Помню, как я умер.
Быстро это не было.
Ехал от друга. Жил он в новострое, на последнем этаже — пятнадцатом. Стояла последняя летняя ночь, 31 августа, порядка уже полуночи. Впрочем, из лифта неба было не видать. Странный лифт, спускался так медленно, с надоедливой мелодией.
На пятнадцатом вместе со мной в очаг химически-белого света шагнул еще незнакомец. Спутанные сальные волосы, ветровка с Микки Маусом. Ехали молча. Я стоял у стенки, он у дверей. На двенадцатом начал он.
— Ты знаешь, у меня есть друг.
Мне было плевать на этот раздражающе тонкий голос. Мне было интересно, словлю ли я с своего состояния похмелье — завтра в универ, на парах будет плохо.
— Он иногда говорит со мной.
Ой, вообще весело. Наткнулся на сумасшедшего. Немного страшно, но алкоголь шепчет, чтобы я был спокоен. Послушаю его.
— Он говорит, что паромщик. Странный, но паромщик. Говорит, что отправляет людей в путешествия по другим мирам.
Может, обдолбанный. Что он до меня докопался?
— Никогда не хотел увидеть другие миры?
Не.
— Он просит, чтобы я отправил тебя в путешествие.
Одиннадцатый этаж. Незнакомец кинулся на меня, вдавив в стену. Что-то ледяное обожгло живот. Больно.
Сполз по стене, прижал руки к животу. Глянул. Руки багрово-красные.
Горячо рукам. Лицу холодно. Безумец с крошечными зрачками прижимает к щеке окровавленное лезвие обычного ножа.
— Милый мой, я сделал так, как ты хотел. Он идет в путешествие…
Как больно. Мои ноги бьют по стали новенького и такого медленного лифта. Могила на двоих. Холодно.
— Как ты и просил, до позвоночника. Артерия, да. Да почем мне знать?
— Ты должен был прочесть атлас. Они должны уходить быстро.
Странный шепот. Холодно. Слишком яркий свет. Со всей силы жму на живот. Закрываю рану. Холодно.
Девятый этаж. До первого так далеко.
Безумец самым натуральным образом баюкает нож. Деревянная рукоять, хищное лезвие, символ, царапающий глаза. Холодно, как же холодно.
Не получается закрыть, лежу в луже, и еще холодно. Как же, твою мать, холодно.
Закрыл глаза — слишком яркий свет. В ушах пищит, по лицу бегают не мурашки, а муравьи. Не рано? Я еще не умер.
— Давай быстрее, ему холодно.
— Закончу, хорошо. Он уже почти умер, но хорошо, раз ты так хочешь…
Что-то обожгло живот еще раз. И еще. Больно и холодно. Ужасающе холодно.
Не доехал до четвертого этажа.
***
Первое, что помню — теплое молоко. Глаза не открываются. Да и фиг с ними, главное, молоко рядом. Из чего-то мягкого и теплого. Рядом сучат лапками братья и сестры. Теплые. Бьемся за молоко. Иногда пищим, пробуем голоса.
Подполз к мягкому, на ощупь. Присосался. Наполнил живот молоком. Отполз спать. Смыть, повторить.
Долго так время провел. В какой-то момент теплое и мягкое пропало. Долго звал маму, но она не приходила. Тогда пришлось открыть глаза, найти длинное тело матери и подковылять к нему. Вкусно и тепло. Все просто — ешь и расти.
Это было невероятно простые недели жизни. Жаль, недолговечные. Скучаю по этим временам.
Со временем, мои лапы окрепли. Я выбирался из пахнущего деревом ящика, падал на пол, каждый раз. Исследовал этот странный мир. Помню эти моменты плохо, наверное, это из-за того, что мозг имел совершенно иное строение. Мыслил образами и запахами, абсолютно без слов. Помнил только, как ушел из ледяного белого света.
Четыре деревянных столба. Сверху пахло хлебом и еще чем-то съедобным, но странным. Высокая плоскость с соломой — было трудно забраться. Мягко, но по другому. Двуногий розовый согнал. Собственно, все. Ну, еще ящик с мамой и братьями-сестрами. Два брата, три сестры. Проще меня, так чувствовал. Будто я больше понимаю.
Незаметно я начал проводить больше времени вне ящика. Тогда рядом появилась миска с мелко рубленным, розовым мясом. Ел и урчал, шутливо сражаясь с братьями и сестрами за еду.
Когда почти перестал заходить в ящик, мама куда-то пропала. И весь дом. Меня куда-то отнесли, и я долго сидел на ужасном холоде. Звал маму, но она не отвечала. Ни братьев, ни сестер. Хотел уйти, но холодные прутики мешали мне.
Ненавижу холод.
Сидел, ничего не оставалось. Еды нет, голодно, очень холодно. Мама не отвечает.
Подошла черная двуногая. Лицо розовое, сама черная. Зубы скалит, пищит что-то. Слышу звяки, меня вытаскивают. Теперь меня держит черная. Она теплая, и мне стало хорошо.
Долго куда-то несет. Ну и пусть, главное, что тепло. Она очень странно пахнет. Какая-то сухая трава, кислый запах чего-то, запах старости, еще чужой запах. Еще пыль. Чихнул.
Пришли в тепло. Куда-то пошли. Тут холодно, почти темно, что-то светится на полу. Меня опустили на камень, в центр света. Тут тепло, так что останусь тут. Еще б еды дали.
Двуногая протягивает лапу. На пальце кровь. Поранилась, слижу уж, так и быть.
Двуногая отошла. Что-то протяжно поет. Чужие слова.
Мой мозг выворачивает наизнанку. Болитболитболит. И тут…
Я ВСПОМНИЛ ВСЕ.
И от осознания того, что я жив, захохотал.
***
— НЯ-ХА-ХА-ХА-ХА!
Девушка сидела на полу с круглыми глазами.
После того, как прошел восторг от осознания того, что я жив, а не сдох в том лифте, я обнаружил несколько проблем.
Первая. Воздух озонирован, и такое чувство, что я будто бы ослеп, но не ослеп. Чувство очень странное, но разберемся с этим потом.
Второе. Я не человек.
Не, серьезно. Смотрю вниз, и вижу чье-то странное тело. Голое, с морщинистой розовой кожей в серых разводах. Лапы похожи на кошачьи. Почему-то этот, мягко говоря, шокирующий факт не слишком сильно меня тревожит. В таком случае, с решением этой беды можно повременить.
Третье. Я в каком-то подвале, нахожусь в центре круга, словно сделанного из сиреневой неоновой подсветки. Но это не неон.
Четвертое. Тут есть девушка. Судя по лицу, насмерть перепуганная. Сидит у дальней от меня стены.
Пятое. Болит голова. И ужасно хочется есть.
Будем разбираться в порядке важности.
— Девушка, здравствуйте.
— П-привет.
Девчушка как девчушка. Лет шестнадцать навскидку, черные кудряшки, одета в черный халат. Испугана, жмется к стенке.
Удивительно. Я непохож на человека, но я говорю. Говорю, и она меня понимает.
— У вас нет анальгина?
— Ч-чего?
— Ну, обезболы?
— …
— От головы таблетки?
— Таблетки?
Свет, исходящий от кружков на полу, медленно тухнет. Оказалось, в комнате есть три свечки. Запах озона перебивает запах тлеющих фитилей.
— Хорошо, другой вопрос. Что я такое?
Девушка продолжала пучить на меня глаза. Ну ладно, теперь-то я никуда не тороплюсь.
Я находился в просторной, но очень пустой комнате. Небольшой столик в углу, вентиляционная решетка около пола, да два высоких подсвечника около деревянной толстой двери. Пол каменный, стены каменные, потолок деревянный. Пахнет…
И тут я понял. Здесь было невероятное число запахов. Как человек, даже не дизайнер, отличит оттенки цвета, так я чувствовал все запахи.
Царил запах электричества. Немного примешивалась гарь от маслянисто-белых свечей. Я вдохнул поглубже… Старое дерево потолка… Древние камни, пропитанные странным чужим запахом. От девушки пахло… как ни странно, девушкой, еще мылом, травами, отчего-то старостью, дымом и страхом. Жесть.
— К-как… — девочка очнулась. Ура. — Я т-тебя к-купила… Н-на рынке… Красивая странная крыска…
— Крыса?! Голая?! Ладно, это потом… А для чего купила-то? Явно ведь не для того, чтобы я тут сыр грыз.
— Ну… — она замялась. — Вообще, я хотела сделать фамилиара.
Я демонстративно похлопал себя по бокам.
— Кажется, у тебя вышло. По крайней мере, теперь я могу говорить, понимать происходящее.
— М-мистер крыса…. Фамилиары не разговаривают…
Внезапно в разговор вмешался третий. Его голос донёсся из кованой решетки у пола комнаты, грубые хриплые раскаты сопровождались запахом дыма и тем самым чужим запахом.
— Лира, что произошло? Почему пахнет странным котом?
— Гальза, все нормально, наверное…
— Выбегай из комнаты, я изгоню то, что ты сделала.
Что?! Мне не нравится идея с изгнанием! Подозреваю, что мне это совершенно не пойдет на пользу.
— Уважаемый господин-из-за-решетки, прошу, не надо торопиться с изгнанием, или как вы там сказали. Я не желаю зла вашей… хозяйке?
Решетка фыркнула, и из нее вылетел крошечный клуб дыма.
— Она лишь внучка моей хозяйки. И что ты такое?
— Ну, судя по всему, я крыса. Без шерсти.
— Крыса? А пахнешь, как кот. — кажется, некий мужик из-за решетки мне не поверил.
— Гальза, постой, он действительно похож на странного и немного уродливого котенка. Честно говоря, если не смотреть на отсутствие шерсти, он неотличим от котенка, — девушка, которую решетка назвала Лирой, помолчала. — Я намерена вывести его из круга и поговорить.
— Лира, мне ли тебе говорить, что фамилиары не разговаривают?
— Но может, это будет кто-то вроде Ранфа?
Решетка замолчала. После долгой паузы он пророкотал:
— Возможно, это какие-то особенности вашей крови. Что ж, выводи его из круга. Но помни — одно мое слово, ты выбегаешь из комнаты, и я топлю поганца в дыме.
— Я не собираюсь рисковать собой.
Кивнув своим словам, девушка решительно шагнула ко мне.
А она здоровенная.
Легко перешагнув через почти погасший круг, она аккуратно взяла меня на руки. Тепло, пахнет мятой, ещё парой каких-то неизвестных трав. Немного человеческой девушкой. Мне вдруг стало так хорошо, что я замурлыкал.
Стоп. Что за хрень рвется из моего горла? Почему я вибрирую? Как я вообще это делаю?
— Подлизываешься?
— Я… я не знаю, я никогда не был котом.
Ну хоть не крысой. Ненавижу крыс.
С трудом, но мне удалось побороть мурлыканье.
Лира открыла плотную и тяжёлую дверь, выйдя из комнаты. Мы оказались в коридорчике, оклеенном темными зелеными обоями, в конце которого была лестница вниз.
Подвал оказался чердаком.
Оглушительно пахло медом. Напротив нас была ещё одна дверь, покрытая резьбой. Из-за нее доносился громкий неясный гул.
Девушка, не мешкая, спустилась по лестнице. Внизу оказался ещё один коридор, уже вдвое длиннее. Вдоль стен тянулись ряды из нескольких дверей. Рассмотреть коридор мне не дали, так как Лира (должен ли я звать ее хозяйкой, если она меня купила?) просто спустилась на пролет ниже. Лестница наконец привела нас в комнату, которую я классифицировал как гостиную.
Зеленые обои с темными узорами поглощали свет, и без того скрадываемый массивными шторами около двух внушительных окон. Цветы и растения в кадках — частично усохшие, частично живые и здравствующие, на полу, подставках, подоконниках. Паркетный пол, прикрытый ковром коричневато-неопределенного цвета. Чуток чадящий полусферический очаг, немного выступающий в комнату. Исполинский красный диван, древний и продавленный. Два таких же кресла. Стены украшены картинами: некоторые — с незнакомыми людьми в странных одеждах, некоторые — с пейзажами. Висела цветастая диаграмма какого-то слоёного пирога. Столик с стопкой книг и журналов. Столик поменьше, с чайником (а вот чайник видеть приятно, может, у них и чай найдется?). Пахло одной из трав, запах которой доносился от платья девушки, и дымом. Более слабо пахло выпечкой и, почти неуловимо, книгами и табаком. В углу комнаты стояло ростовое зеркало.
Это обостренное обоняние — очень странная штука, никак к ней не привыкну. Но, вообще, очень удобно.
Неудобными были странные, очень простые мысли, шедшие откуда-то из глубины меня — найди поесть, исследуй дом, составь свою территорию, отдохни. Думаю, это остатки инстинктов котенка, которым я был. А теперь я фамилиар. Если я правильно помню слово.
Черт. Насчёт слов. Это совершенно чужие слова, но я их понимаю. Очень странно. По звуку, даже строение предложений другое. Ладно, это пока неважно, понимаю и понимаю.
Девушка прошла мимо зеркала, и на мгновение я увидел себя. Лысый ушастый котенок примерно трех месяцев.
Хозяйка (немного оскорбительно для разумного) села на диван. Удивительно, но он не скрипнул. Меня она аккуратно поставила на столик с книгами.
Я уселся на деревянное покрытие, автоматически обернув хвостом (действительно похож на крысиный) ноги. Зевнул.
Мы молчали, рассматривая друг друга.
Хозяйка оказалась симпатичной. Лет шестнадцать-семнадцать, больше не дам. Курчавые черные волосы, зеленовато-серые глазки. А глазки-то подведены. Щепотка веснушек на переносице. Одета в что-то непонятное, то ли платье, то ли халат, угольно-черного цвета.
— Ты есть не хочешь? — спросила она меня.
— Не откажусь.
— Есть сливки. Еще где-то был кусочек мяса, но за ним надо идти.
— Не откажусь и от сливок, спасибо большое.
Девушка кивнула, подошла к столику с чайником, достала из-под незамеченной мною чашечки блюдечко, извлекла откуда-то фарфоровый молочник, плеснула сливок и поставила передо мной. Себе же она налила чая. Какое-то время мы просто пили, не зная, с чего начать. И да, мне пришлось лакать сливки языком. Это было неудобно.
— Итак, — начала она, когда сливки кончились. — Давай пообщаемся.
— Ну, давай, — кивнул я.
— Меня зовут Лира.
— Приятно познакомиться, а меня…
Тут в голове обнаружилась некая пустота. Я не помнил свое имя. Совсем. Напрочь.
— Чего с тобой, мистер кот?
— У меня что-то с памятью. Готовь поклясться, что у меня было имя.
— Вспомнить не получается?
— Ну… Начиналось на "п". Или "р"?
— Когда я, ну, купила тебя, то назвала Джаспером. Давай я пока буду обращаться к тебе так, — она замахала в воздухе ладошками, успокаивая меня. — Только до тех пор, пока ты не вспомнишь свое.
— Ну, ладно.
Джаспер так Джаспер. Я не против, имечко милое, самое оно для кота. Не Шавермик какой-нибудь, и ладно.
Обнаружилась другая проблема. Я не помнил очень многого. Я помнил, что был в другом мире и был человеком, у меня была сестра и родители, я умер от рук незнакомца с ножом в лифте. Но чем я занимался? Кем я был? Как я выглядел? Ничего не помню.
— Уважаемый Джаспер, простите за нескромный вопрос, но что вы такое?
— Хороший вопрос. Давай договоримся обращаться на "ты". Моему разуму лет двадцать, точнее не помню. И потом, ты меня купила. На рынке, правильно?
— С рук… — как-то смутилась Лира.
— И как ты умудрилась перепутать котенка с крысой?
— Не знаю, — развела руками Лира. — Никогда не видела голых котов. Продавец сказал, что это заморская крыса. Продавец — хозяин постоялого двора, и он рассказал, что один из постояльцев, волшебник, приехал с фамилиаром, крысой какой-то. После того, как жилец уехал в другой город, у того хозяина забеременела кошка. Родилось пять котят, четыре нормальных, а один — вылитый тот фамилиар. Это и был ты. Наверное, все же это был кот, а не крыса…
— Ну и хорошо, что купила, — я очень постараюсь концентрироваться только на положительных аспектах произошедшего со мной. Если думать обо всем плохом, то так можно и крышей поехать. — Благодаря твоему ритуалу я понимаю намного больше. На касательно твоего вопроса, то, думаю, это мне надо тебе его задавать. Я вообще был человеком…
Девушка меня перебила:
— Ты оборотень? Про́клятый?
— Э? Нет! Какие оборотни?! Я был человеком в другом мире. Знаю, звучит странно, но это правда. Меня убили, а очнулся я уже тут. Был котёнком, ничего не понимал. Думал только о молоке и тепле. Собственно, это все, что я знаю.
— А ничего ты не скрываешь, кот? — где-то в этой комнате я не заметил ещё одну решетку вентиляции, и теперь некий Гальза меня оттуда допрашивает.
— Мне нет повода вас обманывать. Насколько я понимаю, вы можете меня с лёгкостью убить. Мне, знаете ли, невыгодно вам врать.
— Какой вежливый, — фыркнул Гальза.
— И что же мне с тобой делать? — Лира склонила голову набок.
— С этим можно разобраться. Главное, чтобы в твоих замыслах не было ведра с водой, — я дождался усмешки и продолжил. — Можешь ответить на несколько моих вопросов, хозяйка?
— Давай уж.
— Что такое фамилиар и чем он отличается от обычных животных?
— Волшебники и ведьмы проводят ритуал над различными животными. В результате животное становится несколько умнее, и через него можно, как сквозь себя, пропускать Мощь, — девушка выделила это слово особой интонацией. — Это позволяет использовать более мощные чары. Ну, или как в моем случае, проклятья.
— Чего?
— Чего «чего»?
— Какие ещё проклятья?
— Ну, я ведьма. Только закончила обучение, приехала к бабушке доучиваться.
— Ведьма. К бабушке. Доучиваться.
— Джаспер, что с тобой? У тебя глаза как стеклянные.
— А я вот огород копал… у бабушки…
Девушка вежливо дождалась, пока волна удивления схлынет. Тряхнув головой, я продолжил.
— А сейчас меня можно использовать в качестве фамилиара?
Лира усмехнулась, встала с дивана.
— Это легко проверить.
Она сунула руку куда-то в недра складок платья, достав оттуда какой-то сушёный листик. Ее худые пальцы шустро размяли его в порошок.
— Духи! Хочу, чтобы этот кот чихнул, когда делает шаг!
Неожиданно сквозь меня словно пропустили ток. Я дернулся всем телом, пропуская острые волны какой-то энергии.
— Получилось, Джаспер! Я пропустила меньше Мощи, но проклятье удалось! А еще ты действительно кот.
Меня эта выходка разозлила. Пропускать Мощь мне не понравилось. Я сделал шаг в сторону Лиры с намерением царапнуть ее.
— Пчи!
— Ну вот, работает!
Все, теперь ее ничто не спасет!
— Пчи! Пчи! ПЧИ!
— Джаспер?
— Что ты наделала? Я даже подойти к тебе не могу! Пчи!
— Кажется, я намудрила с проклятьем. Тут, понимаешь, важна формулировка. Кажется, теперь ты чихаешь на каждом шаге, — в голосе девушки были как искренне извиняющиеся нотки, так и плохо сдерживаемые смешки.
— Пчи! Я заметил! Можно это развеять?
Девушка щёлкнула пальцами, и меня отпустило. Я сделал несколько пробных шагов, и чихов не воспоследствовало.
— Итак, ты ведьма, — сказал я, провожая глазами снова садящуюся девушку.
— Да, училась три года. Умею делать проклятья разных типов, от безобидных до очень опасных. Правда, Черного сертификата нет, но шляпу уже заслужила.
— Лира.
— Да?
— Ты же понимаешь, что я ничего не понимаю? Я кот! Это хуже ребенка! Я не знаю ничего! Вдруг этот мир вообще плоский?
Лира смутилась.
— С чего тебе начать объяснять?
— Где я вообще нахожусь?
— Самая окраина Асмина, города на юге Бравии. Бродячее поместье «Медоносный Призрак».
— Какой-какой призрак?
— Медоносный, — повторила Лира.
— А почему поместье бродячее?
Лира пожала плечами.
— Потому что может перемещаться между своими маяками. Сейчас, правда, мы имеем только один маяк, в пригороде Асмина.
— Перемещаться прямо целиком? — недоверчиво нахмурился я.
— Прямо целиком, — громогласно подтвердил Гальза.
— К слову, пока не забыла. Наш мир относительно можно назвать плоским.
Я охренел.
— Подожди! — девушка снова замахала руками. Очевидно, мои переживания отражались на моей… морде, — Плоским в том плане, что лежит в плоскости! Сам мир круглый!
Она взяла меня на руки (снова тепло и приятно пахнет) и поднесла к стене, где висела диаграмма слоеного пирога. Оказалось, это не слоеный пирог.
На желтоватом пергаменте были изображены семь разноцветных полосочек с картинками.
Первая, самая верхняя, выглядела как фамильная палитра, переданная отцом-художником сыну — бешеное смешение различных красок и оттенков, хотя преобладал бирюзовый, серый и малиновый. Краски складывались в вихри, спирали, спиральки. Следующий слой был черно-белым, состоящим из волнистых линий и набора странных значков. Третий был снежно-белым с синими фигурками людей. Четвертый слой был самым подробным — на нежно-зеленом фоне был изображен городок около башни. В городке ходили черные и серые человечки, а на башне стояли четверо более подробно выполненных человечка в смешных шляпках. Одна фигурка имела обычную, известную мне по картинкам в интернете ведьминскую шляпку. Следующий слой был огненно-красным, черным и серебристым, на фоне из языков огня десятки багровых силуэтов ковали что-то. Предпоследний слой был простым и одновременно самым притягательным — это был бездонный океан с едва уловимыми силуэтами странных морских существ. Последний слой был нарисован так, что у меня шерсть встала дыбом: в чернильной тьме, казалось, копошились тысячи разнообразных червей, змей и многоножек.
— Это Общность, — заявила Лира, дав мне полюбоваться. — Завихрения, Шум, Вьюга, Солнце и Луны, Инферно, Последний океан и Червивое дно.
— Что это? — хрипло переспросил я. Картина меня поразила. Почему-то я знал, что это не оккультная схема. Эта картина обладает такой же силой, какой в моем мире обладает схема солнечной системы.
— Это наш мир. Мы с тобой находимся на плане Солнца и Лун. Тут живут люди.
Из-за дивана донесся голос Гальзы:
— Я галгара, из Инферно.
Я мог только кивнуть. Тем временем Лира продолжала:
— В каждом плане свои особенности, законы и Духи. Например, один из законов нашего мира — люди могут использовать энергии с других планов. На этом строится использование волшебства и колдовства, но не чуда и искусства гвоздя.
— Вот сейчас вообще не понял, — признался я. — Магия, колдовство — в моем мире это одно и тоже. Способ обдурить человека.
— Ужас, Джаспер! — изумилась Лира. — У нас это четыре высоких искусства. Некоторым людям Духи дают силу того или иного плана. И мужчины, и женщины, обладающие таким даром, могут использовать волшебство, и различным образом использовать законы и правила нашего и других планов, их зовут волшебниками. Некоторые женщины могут отменять правила и создавать новые, но только для определенных объектов и явлений. Это искусство зовется колдовством, и использующие их — ведьмами. Некоторым же из людей Духи позволяют не обращать внимание на один непреложный закон. Этому искусству, чуду, не научить, и каждый, что может использовать такие обходные пути, зовется чудесником. В конце концов, некоторым мужчинам Дух Двух смертей дал часть своих сил, и эти люди могут призывать и изгонять, прибивать и отпускать. Это искусство гвоздя, и практикует его только Братство Медного Гвоздя.
— Как-то последнее немного отличается от остальных, — заметил я.
— Есть такое. Это самое молодое из искусств, ему чуть больше сотни лет. Оно просто не успело стать классическим. Волшебники, ведьмы, чудесники и, с недавних пор, вторые — мы охраняем и исследуем наш план.
— Вторые?
— Ну да, их еще медянщиками зовут, — уверенно кивнула девушка. Не найдя в моих глазах ни малейшего понимания, она пояснила:
— Ну, вторые — работающие с второй жизнью.
— Чего-о-о-о?
— Любой человек имеет две жизни. После первой смерти начинается вторая жизнь. Правда, вместо тела человек имеет туман. Это называется «призрак». Что с тобой? У тебя опять стеклянные глаза.
Я оказался в мире, похожем на слоеный пирог, в котором есть волшебники, ведьмы и призраки. Причем я тут кот. Лысый. Великолепно.
Тщательно подавляемые впечатления от становления котом, помещения в новый мир и самого настоящего вихря запахов вырвались из меня и погрузили меня во тьму.
В себя я пришел нескоро. Когда я открыл глаза, я находился на диване. Рядом со мной, обеспокоенная, сидела все та же Лира. От нее сильнее пахло табаком и старостью.
— Ты отрубился, — сообщила мне она.
— Я догадался, но спасибо.
— Никогда не видела котов, потерявших сознание.
— Все случается в первый раз, — философски отозвался я. — До этого утра ты не видела лысых котов.
— Я могу что-то для тебя сделать?
Хм. В ее голосе неподдельное участие, а лицо явно беспокойное. Приятно, что обо мне переживает симпатичная девушка.
— Лира, я могу попросить разрешения побродить по поместью? Мне нужно чуток побыть одному, подумать, что делать.
— Ну, ладно, Джаспер. Моя комната на втором этаже, первая слева, как поднимаешься.
— Ладно. Спасибо тебе, Лира.
— Не за что, — девушка улыбнулась и ушла. Я проводил ее глазами.
— Не думай, что я перестал за тобой следить, — тут же раздался из-за дивана рык Гальзы.
— Я помню. Слушай, ты же все прекрасно слышал. Я просто кот с хорошей проводимостью. Ну ладно, разговаривающий. Как я, имея только лапки, смогу повредить твоей хозяйке?
Гальза хмыкнул.
— Моей хозяйке ты даже в ее нынешнем положении никак не повредишь. Внучку — поцарапаешь. Ну а мне перед хозяйкой за внучку отвечать. Она единственный рог мне оторвет. С нее станется какое-нибудь слово с меня содрать. Ну а Медоносной не понравится, если ты где-нибудь нагадишь.
— А как это поместью может не понравиться то, что я где-то нагажу?
— Ты прислугу тут видел?
— Ну, пока еще нет.
— И не увидишь. Ее тут нет. За приборку и определенную часть готовки отвечает лично Призрак.
— Но подожди… Поместье…
— Остынь, кот. Ничего тебе пока не скажу, а то опять отрубишься.
Мне это не помогло бы, потому что я снова был на грани отключки.
Из ниоткуда в центре гостиной возник плотный ком серо-голубого тумана, из которого проступила фигура женщины. Так мне сначала показалось.
Эта женщина была наголову выше любого человека, что я видел до этого. Прибавьте к этому то, что я был котом. Высокая, худая, с длинными тонкими волосами, в очень старомодном платье. Постепенно фигура собралась полностью. Ощущения от призрака не передать — это был такой же человек, как и все виденные мной, но просто будто не имевший своего цвета.
Призрак медленно подплыла ко мне, и я замер от ужаса.
Призрак частично была насекомым. Человеческое худое лицо украшали четыре матово блестящих фасеточных глаза, слюдяные крылья топорщились за спиной, а из-под подола и сквозь прорехи платья вылетали призрачные же пчелы. Присмотревшись, я понял, что ее платье в некоторых местах покрыто сотами, сочащимися полупрозрачным серо-серебряным медом.
Медоносный Призрак подобралась ко мне на расстояние вытянутой руки. От нее пахло водой, дымом и медом. Я замер от ужаса.
Призрак протянула руку и погладила меня. Она. Была. Полностью. Материальна. Я почувствовал каждый палец на своей голове. Она погладила меня несколько раз, тихо мне улыбнулась и молча развеялась. Туман, составлявший ее, пропал в никуда — так же, как и появился.
— Кот! Кот! Ты чего молчишь? Что произошло? В комнате пахнет Медоносной! Ты жив, кот?
— Гальза, я в норме, — протянул я. — Она меня погладила.
Существо из Инферно ответил мне только после недолгой паузы.
— Ну, все обвинения с тебя снимаю. Если тебя погладила Медоносная, то ты не навредишь никому из нас.
Я не стал ему отвечать. Инстинкты внутри меня просили исследовать дом, и я не собирался им отказывать. Пожалуй, назову ту часть, что шлет мне такие приказы, Котом.
Первым делом я подскочил к зеркалу. Проблем с передвижением на четырех лапках нет, уже хорошо.
В зеркале на меня глянул лысый худенький уродец. Ну, вообще, кот. Все на месте — большие уши, ярко-синие глаза, клыки, хвост и когти на пальцах. Только шерсти нет.
Неожиданным приступом заболела голова. Приступ длился недолго, но, схлынув, он оставил знание. В моем мире были такие коты, и порода называлась сфинксами.
Тот факт, что я сфинкс, я воспринял спокойно. Это лучше, чем быть крысой, и уж точно лучше, чем быть мертвым.
Вторым делом я обошел всю гостиную. Зеленая краска стен с узорами цвета старой меди на самом деле оказались обоями. Это свидетельствовало о высокой развитости промышленности. В какую эпоху меня вообще закинуло? Судя по интерьеру, век восемнадцатый-девятнадцатый.
От всех прочих вещей шел запах старины — смесь пыли и грибов. Мебель давненько не обновляли. Под диваном чисто выметено. За диваном действительно находилась решетка. Я только сейчас заметил, что решетка сделана из красноватой меди, и на ней есть резьба — нечто вроде распахнутого в крике искаженного лица. Оттуда веяло приятным теплом.
Кстати, сфинксы же постоянно мерзнут. Или тут тепло, или я какой-то неправильный сфинкс.
Выбравшись из-за дивана, прошелся по нему самому. Никаких изменений, кроме того, что место, где сидела девушка, слабо пахло ею. (Я ведь не похож на извращенца, да? То есть, я же кот. Это нормально, да?)
Перескочив обратно на столик с книгами, я начал рассматривать их. Плотные обложки, тисненые буквы. Некоторые пахнут старостью, некоторые — бумагой и типографской краской. От одной книги слабо пахло каким-то цветком. Несмотря на мое умение говорить, на чтение это не распространялось — названия книг были сделаны алфавитом, чьи буквы были похожи на странные корневые системы. Лапками я сдвинул пару книг. Неутешительный вывод — силенок у меня, как у котенка. Коим я и являюсь.
Чтобы перепрыгнуть на соседний столик, уже с чайником, мне пришлось поднапрячься. Кот заставил меня пару десятков секунд посидеть, повилять задницей, чтобы разогреть мышцы. Думаю, в делах кошачьей физиологии у Кота опыта побольше. Чайник уже остыл и пах больше теплой водой, чем травами, но запах мяты мне уловить удалось. Я нашел молочник, но, побоявшись его перевернуть, оставил его в покое.
Не найдя больше ничего интересного, я снова спрыгнул на пол и обследовал кресла. Одно было самым обычным креслом, а вот другое обладало густым запахом Лиры. (Нет, я определенно считаю себя извращенцем, когда думаю такими категориями. Запах приятный, но ничего более. Проклятье, как мне еще описать запах человеческой девушки?)
Беглый осмотр картин не дал мне ничего. На одной стене поля, леса, закаты и рассветы. На другом — люди. Примечательных портретов было только два: немолодая женщина в широкополой остроконечной черной шляпе с узкой полоской черной вуали и черным же пером, и молодой улыбчивый мужчина в белой с черным кантом шляпе, напоминавшей лодку.
Ничего интересного больше в гостиной не было, и я вышел в единственную дверь. Оказалось, там маленькая прихожая с лестницей, ведущей наверх. Это место я не заметил, когда меня проносили. Старый темный паркет, такие же похоронно-зеленые обои, два выключенных светильника непонятной механики. Из примечательного тут была только вешалка с плащом и водруженной на нее широкополой шляпой. Рядом стояла узкая металлическая корзина с торчащим из нее зонтиком. Все, как на подбор, угольно-черное. Беглое обнюхивание плаща подтвердило мои догадки — вещи принадлежат Лире.
Я обнаружил в комнате несколько дверей. Одна вела на улицу, поэтому я туда не пошел. Другая, чуть сбоку, была заперта или просто плохо поддавалась (прошу не забывать, что я всего лишь кот), поэтому и туда идти я отказался. Повернувшись в другую сторону, я обнаружил за лестницей еще одну дверь, причем не запертую. Там находилась кухня. Ничего необыкновенного: два очага, несколько столов для готовки, крошечная железная дверца, ледяная на ощупь — видимо, холодильник. Пахло дымом, мясом и медом. Я немного потыкался по дверцам шкафчиков, но оттуда мясом не пахло, поэтому, с сожалением, я покинул кухню.
На этом моменте мой внутренний Кот утихомирился, напоследок проворчав что-то о мягком диване. Я пошел в гостиную, залез на указанный диван и свернулся калачиком, что оказалось неожиданно удобно.
Бывало, конечно, что я читал фантастику про перемещения в иные миры и прочую лабуду… Но вот никогда не думал, что я сам стану одним из таких героев. Однако, даже так, по канонам жанра я должен быть героем с какой-нибудь уникальной способностью. Хотя особенность налицо — я кот. Лысый. Кот, который очень хорошо помогает проводить энергию одной молодой ведьмочке.
Естественно, что своей целью я поставлю возвращение домой. Если оно возможно, строго говоря. Меня перенесло не физически, а духовно, все же. Кроме того, тот нож я запомнил просто превосходно.
Еще я бы с удовольствием восстановил бы себе память. Я не против отзываться на Джаспера, имя неплохое, но все же было бы лучше оперировать своим. Кроме того, воспоминания могут дать мне какие-то преимущества.
Итак, необходимо как-нибудь узнать информацию по переходам в другие миры. Еще желательно посмотреть, можно ли будет вернуться не котом. Не то, чтобы меня не устраивало это тело, в конце концов, могло быть гораздо хуже, просто человеком мне все же привычнее. Ну или хотя бы шерсть вернуть.
С этой мыслью я и уснул.