- "Зато тебя не узнать..."
Женщина чуть пожала плечами:
- "Ссылка не красит. Эти три года мы провели в сердце Тироля. Там даже летом не сходит снег...
Там у меня родилось два сына. Франц и Йозеф (Йозефом звали убитого мной Эстерхази)".
Мы почти час стояли рядом на лестнице так близко, что почти щеками касались друг друга и молча смотрели в разделявшую нас пустоту. И меж нами была разверстая бездна. Пропасть вендетты, трясущей Европу уж какой век...
А еще для меня эти годы была Война, а для нее - арест, суд и ссылка. Ссылка, в кою за ней отправился ее муж.
Знаете, - война дело всякое... Я вот ни разу не попадал в плен и знаю, что складывают оружие чаще всего - малодушные. И все ж я не смею сказать, что все бывшие пленники - трусы с предателями. Мой официальный отец был в плену после Фридлянда. Мой дед был в плену у Анны Иоанновны. Мы же никогда не знаем подробностей!
Муж моей пассии, несмотря на Измену жены, нашел в себе силы не развестись. А одно - взять в жены кузину правящего Императора и другое сохранить брак с Изменницей Родины. В Париже я не скрывал сарказма к сему человеку, через четыре года в Вене я смотрел на него совсем иными глазами.
Отказаться от всех постов ради жизни с изменившей вам женщиной - это Поступок. И потом, - послы редко бывают из породы людей, оставляющих секретные бумаги на милость жены, гуляющей с вражьим шпионом. (Но одно дело, когда на Измене ловят кузину монарха и другое, - ее безродного мужа.)
Мы долго стояли, а потом княгиня чуть коснулась рукою щеки и еле слышно шепнула:
- "Давай хоть простимся по-человечески..."
В ту ночь меж нами... Только долгое и мучительное прощание. Княгиня была особой женщиной в моей судьбе, - я... Я пытался сказать ей, что никогда не Любил ее.
Она при Прощании сказала, что - никогда не Любила меня. Я - ей не поверил.
Она мне - тоже.
Наверно, это Кровь. Реки Крови, пролитой меж Габсбургами и фон Шеллингами...
С той ночи прошло много лет. Иногда судьба сводит нас в единой компании, - ее муж стал лучшим дипломатом Австрии, сама княгиня заняла подобающее ей место при венском дворе. За эти годы она не подала ни одного повода злым языкам и даже наша с ней связь сегодня внушается молодым австриячкам, как образец истинной Добродетели и Самопожертвования на Благо Родины. При наших встречах мы с ней даже позволяем себе "уединиться" средь шумного бала и припомнить деньки нашей молодости - при свидетелях, разумеется.
Княгиня прекрасная собеседница и нам всегда есть над чем посмеяться и позлословить...
Сыновей своих она растит истинными австрияками и - Эстерхази. При моем виде юные волчата приучены рычать и скалить зубы, как и положено всем католикам из дома Габсбургов при виде живого фон Шеллинга.
Однажды ее старший осмелел вдруг настолько, что прямо посреди важного бала крикнул мне в спину:
- "Я вырос и меж нами не все долги сочтены! Теперь оглядывайся, еретик!" - лишь огромное уважение к его матери удержало "Жозефину" в моих ножнах. Я только буркнул:
- "Сперва подрасти... Щенок..."
И знаете, - эти рыжие, конопатые - ходят без париков!
Да, возможно вам интересно узнать, - почему меня звали "Тиберием"? Тиберий отличался высоким ростом и редкостью шевелюры. А еще он имел обыкновение медленно кушать.
Я с детства приучился тщательно выбирать пищу, дабы не умереть от припадка сенной болезни. Однажды, когда я особенно засиделся за общим столом, а всему классу пришлось меня ждать, один из учителей повторил знаменитые слова Августа, обращенные к пасынку:
"Горе Империи, коль она угодит в сию неторопливую пасть!"
Я покраснел от смущения и прочие одноклассники тут же стали дразнить меня, что есть мочи.
К тому же "Тиберий", иль "Тиб" совпало с прозвищем - "Гав". (Помните куплеты "Гав-Гав" сочиненные мною в Москве?)
Так звали Наследника Константина за его увлечение псовой охотой. А о "Тибе и Гаве" есть обидная песенка:
Huff the talbot and our cat Tib
They took up sword and shield,
Tib for the Red Rose, Huff for the White,
To fight upon Bosworth field.
Oh it was dreary that night to bury
These doughty warriors dead;
Under a White Rose brave dog Huff,
And a fierce Tib under a Red.
Low lay Huff and long may he lie!
But our Tib took little harm:
He was up and away at dawn of day
With the Rose-bush under his arm.
("Тиберием" при жизни звали Ричмонда - такого же, как и я, троюродного брата правящей фамилии, впоследствии - Генриха VII Тюдора. Он чудом остался жив после битвы при Босворте, на коей сложил голову его враг и кузен злобный, колченогий горбун "Huff-Huff" - Ричард III.)
Через полторы недели после допроса меня в Гавре сажали на шведский борт. Со мной уезжала моя беременная сестра, кою выслали за "аморальное поведение". На причале нас провожал сам Фуше. Он сказал так:
- "Мальчик мой,- почему я Вас отпускаю?"
Я растерялся и не знал, что ответить и тогда жандарм на миг задумался, а потом с болью добавил:
- "Я прекрасно знаю, - кто вы такой и насколько опасны для Франции. Сохраняя вам жизнь, я убиваю сотни людей. И все же..."
Он долго молчал, не зная как продолжать, и сильный ветер с Ла-Манша трепал его волосы. Мы стояли на самом конце пирса, от коего должен был отчалить корабль, увозивший меня на свободу. Было очень свежо и холодно, а рана моя на шее стыла и ныла на свирепом ветру. Но мы стояли именно на самом конце пирса, чтобы нас видели и ни у кого не возникло подозрений насчет нашей беседы. А еще, - чтоб никто не мог нас услышать.
Наконец, граф решился и произнес:
- "Я вырос самым младшим ребенком в семье. Поздним ребенком. Мои братья были для меня живыми богами...
Один погиб с Монкальмом в Квебеке. Другой сложил голову в Пондишерри. Третий пал под Седаном. Семилетняя война - будь неладна. Я по сей день не терплю английскую и - немецкую речь.