- И она бросилась к тебе.
- Бросилась. Исповедовалась целый час.
Он даже вспыхнул - так ему стало интересно, даже развеселился, несмотря ни на что.
- Значит, я был прав. Видишь, я знаю человеческую нaтуpy - до самого донышка.
- До самого донышка. Она приняла мои слова за чистую монету.
- Что публика жаждет ее услышать?
- Что не примет отказа. Вот она и выложила мне все.
- Выплеснула?
- Выговорилась.
- Излила душу?
- Скорее, поняла и использовала свой шанс. Продержала меня до полуночи. Рассказала, употребляя ее слова, все и обо всем.
Они обменялись долгим понимающим взглядом, и, словно ободренный им, Байт дал волю языку:
- Ну и ну! Потрясающе!
- Это ты - потрясающий! - парировала Мод. - Так все сообразить. Ты таки знаешь, что такое люди - до мозга костей.
- Подумаешь, что такого я сообразил!.. - Больше в эту минуту он себе ничего не позволил сказать. - Не будь я полностью уверен, не стал бы я тебя подбивать. Только вот что, если позволишь, я не понимаю: когда ты успела так забрать ее в руки.
- Конечно, не понимаешь, - согласилась Мод и добавила: - Я и сама не совсем понимаю. Но раз уж я забрала ее в свои руки, теперь ни за что на свете не выпущу.
- А ведь ты прикарманила ее, не обижайся, обведя вокруг пальца.
- Вокруг. Потому-то мне и стыдно. Когда я вернулась домой со всей этой исповедью, - продолжала она, - я уж дома всю ночь до самого утра перебирала ее в мыслях, а поняв, в чем дело, решила: не могу... и предпочту краснеть от стыда, не сделав для нее обещанного, чем предать ее признания гласности. Потому что, понимаешь, они были... прямо скажем, были чересчур, - пояснила Мод.
Байт слушал, вникая в каждое слово.
- Они были такие замечательные?
- Бесподобные! Страшно любопытные!
- В самом деле, настолько захватывающие?
- Захватывающие, преинтересные, ужасные. Но главное - совершенно правдивые, и в этом все дело. В них она сама... и он, все о нем. Ни одного фальшивого слова, а только слабая женщина, растаявшая и расчувствовавшаяся сверх всякой меры, но и исходящая гневом - как носик чайника паром, когда в нем закипает вода. Я в жизни не видела ничего подобного. Излила мне все до конца - как ты и предсказал. Так вот, прийти сюда с этим багажом, чтобы торговать им - через тебя ли, как ты любезно предложил, или собственными бесстыдными руками, продав тому, кто даст наивысшую ставку, - занятие не по мне. Не хочу. И если это для меня единственный способ заработать деньги, предпочту умирать с голоду.
- Ясно. - Говарду Байту и впрямь все стало ясно. - Так вот чего тебе стыдно.
Она замялась: она чувствовала вину за как бы невыполненное задание, но в то же время оставалась тверда.
- Я знала: раз я не пришла к тебе, ты догадаешься и, конечно, будешь считать пустой балаболкой - так же, как и она. А я не могла объяснить. Не могу... ей не могу. Получается, - продолжала Мод, - что, промолчав, я совершу - говоря об ее отношении ко мне - нечто более бестактное, более непристойное, чем если выставлю ее напоказ всему миру. Раззадорив и вытянув из нeе всю подноготную, я затем отказываюсь выйти с этим на рынок, тем самым разочаровав ее и обманув. Ведь газетчики уже должны были кричать о ней, как лавочники о партии свежей селедки!
- Да, несомненно, так! - Байт был задет за живое. - Ты попала в сложное положение. Сыграла, знаешь ли, не по правилам! Наш кодекс позволяет все, кроме этого.
- Вот именно. И я должна отвечать за последствия. Я себя запятнала, мне и быть в ответе. А ответ тут один - кончать. То есть кончать со всем этим делом. Ну их совсем!
- Кого? Газеты? Прессу? - спросил он так, словно ушам своим не верил.
Но изумление это, она видела, было преувеличено - они обменялись даже слишком откровенным взглядом.
- Да пропади она пропадом, эта Пресса! - воскликнула Мод.
Пo его лицу сквозь горечь и усталость скользнула сладчайшая улыбка, какой еще на нем ни разу не бывало.
- Ну да, мы, между нами говоря, - дай нам только развернуться - им еще покажем! Прихлопнем! А то, что может дать тебе ход, и отлично дать, ты пустишь по ветру? - спросил он. И, поясняя, добавил: - Ты ведь жаловалась, что тебе не пробиться в печать. И вдруг одним махом проскочила. Значит лишь затем, чтобы с отвращением сказать: "Я... здесь?" Где же, черт подери, ты хочешь быть?
- Ах, это уже другой вопрос. Во всяком случае, - заявила она, - могу и полы мыть. Тогда, может, смогу возместить миссис Чёрнер обман: вымою у нее полы.
Он только коротко взглянул на нее.
- Она написала тебе?
- Да, и с большой обидой. Мне вменяется проследить за этой публикой из "вырезок", и она полагает увидеть свое имя в газетах самое позднее завтра утром (то есть - позавчера). И хочет знать, каковы мои намерения.
- И что ты ответила?
- Что ей, конечно, трудно будет это понять, но, расставшись с ней, я вдруг почувствовала, слишком она хороша для такого рода дел.
- Тем самым подразумевая, естественно, что и ты тоже?
- Да, если тебе так угодно, тоже. Но она исключительное явление.
У него мелькнула мысль:
- А на "кирпич" она не пойдет?
- О Боже, нет!
- A в "осколки"?
- Пожалуй, - сказала Мод после длительного раздумья.
Он, очевидно, понял смысл затянувшейся паузы и, поняв, сдержался, помедлил мгновение, чтобы затем повести разговор уже совсем о другом:
- Кажется, ты утверждала, они не кусают!..
- Увы, я ошиблась, - сказала она просто. - Стоит им разок отведать крови...