Чтобы не мудрить, Имант выбрал старую дорогу: ту, по которой неизвестно кто из Тувлага уже дал деру в вечер последнего в Мишиной жизни упоя. Лагерь он знал наощупь, вышел к тому самому месту, где накануне чинил периметр. Все тут было опять порвано, но не людьми: на проволоке, разомкнув колючую цепь, висела мертвая овчарка - лишь она одна в ночь побега пыталась исполнить свой долг, но никто ей не объяснил, что внухрить - это совсем не то что вохрить, а, стало быть, беглых народонаселение должно само ловить, ему за то империалы золотые платят - а к чему собаке империалы? Имант аккуратно снял тело собаки с проволоки и зарыл в снег: все как-то аккуратней. Потом, следуя совету лепилы, дошел до первой сосны и вынул из неприметного дупла моток грубой бечевки, обвязал ее вокруг пояса совершенно ничего не соображающего Алеши и повел его, как поводырь слепого, не спотыкаясь.
Основательно, прямо в снег лицом, споткнулся он только метров через восемьсот. Высказав по поводу валяющегося под ногами предмета все то, что знал от отца по-латышски, радист разгреб сугроб, хотя вообще-то и сразу понял, обо что именно споткнулся.
"Десять империалов пропадают", - подумал Имант равнодушно, глядя на безымянного милиционера в форме, из-за которого так недавно чинил лагерную антенну, чтобы тогдашний кум свои Би-Би-Си мог слушать. Алеша все равно шел с закрытыми глазами, а снег все падал и падал, завалив беглого за считанные минуты. Но в эти минуты Имант вместе с придурковатым своим спутником уже спускался к реке, чтобы топать и топать по льду, пока на берегу скала не покажется, та, что в форме улиточьих рогов. Тувлаг, в котором прожил Имант больше четверти века, уже исчезал из его памяти, словно и в мыслях у радиста нынче тоже был снегопад.
3
Нет смысла гладить по голове, когда надо дать по жопе.
АРКАДИЙ ЛЬВОВ. ДВОР
Ноябрьские снежинки аккуратно, по одной, редко по две, садились на оконное стекло, быстро превращались в водяные капельки и стекали вниз. Павел глядел на них, нимало не жалея об ухудшении видимости: смотреть за окном было совершенно не на что. Противоположная сторона улицы уже несколько дней пустовала, синие гвардейцы перерезали как Староконюшенный, так и примыкавший к нему Мертвый переулок. Никакой милиционер более не маячил напротив, канадское посольство переехало, к тому же отношения с Канадой портились прямо на глазах из-за яростной дружбы, которую Россия по инициативе царской семьи затеяла с агрессивной Гренландской Империей. Кажется, гвардейцы опустошили дома в радиусе полуверсты, а дальше понаставили "жимолости", таманских солдат на каких-то огромных солдатовозах, огневых точек понатыкали, - словом, даже давешнего премьера-маразматика так не охраняли. При желании Павел теперь мог бы выходить из особняка и гулять под окнами. Но в такую погоду и в условиях полного безлюдья среди неродного города не было у Павла желания гулять никакого. Коронация была на носу, смерть нынешнего премьера Шелковников откладывал с огромным трудом, для него персонально шили несколько мундиров, и ни один не был дошит окончательно. Плохо сидел на нем мундир генсека, вообще-то он в Политбюро не хотел бы, но простоты и законности ради полагалось этих маразматиков уломать, убедить в неизбежности поворота к социалистической монархии. Не очень хотелось уходить из армии, но без этого чин канцлера не получишь, - Шелковников торжественно выходил в отставку в чине "генерал-фельдмаршал в отставке". Вот уже три мундира, а еще нужен мундир московского дворянства, специальный коронационный - короче говоря, не меньше дюжины. Седьмое ноября было упущено, все пришлось переносить на второй четверг, но Шелковников утешал себя тем, что праздники как были октябрьскими, так и будут именоваться... ну, ноябрьскими, вводить старый стиль, как и старую орфографию ни Шелковников, ни Павел Второй Романов не захотели: первое неудобно, второе неудобно, по-старому ни канцлер, ни император писать не умели. В районе Октябрьского поля, которое уже переименовали в Ноябрьское, были сооружены временные склады, битком забитые дорогой импортной рыбой, из которой бравый мулат в недалеком будущем собирался сварить суп для всенародного пированьица. Сам Павел пребывал пока что почти в прострации, занимаясь, как казалось ему, делами несущественными: не получив еще в руки все бразды управления страной, он пока что любое дело, из числа тех, что случалось делать, считал безделкой. Так вот и сейчас, холодным ноябрьским утром слушая монотонный голос незаменимого Сухоплещенко, на чьих плечах со вчерашнего дня сверкало по три коньячных звездочки, император откровенно скучал.
- Седьмыми в коронационной процессии проследуют выборные представители вашего императорского величества верноподданнейших сект!
"Сект - шампанское..." - подумал Павел и перевел глаза на потолок, расписанный очень противными амурами. Сейчас он изучал французский язык, оказывается, Казимировна на этом наречии бойко болтала, и Тоня занятия иностранными языками весьма одобряла, хотя не любила Казимировну, - но Белла Яновна перед Тоней за ту замолвила слово, старухи стали последнее время буквально не разлей вода. "Сект". До Павла дошло, наконец, настоящее значение слова, и он подал свой монарший голос.
- По названиям, полковник. И в чем сущность.
- Есть. Первыми проследуют делегаты скопцов-субботников, они с некоторых пор проявляют редкостную добрую волю к сотрудничеству, например, к коронации, как сообщили из их кругов, они приготовились подарить вашему величеству сто пудов восковых фруктов. Никаких неприятных намеков, ваше величество... Восковые фрукты, по их верованиям, символизируют будущее райское блаженство. Они полагают, что рай на земле должен установиться в ваше царствование.
- Пусть полагают... Положите фрукты в музей подарков. Дальше!
Музей подарков к коронации уже существовал - под него оборудовали какой-то из бывших больших павильонов нынешней Выставки Достижений Его Императорского Величества Народнопользуемого Хозяйства. Много там уже лежало неожиданных вещей, ну, пусть и восковые фрукты там полежат, авось, не выгниют.
- Вторыми среди сект проследуют тантра-баптисты. Люди мирные, всех-то у них верований, что Будда на самом деле Христос, ну, и наоборот, почитают ваше величество воплощением какого-то бодхисатвы... - Сухоплещенко помялся, женского начала.
- Прикажите им, чтобы почитали как бодхисатву мужского начала, и пусть идут. Дальше.
- Затем делегация курдов-езидов, у каждого в руках по живому павлину, хан Корягин осматривал, говорит, с точки зрения орнитозов все чисто. Мы проследим, чтобы со всех прочих сторон тоже было чисто.
- Да уж, проследите, чтоб не гадили, впереди поедут все-таки, а так пусть едут. Дальше!
- Русские мандеи. Ничего особенного, почитают Иоанна Крестителя Христом, ничего больше. В обычных костюмах, без атрибутов. Дальше - братцы-трезвенники, эти еще тише. Голубчики. Это следующие. Тоже тихие. Подгорновцы. Проверим, но как будто тоже. Жидовствующие. Этих две семьи на всю империю, остальные уже уехали.
- А эти что не едут?
- Визы пока не дают...
- Дать визу, пусть едут, потом могут вернуться как туристы и на коронацию посмотреть. Или на юбилей коронации. В общем, не нужно жидовствующих.
- Есть! Скакуны. Взял подписку, что скакать не будут, а так люди как люди. Ползуны. Взял подписку. Воздыханцы. Подписки не брал, пусть воздыхают. Никому не заметно. Мормоны.
- Это с гаремами? Откуда они в России?
- Это русские мормоны, без гаремов... Они как раз ждали вашего пришествия. Их очень мало.
- Сколько?
- Девять душ на империю...
- Всех включить! Как жалко, что без гаремов... Дальше!
- Есть! Дунькино упование.
- А?
- Мощная кавказская секта. Собственно, сама Дунька давно уже в могиле, была такая Евдокия Парфенова. Откололись от уклеинцев.
- А эти где?
- Давно перешли в блудоборы, ваше величество, и вымерли сами собой. Панияшковцы. Очень неудобная секта, ваше величество, осмелюсь обратить внимание.
- В чем дело? - задремывавший Павел мигом очнулся, как только Сухоплещенко зачитал справку о символе веры панияшковцев.
- ...следует возможно дольше воздерживаться от пищи и питья, не умываться, не скидывать с себя грязного белья, не чесать голову, не мыть посуду, - с каменным лицом декламировал новоиспеченный полковник. - Целью жизни ставят изгнание беса из собственного тела, в чем родственны западноевропейским мельхиоритам. Согласно учению Алексея Гавришова, он же Панияшка, считается, что громкое испускание газов из желудка есть именно удаление беса из человеческого тела. После еды каждый панияшковец производит нескромный звук, потом плюет на пол, растирает плевок ногой и говорит: "Вот, прикорил проклятого беса!" То же самое они должны делать во время молитвы и после нее. Неисполнение этого требования влечет за собою бичевание... - Сухоплещенко сделал паузу и добавил убитым голосом, он не любил, когда что-либо срывалось. - Увы, дать подписку о неизгнании из себя бесов отказались.
"Это ж не продохнуть будет!" - Павел окончательно вышел из полудремы и гаркнул:
- Всех гнать в шею! Словом, полковник, хватит с сектами, довольно и этих, если других важных нет. Если есть - полагаюсь на вас, но за испорченный воздух и прочее дерьмо типа навоза ответите собственной шкурой!
- Есть! Тогда с сектами все. Восьмыми в процессии проследуют лица, члены КПРИ - полковник четко выговорил новое, еще официально не утвержденное сокращение от "Коммунистической Партии Российской Империи", - давшие партийные рекомендации вашему величеству. Это сотрудники ликероводочного... ликероконьячного магазина номер двести тридцать один города Екатериносвердловска.
- Дальше!
- Девятой имеет проследовать депутация екатериносвердловского обкома... Десятой проследует объединенная депутация брянского обкома и старогрешенского райкома... Одиннадцатыми проследуют представители особо родовитого дворянства...
"Наплодились", - подумал Павел и вспомнил свои не столь уж давние сомнения на тот счет, откуда взять дворянство. На поверку получалось, что дворянскими и боярскими родами на Руси просто пруд пруди, и большинство готово свое дворянское достоинство доказать документально. "Где вы были до пятьдесят третьего года?" - Тогда это бы очень много кого заинтересовало. Сухоплещенко между тем галопом несся дальше вдоль процессии.
- Затем проследует депутация вашего императорского величества законопослушнейших и верноподданнейших иудеев. Следующим номером значится лично обер-шенк вашего императорского величества, кок-адмирал кулинарной службы Аракелян. Затем, в силу обстоятельств, снова следует размещение группы из шестидесяти вооруженных лакеев. Затем проследует делегация вашего императорского величества верноподданнейших придворных палестинских арапов. За ними - ансамбль скрипачей вашего императорского величества Большого театра, ансамбль русских народных инструментов и прочие музыкальные роты, они проследуют с исполнением излюбленных маршей царствующего императорского дома. Программа музыкальной части здесь. - Сухоплещенко протянул что-то вроде ресторанного меню на глянцевой бумаге, но Павел догадался, что там опять одно сплошное "Прощание славянки", махнул рукой и смотреть не стал. - Далее предполагаются два коронационных обер-церемониймейстера с жезлами...
Номером тридцать вторым в процессии размещался, как выяснилось, обер-гофмаршал высочайшего двора, маршал от воздушной кавалерии, генеральный секретарь КПРИ Георгий Давыдович Шелковников. "Во званий нахапал! - подумал Павел, - это при живом-то генсеке уже генсек!" Ему представился Шелковников в ночном пеньюаре, разметавшийся на пуховой перине, изменяющий еще живому мужу с новым своим избранником, - и царя затошнило. Сухоплещенко быстро подал ему разрезанный лимон.
- ...Затем следует эскадрон лейб-гвардии конного полка, следом же - ваше императорское величество на белом коне.
- Я? На коне? - искренне удивился Павел. - А нельзя без коня? Все люди как люди, а я, значит, на коне.
Сухоплещенко молчал, давая понять, что он, конечно, человек маленький, но императору на коронацию полагается в Кремль въезжать на коне, и уж непременно на белом.
- Канцлер, - Павел осекся, вспомнив, что этого звания пока Шелковникову решил не давать, пусть сперва из армии уйдет, - то есть, я сказать хотел, обер-гофмаршал Шелковников, он тоже на коне? - Теперь Шелковников примерещился Павлу все в той же пеньюарной оболочке, но верхом на владимирском тяжеловозе. Это было менее противно, но все так же странно.
Сухоплещенко смутился. Царь не хотел садиться на лошадь, но он, полковник, еще менее хотел садиться в галошу.
- Осмелюсь доложить, вес обер-гофмаршала не позволяет ему сесть на лошадь, предполагается, что его высокопревосходительство проследует на коронацию в открытом фаэтоне...
"Запряженном четверкой слонов", - докончил Павел про себя, удовлетворенно эту картину себе представляя. Зрелище получалось внушительное, но, увы, совершенно недопустимое на коронации.