Кузен заметался по комнате, стал материться и причитать... Наконец, он отчаянно махнул мне "прощай" и пулей выскочил от меня. А я еще долго смотрел на огонь, да смеялся при этом.
Видите ли... Я вдруг осознал, что милейший кузен и впрямь много раз примерял в своих снах - Корону Российской Империи. А как же после этого Клятва Вольного Каменщика?!
Бедный, бедный Сперанский! Моссальский... Израэлянц...
Где-нибудь чрез неделю после этого мои люди доложили мне, что в столичный порт прибыл груз - контрабанда оружия. Я дал знать о сием Аракчееву, а уж его артиллеристы ежели и не понимали в политике, - за оружие - уцепились.
Потом - прибыло судно с порохом. Аракчеев перепугался, что масоны-католики злоумышляют неведомо что и... "до зубов" вооружил своих сыщиков.
Масоны узнали об этом, сделали из того вывод, что татары готовятся на все тяжкие (а пример с убиением Павла говорил, что татары мало того что решительный, но и - готовый к политическому убийству народ) и стали закупать оружие пачками.
Закупали они его чрез третьи руки, но ежели Англия с Пруссией стали нам "сигнализировать" о сием, Франция, не желая "подставить" сторонников, предпочла все это скрыть.
В итоге же получилось, что в столице возникла "устойчивая преступная группа, имеющая неограниченные поставки оружия от якобинцев и ставящая своей целью - физическое устранение Императора и всей царствующей семьи".
В конце концов, противники так себя запугали, что средь масонов возникла "боевая группа", коя и решилась взорвать "Немецкую" Церковь в миг Пасхальных торжеств 1812 года, когда туда прибудет сам Государь сопровождать свою вдовствующую Королеву-Мать на всенощную...
Мышеловка захлопнулась.
Прежде чем я продолжу о событиях того года, переброшу мостик от прошлого в наши дни.
В 1830 году в Санкт-Петербург пришел пароход, на коем прибыли: мой сын - Жорж Дантес (от Эмилии Дантес) и голландский посланник - барон Геккерн. Они состояли меж собою "в любовной связи" (как сие следует из наблюдения жандармерии), но природа сей связи была чуть иной, чем кое-кому хотелось бы думать. Видите ли...
Сын мой был - вылитый Бенкендорф. Двухметровый гигант с голубыми глазами (сие в роду Бенкендорфов и передалось через поколение, - мы с Доротеей "стальноглазы" - сие у нас от фон Шеллингов), вьющимися волосами цвета чистого льна, да всеми статями "Ливонского Жеребца" свел с ума женщин обеих столиц.
То же самое произошло и с мужчинами - знатоками "мужской красоты". Доложу по секрету, - когда мой сын впервые "представил себя" при дворе, ядовитый барон Клейнмихель не преминул съязвить:
- "Господа, сие граф Бенкендорф - лет тридцать назад! Я слыхал, что дамы пысали кипятком при одном виде "ливонского принца", но до сего дня верил, что это - метафора. Но...
Похоже, что слухи имеют под собой почву! Мало того, - сей Феб-Аполлон так прекрасен, что я верю всем рассказам про то, как наш граф в молодости соблазнил самого персидского принца!"
Дамы из окружения "черных баронов" гадливо подхихикнули сим словам, а любезные мне "серые" дамы вспыхнули, и невольно ступив назад - как будто закрыли меня единой стеной. Один из моих "серых баронов" - юный фон Клодт, положив руку на эфес своей шпаги, коротко произнес:
- "Сие - оскорбление! Потрудитесь-ка объясниться. Или.."
Клейнмихель сразу же стушевался (сие встречается за "чистопородными" "черными" немцами, - в прямой драке они вечно пасуют пред "немцами-латышами" - иль немцами "серыми") и за него отвечал его друг - фон Адлерберг:
- "Валли неточно выразился! Никто и не хотел намекать, что хоть кто-нибудь из "Жеребцов" хоть на миг выказал себя в чем-то - "Кобылой". Персидский Наследник в сиих делах был "известною женщиной" и даже с секретарем жил, как - официальная жена с мужем.
Валли хотел лишь сказать, что мужские достоинства дома фон Бенкендорфов таковы, что мужчины известных наклонностей готовы им соответствовать. Как женщины - разумеется!"
Извинения были приняты, а фон Адлерберг в сотый раз выказал себя главою всей "черной партии". Фон Клодт с фон Клейнмихелем совершили ритуальный "офицерский полупоклон" (не предполагающий уважение к собеседнику), одновременно щелкнули каблуками и выпустили шпаги из рук - инцидент был исчерпан. (На их уровне - разумеется.)
В реальности ж - "в бой пошла тяжелая артиллерия".
Фон Адлерберг, чуть жмурясь и усмехаясь, как кот, глядящий на солнышко, сделал шаг чуть вперед - к Государю, коий стоял меж двумя частями вроде бы единой "немецкой" партии точно посередине, и задумчиво произнес:
- "Я понимаю фон Геккерна - лаком кусок! В сто раз лучше прежнего любовника сей старой шлюхи! С ним, говорят, переспали - чуть ли не все секретари голландского Министерства Иностранных дел... А старая шлюха мужского пола столь же не красит любовника, как... и худшее преступление.
Ваше Величество, - что подумает мир, ежели пойдет разговор - ваш племянник живет на содержании мужчины любовника, - пусть даже любовник и исполняет женскую роль?!"
Государь нахмурился, насупился и неодобрительно посмотрел на меня его не взволновали вести о том, что мой сын еженощно исполняет "супружеский долг" по отношению к другому мужчине, но - идея о "содержании" его покоробила.
Тогда сестра моя Доротея, чуть кашлянув, объявила:
- "Все сие - так, но... Не наш племянник живет за чужой счет, но ровно наоборот.
Мальчику - восемнадцать. Пора ему получать имя в обществе, а кто такой - Жорж Дантес? Пфуй. Пустота. Ничего.
Зато барон фон Геккерн - полный банкрот. Растратил весь капитал на своих малолетних любовников... И он - бездетен.
Вообразите ж себе, Ваше Величество, что через некий срок барон усыновит моего племянника и тот станет - полноправный барон Карл фон Геккерн. Барона фон Геккерна вы готовы принять в свою свиту, иль вам по душе более лягушатник Дантес?!
Но все имеет какую-то цену...
Барон за сие будущее усыновление спросил денег и - супружескую постель. Я, будучи во Франции, согласилась, при условии, что об этом не будет знать мой племянник...
Его связь с бароном - его собственный Выбор, но насколько мне ясно сие нисколько не умаляет его Честь и Достоинство. Пока деньги от нас Честь мальчика вне подозрений!"
Государь внимательно выслушал мою сестру Доротею, задумался, а потом задумчиво произнес:
- "Мы живем по нормам сословной Монархии. Я принимаю то, что дети наиболее близких и родных мне людей могут появиться на свет не в той кровати, коей они несомненно заслуживают. Я принимаю подобные усыновления, ибо сие - Восстановление Божественной Справедливости и Сословного Права. Я принимаю - деньги за подобное усыновление, ежели дворянством своим торгуют не мои подданные.
Но... Связь мужчины с мужчиной... М-да... Я знаю, что многие из наиболее верных и близких мне... Но до конца "переварить" сие...
Сделаем так. Ежели Жорж Дантес докажет Право свое стать бароном фон Геккерном, я приму его, как родного племянника, и возвышу в соответствии с тем, что должно быть моему племяннику. Но до тех пор, - сие Жорж Дантес. Безродный якобинец и лягушатник Дантес... Такова моя Воля!"
В том году началось Восстание в Польше. Сын мой сразу же пошел добровольцем в чине вольноопределяющегося и на первых порах был зачислен в драгунский полк. Это было самое большее, что я мог сделать - хорошо хоть "незаконного" не заслали (по негласному обыкновенью) в гусары, - это было бы просто ужасно: гусары почитаются самыми "отбросами высшего общества".
К счастию - в первые ж дни Войны случилась Первая битва при Модлине и мальчик мой в миг гибели командира принял командование на себя и управлял целой ротой в несчастном для нас сражении до конца. При сием он был дважды ранен, но не отошел и даже организовал грамотный арьергард, когда пришел приказ отступать.
При разборе этого боя старшие командиры в один голос произнесли свой вердикт: "Мальчик - вылитый Бенкендорф. "Никакой" в смысле стратегии с тактикой, но - необычайно смел и отважен и нижние чины инстинктивно слушаются его. Равно как слушались - отца его, деда и прадеда. Сие в Крови фон Бенкендорфов. Равно как и - отсутствие полководческих качеств".
Командующий нашей армии - мой друг Ваня Дибич так охарактеризовал сына моего Государю:
"Карл весь в батюшку - природный комбат, - солдаты за него и в огонь, и в воду, и хоть на рога к черту! Но - упаси Бог от команды над хотя бы полком, - те, до кого он не в состоянии докричаться - обращаются в стало ослов, да - баранов.
Ежели вы изволите сделать его генералом, надо бы сыскать что-нибудь навроде того, кем был его батюшка. Спецбатальон по особым заданиям, разведкоманду для глубоких рейдов по вражьему тылу - что-нибудь этакое.
Как офицер же он - безупречен".
Брат мой прочел сие донесение, расплылся в улыбке (Nicola сам в сущности - идеальный комбат, но - никакой полководец: сие - в Крови Бенкендорфов) и объявил:
- "Доставьте ко мне моего племянника. Я хочу его видеть. Я хочу его видеть моим адъютантом в моей кавалергардии!"
За день до того, как сын мой стал кавалергардом, барон усыновил его и в свиту попал не безродный Дантес, но - потомственный барон фон Геккерн...