— Здорово, что вы сотворили, — сказала она, краснея, — вы очень любили ее?
Жан Дюпон испытывал адские муки. Он хотел все объяснить, но сил не было, и он отвернулся.
— Ах, если бы все мужчины были такими как вы! — продолжала она, (и чувствовалось, что она имела в виду определенного человека), — вы очень страдали?
Жан Дюпон посмотрел на нее. Она с волнением ожидала его ответ. И боялась разочароваться. Он ее пожалел и сказал:
— Это было невыносимо!
— Вы решились на это спонтанно?
— Да…Нет…Ну, не очень-то соображаешь в такой момент.
Он замолк. Эта ложь удивила его, и он испытал отвращение к самому себе. Ему было стыдно, что им восхищались больше, чем он заслуживал.
— Когда встречаешь таких мужчин как вы, начинаешь снова верить в любовь, — сказала она. Жан принял скромный вид.
— Давайте не будем об этом, — пробормотал он. И машинистка удалилась в восторге. В последующие дни еще несколько коллег навестили его, и все выражали свое восхищение его рыцарским поступком и постоянством чувств. Почта приносила ему анонимные письма, согревавшие сердце: «Хотелось быть любимой как любишь ты». Подпись: «Неизвестная блондинка».
А также маленький стишок:
«Ты, который хотел умереть из-за нее,
Не желаешь ли жить ради меня.
Я совсем не жестокая,
Позови меня, и я твоя».
Подпись: «Коллега, которая любит возвышенные страсти». Мнение окружающих медленно разрушали внутреннюю убежденность Жана Дюпона. Он старался вспомнить, какое у него было состояние души, когда он посетил Дениз в последний раз. Действительно ли он собирался порвать с ней в тот день? Чувствовал ли облегчение, когда она ему сказала, что более не нуждалась в нем? Точно ли он сказал «уф!», закрывая за собой дверь? Да, тогда у него пропали возвышенные чувства к Дениз. Но его нежность к ней не была затронута. В душе-то он страдал, узнав о том, что она предпочла австралийского дантиста. Он не хотел ей признаться. Он и себе не хотел признаться из-за гордости. Тем не менее, в его душе образовалась рана, еще кровоточащая. Когда автомобиль мчался прямо на него, смог ли он избежать столкновения? Похоже, что бессознательный приказ задержал его на месте. Он явно не бросился под колеса. Но если он не смог избежать наезда, стало быть, он потерял вкус к жизни.
«Вот правда, единственная правда» подумал он.
Когда Жером Клиш навестил его еще раз, то спросил:
— Как моральное состояние?
— Не очень, старина! Ничего не изменилось.
И он спросил о Дениз. Занята ли она? Выглядит ли она грустной, подавленной, виноватой? Думает ли она навестить его? Жером Клиш, очень обеспокоенный, вынужден был ответить ему, что она даже не поинтересовалась его здоровьем.
— Она такая же гордая, как и я, — сказал Дюпон, — Она не хочет показывать, что жалеет меня.
Когда коллега удалился, он попросил медсестру привезти ему коробку из-под обуви, где он хранил письма и фотографии своей любовницы. Он перечитывал длинные послания, где каждая фраза пробуждала различные воспоминания. Он утомлял свои глаза и сердце, созерцая изображение той, ради которой он, кажется, хотел умереть. Почему она не навещает его? Она была виновата в случившемся. Он это знал. Боялась ли она поддаться состраданию? Боялась ли она вернуться к нему? Он попросил медсестру написать письмо под его диктовку: «Моя Дениз, я тебя прощаю и жду. Приходи. Жан.».
Следующая неделя была для него ужасным испытанием. Дюпон вздрагивал при малейшем звуке шагов в коридоре больницы. И когда какой-нибудь дружок заходил к нему в палату, он встречал его недобрым взглядом. И вскоре его обескураженные коллеги прекратили навещать его. Долгими нескончаемыми днями он оставался в одиночестве, грезя, разговаривая вслух, плача. Он обращался к фотографии Дениз. Он отвечал сам себе, как бы это сделала она. Он кусал уголок своей подушки. Медсестры его побаивались и спрашивали, что это за существо, которое свело его с ума. Однако они соглашались вновь писать к Дениз Паке. Все письма оставались без ответа.
* * *
После двух месяцев, проведенных в больнице, Жан Дюпон вернулся домой. Врач разрешил ему прогулки не более часа. В первую же прогулку он решил наведаться к Дениз. Стоя перед ее дверью на пятом этаже, он чувствовал сильное биение сердца, ему пришлось прислониться к стене. «Сейчас я ее увижу, сейчас я увижу ее, — повторял он себе, — и все будет как раньше». Он позвонил. Но никто не отозвался. Он позвонил еще раз, два, три. После каждого звонка тишина пустой квартиры вызывала у него паралич. Он начал бить в дверь кулаком.
— Кто вам нужен? — закричал голос с нижнего этажа. Жан Дюпон облокотился на перила лестницы и увидел консьержа, поднимающегося к нему.
— Мадемуазель Дениз Паке, — обратился Жан Дюпон
— Вот уже три недели, как она переехала.
— Три недели?
— Ну да, после ее свадьбы, что ли!
Дюпон медленно спустился по лестнице и вышел на улицу. Он бродил почти два часа в этом районе, оглушенный, несчастный, но спокойный. Странная жизнь начиналась для него, непохожая на прежнюю. Он смотрел на спешащих людей, освещенные витрины, и какое-то особое удивление охватывало его. Он думал, что жизнь шла своим чередом, а он стоял на краю мира. Он оказался на бульваре Монмартр. Шел сильный дождь. Световая реклама освещала мокрый асфальт. Такси стояли посредине мостовой. В черном небе гуляли лиловые облака. Машины на большой скорости проносились вплотную к тротуару. Жан Дюпон втянул голову в плечи, прижал локти к телу и, когда машина была от него в двух метрах, бросился под колеса. Раздались громовые раскаты, чудовищный удар, что-то вспыхнуло и обрушилось. Когда его подняли, он уже не дышал.