Всё, что мы увидели в Филипс Академии, я понял как создание сверхпрочной оболочки для защиты того детского хрустального мира.
Филипс Академия воспитывает высокопробного, без трещинки, капиталиста с младых ногтей. Кого воспитывают наши школы?
Кого? Без трещинки...
И какие школы хотя бы в схеме, мы можем попробовать как образец для наших коммунальных школ или училищ — конечно, Академия Филипс Андовер нам ни указ. И ни к чему.
Заводы и научно-производственные объединения сейчас хотят подтащить старшие классы к себе, чтобы из них отбирать технически одаренных ребят. Пусть.
Я же говорю о школе как о духовном принципе. Что в основе?
Сдаётся мне, что ответ на этот вопрос, по крайней мере достаточный для меня, я получил в "Яблоневой долине".
Люди прожили на космической станции год и не сошли с ума — это наполняет нас надеждой. Но то, что школьники могут изо дня в день учиться в классах без стен и не мешать друг другу, — звучит, по меньшей мере, как анекдот из пионерской жизни.
Но "Яблоневая долина" именно та школа, из-за которой можно слетать в Америку, — школа без стен.
Ее придумал и спроектировал учёный-педагог Джеймс Ф. Басен. Он же убедил власти штата Миннесота и финансовых воротил дать ему деньги на строительство. И построил ее. И сейчас он в ней директор. В городе Миннеаполисе.
По архитектуре школа представляет собой друзу тесно связанных разноформатных объёмов, выполненных из красного кирпича. Красная скала на зеленой поляне. Вокруг школы парк, даже с сосновым лесом. Сосны подступают к ней вплотную.
Мы пришли в эту школу как снобы — мы уже столько видели. И что ещё возможно после Филипс Академии — может хрустальные люстры в сортирах и столовое серебро?
Но школа была с типовой мебелью — сине-белой.
Четыре спортивных зала. Свой театр — настоящий, похожий на ленинградский ТЮЗ, только меньших размеров и с мягкими синими креслами в зрительном зале. Я сказал Джеймсу Ф. Басену, что в нашем ТЮЗе сплошные скамьи — они якобы способствуют динамическому диалогу, то есть локтевому обмену мнениями, что тоже важно. Он задумался и ответил:
— Наверное, для маленьких ребят это имеет значение, и для средних тоже, но для старших нет. У них на первый план выходит чувство собственного достоинства. В "Яблоневой долине" учатся только старшие.
Им преподают балет, танцы ретро и современные стили. В школе четыре оркестра: два симфонических, духовой и джазовый. Хоры. Театральная студия. Изо...
— Искусством загружены, может быть, перегружены, — сказал директор. — Зато у нас нет проблемы с наркотиками, как в некоторых других школах.
О наркотиках в Филипс Академии вопрос не поднимался, наверное, этот вопрос там посчитали бы некорректным.
В "Яблоневой долине" не было учебных кварталов, мраморных музеев и школьных храмов: кабинеты физики, химии, биологии возникали как бы прямо в коридоре в широких рекреациях, где с потолка из каких-то вспомогательных помещений спускались лабораторные столы, уже оснащенные для проведения урока.
Директор и его штаб сидели в коридоре за барьером — все на виду. Учительские столы тоже стояли в рекреациях — синие с белым.
И что очень важно, я бы сказал — поразительно: в школе в 2300 учениками, с хорами, оркестрами, спортивными играми тишина была, как в библиотеке. И дело тут не только в прекрасной звукоизоляции, но и в самих школьниках.
Когда мы поднялись на открытую галерею, где располагались классы, у меня буквально подкосились ноги — в классах не было стен. Честно говоря, я в это не верил, думал — метафора. Не было стены, которая отгораживает классы от коридора. Стена, где окна, естественно, была. Стена, где висит доска, тоже была. А вот где дверь — той стены не было. И двери не было. Был сплошной ковер табачного цвета.
— А ты отрицал роль ковра, — сказал мой друг ясноглазый. — Без ковра сейчас невозможно. И школьники босиком. Или в носках?
Я понимаю его подтрунивание надо мной, но это нужно было испытать самому. Это как если бы лошадь заговорила. Мы проходили на цыпочках мимо классов, а ребята на нас внимания не обращали. И учителя на нас внимания не обращали. Один парень на полу сидел, но на нас внимания не обращал. Они жили в другом, сосредоточенном мире, в другой системе координат. Мы для них были тенями, ноуменами или той вороной, которая за окном клюет свою ногу. Привыкать к такой полностью открытой жизни было трудно и ученикам, и особенно учителям. Многие учителя не выдержали — ушли. Но те, кто остался, увидели результат. В "Яблоневой долине" самое высокое качество знаний в штате, а по поступаемости в колледжи и университеты "Яблоневая долина" не уступает лучшим частным школам. Более того — в "Яблоневой долине" есть классы для ребят умственно отсталых. Правда, эти классы имеют и стены, и двери. "Учатся они по отдельной программе, но живут в нормальной среде, где им и положено жить. И поют в общем хоре...
— Ученики привыкли уважать свою работу, работу других. Привыкли ценить соседа за понимание. Привыкли сдерживаться. Очень хорошо, когда в людях воспитана сдержанность, — сказал Джеймс Ф. Басен.
Вот я и пытаюсь писать о "Яблоневой долине" сдержанно, иначе получился бы сплошной восклицательный знак.
Уходя из школы, мы остановились перед компьютерным центром. Ребята что-то вычисляли и хмурили высокомудрые лбы. Я спросил у девочки, работавшей у самого барьерчика, отгораживающего центр от общего коридора: над чем она трудится?
Девочка покраснела — наверное, у нее не все шло гладко — и ответила шепотом, что ей нужно рассчитать бюджет фирмы "Дженерал моторс" с учетом повышения цен на некоторые виды алюминиевого проката.
— Ну и как?
— Трудно. В каких-то моментах фирме придется либо отказаться от алюминиевого проката, либо изменять технологию.
-Да ну? — прошептал я.
Она печально кивнула.
Я не говорю о том, что нашим ребятам пора бы попробовать хоть разочек рассчитать бюджет своей семьи на год, чтобы понять, что откуда берется и куда уходит, просто жаль, что нету березовых компьютеров, рубленых в лапу без единого гвоздя. Вот бы радость была руководителям народного образования, вот бы "на ять"! Хотя думается мне, что наше народное образование, как и наши леса, как и наша береза, были отданы кому-то в концессию на сплошной поруб.
Я задал Джеймсу Ф. Басену свой вопрос: "Кого воспитывает его школа? Или — что, как духовный принцип?"
Он ответил:
— Доверие.
И, наверное, пытаясь подобрать для меня, как для марксиста, понятную метафору, пояснил:
— Доверие делает первую букву в слове "человек" заглавной. Это единственное важное сегодня дело. А когда "Человек" будет писаться с заглавной буквы, то эксплуатация Человека Человеком сделается невозможной — только сотрудничество, только диалог.
И ведь как ни верти, но придется признать, что именно народное образование, школа — это и есть Дерево всех людей.
— А как же дуб? — спросит меня мой ясноглазый друг. — Как же твое царь-дерево среди берез?
— А так...
Стоят березки на пологих склонах холмов. Стоят в кружок. Может, рождается новое дерево. Может, Бог даст, — дубок.
Вырастет в нашей душе сад, но только в том случае, если в детстве не закатали нас, как щебенку, под асфальтовый путь к вершинам. Если у нас самих было достаточно выдержки, чтобы не погубить наш сад в дружбе с птицами-хохотухами, рвущимися ради красного словца или фиги в кармане превратить все вокруг в пустыню спора и галдежа. Если у нас хватало времени помнить о нашем саде в повседневных горестях и заботах и удобрять его. Нет, не специальными знаниями, а лишь теми, которые отбирает для себя наша душа, лишь теми, что привозят на лошади с голубыми веснушками.
И чем проще тот сад, может быть и всего-то два дерева, но здоровых и крепких, тем легче человеку оставаться самим собой.
— Что в саду вашем?
— Розы.
— Что в душе вашей?
— Розы.
— Стыдно, товарищ!