И она протянула Синокроту тексты, которые гласили: "Достойно встретим начало Великого поста", "Ударным трудом отметим Вознесение Господне" и "Матушка - наш рулевой!"
ГЛАВА XIX
О диагнозах и угрозах жизни (из записной книжки писателя, которую
украла у сестры Вулканиды сестра Портупея).
Знание и жизнь, хочу сказать я вам, вещи несовместимые. Знание, может, и хочет жить, а вот жизнь никакого знания не хочет. И только ты представишь себе, что достаточно хорошо знаешь людей, чтобы жить среди них, как жизнь покажет тебе кукиш. И с таким удовольствием она это сделает, что тебе останется покончить счеты со всяким знанием. Так что среди людей жить нельзя, не говоря уже об общении с ними. К чему приводит это общение? К судорогам приводит. К судорогам в коре головного мозга.
А врач-невропатолог уверяет, что в голове ничего нет, следовательно, и судорог быть не может. Нет, таким образом, у меня коры головного мозга, нет судорог, больной головы нет! А вот невропатолог, неискренний, как таракан, есть. Врач, порожденный такой жизнью. Или другой пример.
Подхожу я давеча к игуменье Препедигне, чтобы объясниться в очередной последний раз, а она отмахивается и говорит:
- Мне, - говорит, - некогда! Деньги, с таким трудом вырванные у добрых самаритян, приходится с утра до вечера считать. Вот уже кровавые мозоли на ладонях, а ты под ногами путаешься...
И сестра Добротолюбина тут же требует с меня плату за мой склеп.
- Нечего, - кричит, - кладбище даром занимать! Гони money, а иначе убью!..
И щекочет меня ножом.
- Оставь! - умоляет ее сестра Вулканида, молитвенно складывая руки. Дай мне его на мушку взять. Пусть петляет зайцем между крестов, пока я прицеливаться буду!..
- Да ну вас! - возмущается сестра Портупея. - Лучше его раздеть и голой задницей в муравейник посадить!..
- Бросить в котел с кипящей водой! - хрипит сестра Проформа.
- Кастрировать! - перебивает ее сестра Иродиада.
- Снять скальп!..
Короче, возникла необходимость меня уничтожить, чтобы мокрого места не осталось. А разве мог я предполагать, какая жизнь меня ожидает?.. Разве такое знание было в моей голове?..
Да у меня уже не только в коре головного мозга, у меня в душе судороги! В той самой бессмертной душе, которая есть у каждого. Есть даже у того, кто ничего не знает о душевных муках.
ГЛАВА XX
Как началась священная война и как Матушка вселяла боевой дух в
военнослужащих ООН.
Жил я среди разных народов, и каждый из этих народов уверял меня в том, что он бедный.
- О чуваши, мой бедный народ, - слышал я.
- О китайцы, мой бедный народ, - слышал я.
- О армяне, мой бедный народ, - слышал я.
- О евреи, мой бедный народ, - слышал я.
- О индейцы, мой бедный народ, - слышал я.
- Гей, славяне, мой бедный народ, - слышал я.
- О арийцы, мой бедный народ, - слышал я.
- О лапландцы, мой бедный народ, - слышал я.
- О арабы, мой бедный народ, - слышал я.
- О шумеры, мой бедный народ, - слышал я.
Таким образом, все народы жаловались на свою бедность, а я их жалел. То один народ я жалел, то другой, потому что всех одновременно жалеть очень трудно. Тем более что жалость к одному народу забирает столько сил и здоровья, что на другой народ уже ничего не остается.
И решил я стать, в конце концов, бездомным космополитом, чтобы никого не жалеть, если всех сразу жалеть не получается. Стал я им или не стал, не мне судить, но каково было мое изумление, когда Матушка, выступая по монастырскому радио, заявила:
- О сестрицы, мой бедный народ!
Сделав такое заявление, Матушка трубно высморкалась и сообщила, что отдельно взятая страна объявила войну отдельно взятому монастырю.
- Она, эта страна, имела наглость, - ораторствовала Матушка, - послать ноту протеста в ООН с жалобами на нашу подрывную деятельность, которая якобы мешает мирному процессу. А так как членами организации так называемых наций являются враждебные нам державы, поскольку все до одной державы относятся к нам враждебно, то весь мир идет на нас неслыханной войной. Но мы как минировали подходы к монастырю, так и будем минировать, - это наше святое право, а что касается отпора агрессорам, то я уже разослала призывы о всеобщей мобилизации, и скоро сотни тысяч добровольцев прибудут в монастырь, чтобы сражаться на нашей стороне и под нашими хоругвями.
Затем выступил старец Нил.
- Дьявол - отец лжи, - сказал, шамкая, старец, - но и у нас есть кое-какое оружие...
Так началась священная война. Началась она с сигнальных огней на колокольне и с плаката "Матушка-мать зовет!", на котором игуменья Препедигна, грозно насупив брови, благословляла на ратный подвиг единоверцев.
И потянулись на сигнальные огни герои минувших войн, тени забытых предков и колдуны России, чтобы отстаивать дорогие им идеалы. И для всех Матушка находила оружие и нужные слова.
Между тем отдельно взятая страна пригласила корпус ООН для сохранения мира в регионе, и сотни "голубых касок", вооружившись биноклями, принялись осторожно наблюдать за монастырем.
ГЛАВА XXI
О жертвах священной войны и о том, чего нельзя есть православному
человеку.
Теперь мы с Синокротом не торчали на кладбище, а вращались в массе народа. Что касается массы, то она, как обычно, была темная, а что касается народа, то бедный народ был готов немедленно расправиться с другими бедными народами.
И запомнилась мне женщина, бросившая ради священной войны дом, мужа, детей, любимую собаку Динго и работу главного редактора какой-то энциклопедии.
- Что работа, - говорила женщина, стоя в гуще народа, - что дом, что дети?.. Собаку вот жалко. Я ее, доченьку мою, невестушку, сученьку-собаченьку на четыре недели вперед крабами накормила, свежей водой напоила, а сердце болит, а душа не на месте. Успею ли вернуться к девочке моей?..
И еще эта женщина говорила, что, как только узнала о мобилизации, так сразу и пошла, прислушавшись к внутреннему голосу, через вражеские села и города.