занята. Как ты понимаешь, все взволнованы из-за появления лорда Ноэ. Я добавлю, лейтенант, что я надеялся увидеть, что ты здорова, своими глазами. Так что принес это вместо нее, — он вручил ей коробочку.
— Благовония?
— Хорошего качества, насколько я понял. Боюсь, у меня нет чутья для такого. Решай сама, будешь ли использовать, но, прошу, прими.
Она кивнула.
— Я отблагодарю Арину в нашу следующую встречу.
— Думаю, она будет рада.
— Сенмей, тебе стоит отдохнуть. Ты бледный, — и он был сам не свой.
Он похлопал по своей руке.
— Полагаю, мне нужно последовать совету, который я даю другим, хм? Мне не хватало отдыха, и после неожиданного прибытия Ноэ… — он умолк и опустил взгляд. — Я надеялся, что мы сможем еще обсудить ши-но-кагэ, но, может, когда я буду ощущать себя собой.
— Да, звучит неплохо, — она стала закрывать дверь. — Береги себя.
Он низко поклонился.
— И ты.
Сенмей пошел по коридору, и она закрыла дверь до конца. Его потрясло все, что произошло, или было что-то еще? Его волнение пробивалось сквозь его вежливость. И Саитама скрывал ее присутствие даже от своего брата, так что тоже что-то подозревал.
Но что?
Эма прошла в комнату, крутя коробочку. Она не любила благовония, но создатель был из столицы, на коробочке была эмблема империи, а не только творца. Где Арина это достала? И запах был странно знакомым.
Она открыла крышку, понюхала и чуть не выронила коробочку.
Сладко. Ужасно сладко. Ее сердце забилось быстрее, она вспомнила, когда впервые ощутила этот запах.
Не может быть. Эма села возле лампы, сунула палочку между камней и зажгла ее.
Духи, она не ошиблась. Пьянящий запах, который Ноэ использовал, когда встретил ее в первый раз. Та ужасная встреча, когда он уничтожил все, во что она верила.
Почему это было у Арины? Странное совпадение.
Но она не верила в совпадения.
Голова сильно гудела. Эма прижала ладонь ко лбу, опустилась, зажмурилась. Комната кружилась. Она легла на спину, открыла глаза. Прямые линии балок дрожали над ней, извивались, изгибались, крутились.
О, духи…
Она вскинула руку перед лицом, ее мутило, желудок хотел опустошить содержимое. Ни в чем уже не было смысла. Где она была? Почему все так сильно двигалось?
Холод пробежал по ее телу, а потом все потемнело.
Резкий запах гари бил по ее носу, словно гнилое мясо сожгли до черного, лишив запах сладости. Она пыталась открыть глаза, но все было размытым. Она двигала ртом, но не издавала ни звука.
Снова тьма.
Боль пронзила ее живот. Черные силуэты крутились перед глазами. Тени?
Дерево проехало по дереву. Стук. Тихие шаги по татами.
Там кто-то был.
Ладонь на ее груди, другая сжала ее руку. Эма дёрнулась, но тело не слушалось. Словно его придавили тысячей камней. Ей нужно было дышать, нужно было двигаться.
Теплая кожа задела ее щеку. Горячее дыхание щекотало ее ухо.
— Надеюсь, ты это переживешь, ради нас обоих, — сказал низкий голос, отчаянный и с ноткой жестокого веселья.
Боль ударила ее по лицу, и все побелело.
Ледяная вода текла между ее пальцев, она ощущала рябь волн, но влаги не было. Холодный воздух набегал и отступал вокруг нее, окутывал ее тело одеялом белого света, такого яркого, что она больше ничего не видела.
А потом услышала голоса.
Невнятные слова и звуки смешивались и текли резким сбивчивым языком, но в этом не было смысла. Не лиричный звук ее языка, который легко срывался с губ. Примитивный звук. Голоса становились громче, их было все больше. Тысяча разговоров, которые она не могла понять.
Холод. Жуткий и бесконечный холод.
Кто-то говорил рядом с ней, но она не могла разобрать слова или узнать голос. Гул незнакомых голосов поднимался над ней волной, заглушал того, кто говорил неподалеку.
А потом голоса и свет пропали. Тишина была внезапной, бросила ее во тьме.
Она резко вдохнула и открыла глаза.
Она была одна.
Ей нужно было убираться отсюда. Приторный запах ванили, цветов и меда смешался с едким запахом гари, и это вызывало тошноту.
Эма вышла на веранду, скрытую тенями. Они следовали за ней, пока она уходила, шатаясь. Она спустилась в сад, тени звали ее.
Сюда.
Она согнулась, держась за бок. Резко вдохнув, Эма зажмурилась от боли.
Колени дрожали, она упала на землю, и ее стошнило. Она отошла, споткнулась об камень и рухнула. Запах земли заглушил приторный аромат. Ее глаза закрылись, она уже не могла ни о чем думать.
* * *
Акито ощущал ее тревогу острее ножа в груди. Он не ожидал, что обнаружит ее на земле в саду, уловит из ее комнаты приторный запах, который давно не ощущал.
Он осторожно перевернул ее. Еще живая, тяжело дышала. Ран не было заметно, но ее щеки пылали. Лихорадка?
Капля воды упала на его голову. Потом еще одна.
Акито поднял Мацукару и закинул на свою спину, обвил руками ее обмякшие ноги. Облака закрыли луну, капли дождя капали все сильнее. Он побежал во тьме к своей комнате. Она бормотала что-то у его уха, потом застонала с болью, и звук сотряс его тело. Еще стон, протяжный и низкий, а потом она притихла и замерла.
Тот звук пронзил его так, как он не ожидал. Он стиснул зубы. Связь уже все усложняла, и с ее телом, прижатым к его, было почти невозможно закрыться от нее.
Гром загудел в небе, когда он добрался до своей комнаты. Внутри он опустил ее на футон. Молния вспыхнула за ним, озарила ее тело. Он закрыл дверь и зажег лампу.
Она поежилась, снова застонала и сжалась в комок. Он опустился на колени рядом с ней, прижал ладонь к ее лбу. Горячий, несмотря на промочивший ее прохладный дождь. Акито знал немного об исцелении, но это точно была лихорадка. Эмоции бушевали в ней. Что-то было не так, неправильно.
Он убрал ее мечи, развязал узел оби, пальцы скользили по знакомой ткани. Он три ночи часами восстанавливал пояс. Потрепанный от времени в пути и порванный в бою с тенью у онсена, пояс был хорошим, красная нить сплеталась с черной, напоминая ему смелость и кровь. Она была с этим поясом, когда он нашел ее в Нагеями-то, а потом в Айзен-мачи. Он подозревал, что пояс что-то означал для нее.
Он моргнул, сосредоточился на задании. Руки дрожали, пока он развязывал ткань. Как он мог убивать и калечить без сомнений, но робеть, когда нужно раздеть женщину?
Не просто женщину. Воина, убийцу, как он. Они были в этом равными.
Только один слой, чтобы ее тело остыло.
Он вытащил ее руки из рукавов, опустил их на ее грудь. Он замер и пригляделся. Красные следы…
Порезы. Параллельные аккуратные линии.
Свежие.
Гнев опалил его грудь. Кто это сделал?
Благовония, ее потеря сознания, тревога во сне…
Он разобрался с Окуро и его подельниками, но кто-то все еще хотел ей зла. Но для чего были эти порезы? Они не просто так были выше ее локтя. Кто-то хотел не только пустить ей кровь, но и собрать ее кровь.
Она шумно дышала.
Лихорадка.
Он снял свой шарф, намочил его под дождем, сложил и опустил на ее лоб. Он смыл грязь с ее лица и ладоней, смотрел, как ее грудь вздымалась и опадала, пока она спала. Гроза снаружи усилилась. Лихорадка была под контролем, но его беспокоило то, что ее не удавалось разбудить.
Он мог…? Это сработало, когда он попытался забрать ее боль.
Их связь становилась сильнее с каждым днем. Ему стоило ей показать? Он подумывал отослать ее на гору Цу-рен. Мицуги обеспечит ее безопасность. Но Мацукара не станет слушать. Она глубоко погрязла в этом, и она знала это.
Он опустил ладонь на ее руку, другой коснулся ее щеки. Хоть ему было не по себе, он заставлял себя поддерживать контакт. Ледяная дрожь пробежала между ними, вызывая ощущение, которое ему было тяжело понять. А потом он увидел Ноэ глазами Эмы. Тот подошел к ней, заполнил поле зрения. Пронизывающий страх. Неоспоримый стыд. Грубые ладони…
Кошмар? Или что происходило?
— Назэ… — выдохнула она, в голосе были ужасные страдания, пронзившие его, вызвавшие желание защищать. Даже без сознания она ощущала его. Он выбрался из е эмоций, миновал поверхность и опустился глубже, искал источник холода. Он вскоре выманил это из нее, забрал в себя. Он не мог забрать все, но хотя бы ослабил страдания.
Закончив, он прервал физический контакт и отвернулся. Они не сразу восстановятся.
Когда гром замедлился, и дождь стал мелким, Акито вышел в коридор. Она будет пока что в безопасности, и он уйдет ненадолго.
Он вернулся к ее комнате, дверь в сад еще была открыта. Благовония догорали, но еще не погасли. Он прошел внутрь, миновал смятые одеяла ее футона, сжал кончик палочки, чтобы потушить ее.
Запах Илии.
Кто дал это Мацукаре? Не Саитама. Командир убрал все от Илии из поместья, а вещей было не так и много.
Акито прошел по периметру комнаты, вернулся к ее футону.
Вот. Он отодвинул одеяло. Точка, будто капля чернил, на татами. Он коснулся и ощутил холод, сущность ши-но-кагэ.
Сенмей.
Та точка не была доказательством, и было бы сложно уговорить Саитаму. Без допроса его брата, а Саитама медлил с этим. Может, уже слишком долго медлил.
Он вернулся в свою комнату, проверил Мацукару, сев рядом с ней. Она шевелилась и порой постанывала, но спала всю ночь.
Одержимость Сенмея ши-но-кагэ беспокоила его с самого начала, но он сомневался, что его исследования подберутся так близко к теням. Те образцы с жертв. Кровь Мацукары, отмеченной ши-но-кагэ. Сенмей мог знать связь? Или он преследовал невозможную теорию?
Но налетчики Фракции, сопровождающие ши-но-кагэ, были тронуты тенью.
Он уже не мог скрывать свой позор. Раскрытие поступков Сенмея означало раскрытие его поступков. Саитама после клятвы мог не простить его так просто.
Акито сторожил Эму, близился рассвет. Без дождя и грома только его имя на ее губах отвлекало его от беспокойных мыслей.