4.
Марина подошла к дверям своей квартиры и полезла в сумочку. И вот тут внезапно вспомнила: ключи она оставила секретарше главного врача для навязанного ей постояльца. Замоталась на работе и забыла. «Надеюсь, он хотя бы дома», — подумала Марина и нажала копку звонка.
Вдалеке послышались шаги, дверь открылась, и перед женщиной предстал Несвицкий в тонком свитере, спортивных брюках и ее переднике в цветочек.
— Добрый вечер, Марина Авенировна! — улыбнулся он хозяйке. — Проходите, мойте руки, будем ужинать. Я тут у вас немножко похозяйничал, надеюсь, вы не будете в претензии.
От такого заявления женщина слегка опешила и только покачала головой. Бросив сумку на комод в прихожей, она сняла туфли и отправилась в ванную, а спустя минуту появилась в кухне. Постоялец к тому времени избавился от передника и предстал перед ней у накрытого стола.
— Присаживайтесь, Марина Авенировна, — указал рукой на стул. — Сейчас мы предадимся греху чревоугодия, — он снова улыбнулся. — Не знаю, как вы, но я проголодался.
Марина присела и осмотрела стол. Салат из свежих овощей, пшеничный хлеб, нарезанная тонко ветчина, два сорта сыра и вяленая колбаса. Тарелки украшала зелень — веточки укропа и петрушки. Возле них стояли бутылки с этикетками на иностранных языках. Вдобавок в комнате витал дразнящий запах чего-то вкусного. Женщина сглотнула.
— Откуда все это богатство?
— Купил на рынке, — объяснил Несвицкий, присаживаясь напротив. — Он тут недалеко и выбор неплохой. Все свежее. На горячее подам тушеную картошечку с парной свининкой. Этот поросенок еще утром хрюкал, как мне сказали. Что вы предпочитаете на аперитив? Коньяк, ликер? Есть джин сухой, английский.
— Их тоже продали на рынке? — хмыкнула Марина.
— Трофейные, — пожал плечами Николай. — Своих солдат Германия снабжает хорошо. Но тем, кто с нами этим поделился, аперитивы больше не понадобятся. Так что?
— Коньяк, — подумав, выбрала Марина.
— Поддерживаю, — одобрил Николай и наполнил рюмки. — Ну, за знакомство!
Коньяк был мягким, ароматным и с легким карамельным вкусом. Скользнув по пищеводу, он наполнил желудок теплотой. Марина взяла вилку и закусила ветчиной, подумав, подцепила ломтик сыра… Отдала должное салату, заправленному ароматным свежим маслом из подсолнечника. Николай не отставал. Закуска быстро исчезала.
— Горячее! — сказал Несвицкий и навалил ей в чистую тарелку горку желтого картофеля с кусками мяса.
«Я столько никогда не съем!» — подумала Марина, но не заметила, как съела. Картофель пропитался соком мяса, стал мягким и рассыпчатым. Во рту он просто таял. Ну, очень вкусно!
— Дижестив! — сказал Несвицкий и вновь наполнил рюмки. — В Западной Европе живут неправильные люди, и пьют они после еды — для лучшего пищеварения. Чего с них, варваров, возьмешь? Но что-то в этом есть.
— Вы бывали в Западной Европе? — спросила у него Марина.
— Доводилось.
— Говорите на иностранных языках?
— Французский, английский и немецкий — в совершенстве. На испанском и итальянском объясняюсь и могу читать, но письменностью не владею. Грамматика у них довольно сложная.
«Ничего себе! — подумала Марина. — У меня английский, как анкетах пишут, со словарем. Латинский не считается — на нем никто не говорит»,
— Вы хорошо готовите, — сказала вслух.
— Когда один живешь — и не тому научишься, — пожал плечами Николай.
«Он не из родовых, — подумала Марина. — Или изгой».
— Скажите, Николай Михайлович, — спросила, отхлебнув из рюмки. — Зачем вы это все устроили? — она кивнула на тарелки. — Ужин приготовили, купили дорогих деликатесов? На рынке все недешево.
— Хотел к вам подлизаться, — улыбнулся Николай.
— Для чего?
— Меня вам навязали в постояльцы. Не думаю, что вы охотно согласились. Так что постарался смягчить вам огорчение.
— Я не огорчилась, — качнула головой Марина. — Просто… Как вам сказать… После смерти мужа в этом доме не было мужчин. Я привыкла жить одна. А теперь не знаю…
Она внезапно всхлипнула и зарыдала.
— Марина Авенировна!..
Спустя минуту она пришла в себя и обнаружила, что сидит, уткнувшись лицом в грудь мужчины и плачет, тот гладит ее по голове и шепчет что-то успокаивающее. Марина отстранилась.
— Извините! Не следовало мне сегодня пить, — она вздохнула. — Расклеилась и вспомнила Сережу.
— Вы часто плачете о нем? — спросил Несвицкий.
— Почти что каждый день.
— Это очень плохо.
— Почему? — обиделась Марина.
— Не даете душе его уйти в чертоги Господа. Ваш Сергей давно бы был в раю, но вы не отпускаете его и держите возле себя. Нехорошо.
— Откуда знаете, что Сергея ждут в раю? — насупилась Марина.
— А где ж еще? Мне сказали, что он погиб во время операции, спасая человека. Это так?
Марина подтвердила.
— Евангелие помните? Нет больше той любви, аще кто положит душу за друзей своих. Таких, как он, церковь почитает мучениками, которые, минуя мытарства, идут прямой дорогой в рай. А вы ему не позволяете.
— Уверены?
— Священник объяснил мне, когда жену похоронил.
— У вас была жена?
— Да, — он замялся, но потом кивнул. — Я гораздо старше, чем выгляжу, Марина Авенировна.
— Насколько?
— Не могу сказать. Утратил память, вернее, часть ее в результате асфиксии. В бою засыпало землей. Чего-то помню, а чего и нет. Но уверен, что мне не восемнадцать лет.
«В этом нет сомнения, — подумала Марина. — В восемнадцать так не говорят».
— Жена погибла под обстрелом?
— Умерла от рака.
— Но вы же волхв! И не могли спасти?
— Увы. Хотя и сделал все, что мог.
— Ах, да! — она кивнула. — Корпускулы здоровья не убивают раковую опухоль, наоборот, ускорят рост новообразований. Проверено. Вот при ранениях… Что мне делать, Николай Михайлович? Как отпустить Сергея?
Он задумался.
— Вам завтра в госпиталь? — спросил.
— Нет. Мне дали выходной. Динамика у деток положительная — ваш раствор помог, и главный врач сказал, что справятся и без меня.
— Тогда с утра пойдемте в церковь. Помолитесь там о душе Сергея и скажете, что отпускаете. Мне тоже нужно — заказать сорокоуст о близком человеке.
— Жене?
— Мария умерла давно, — качнул он головой. — О товарище, погибшем вчера в бою.
— Вы с ним дружили?
— Мы были как одна душа и тело. Но ненадолго. Душа его меня покинула.
«Странно говорит», — подумала Марина, но уточнять не стала. А он продолжил:
— Отдыхайте, Марина Авенировна. Я сам тут приберусь.
— Сначала покажу вам комнату, — ответила Марина и встала. — Диван там есть, постель — в шкафу. Устраивайтесь…
Через полчаса она спала, завернувшись в теплое одеяло — отопление пока что не включили, и в квартирах было лишь немногим потеплее, чем за окном. А Несвицкий в своей комнате разбирался с вещами, которые привез от Владислава. Для этого он попросил машину, и госпиталь не отказал, дав ее с водителем, конечно. Попросив его немного подождать, Николай зашел в знакомый двор. Гулого он обнаружил в летней кухне. Напарник восседал в дымину пьяный за столом, перед ним стояли опустевшая бутылка водки и тарелка с остатками закуски.
— Ты же говорил, что за рулем не пьешь, — вздохнул Несвицкий.
— Так я не за рулем, а дома, — громко икнув, нетрезвым голосом промолвил Владислав. — Эх, Коля, Коля! Это же такая мука — видеть столько горя в домах у мужиков! Я же всех их знал, как и они меня. Родные плачут, смотрят на меня, а в глазах читается вопрос: «Почему мой умер, а ты живой?»
— Деньги роздал?
— Да, — Владислав мотнул башкой. — Сказал, что от тебя, поскольку это твой трофей. Благодарили. Деньгами мужа, конечно, не вернешь, но жить после такой потери людям будет легче. Тебе от них спасибо.
— А я приехал за вещами. Взяли на работу в госпиталь, на жительство определили неподалеку от него.
— Знаю, — икнул Гулый. — Жена звонила, интересовалась, как я тут, заодно и рассказала. Поздравляю. Хорошая работа. Но жаль, что не остался в батальоне, нам бы пригодился.
— Кто знает, может быть, еще и повоюем, — сказал Несвицкий и спросил: — Автомат мне сдать? Или себе оставить можно?
— Гражданскому с оружием нельзя, — задумался напарник. — Разрешают пистолет, но на него нужна бумага. Хотя… Если начальство похлопочет… Ты воевал и взял оружие в бою, а не со склада получил. Спроси.
— Спрошу, — кивнул Несвицкий и сунул автомат в рюкзак. Следом — разгрузку с магазинами и цинк патронов. Прицепятся — отдаст. Сомнительно, что волхва потащат в суд за незаконное оружие.
Попрощавшись с Владиславом и посоветовав тому поспать, он отнес два рюкзака в машину. И вот теперь раскладывал их содержимое по ящикам и полкам шкафа. Прежде сделать этого не мог: не знал, куда его определят, а, может, вовсе выставят за дверь. Женщины, особенно красивые, непредсказуемы. У каждой толпы тараканов в голове, что и подтвердил их разговор с Мариной. Четыре года тосковать о муже! Какая б не была у них любовь, но с психикой у дамочки не все в порядке. Поэтому он предложил хозяйке психотерапию с походом в церковь. Он и сам хотел туда сходить — пообещал ведь Юрию, что за него помолится. Вот и совместит два дела.
В прошлой жизни Николай Михайлович был православным нигилистом. Вот такое сочетание, казалось бы, несочитаемого. Бог, как он считал, необходим, потому что без загробного существования, жизнь человека не имеет смысла. Но просить у Бога помощи в карьере, удачи в бизнесе и личной жизни бесполезно. Господу нет дела до твоих делишек, он для большой и главной цели в жизни человека — обретения посмертия. В тоже время церковь для людей часто заменяет психотерапевта. Помолился, попросил, поставил свечку — и полегчало на душе.
В храм они отправились голодными: Марина решила исповедаться и причаститься, Несвицкий поддержал ее из солидарности, но сам он причащаться не хотел. Ведь перед этим нужно исповедаться, а что он скажет батюшке? Дескать, перенеслась его душа в это тело из другого мира, а обитавший в нем до этого парнишка умер. И теперь Несвицкий просит помолиться о его душе. Класс! Психиатры довольно потирают руки…
Храм располагался неподалеку, и людей в нем оказалось много — воскресный день. В притворе они с Мариной купили свечи, Несвицкий подал поминальную записку, и оба вошли под своды церкви. Николай сразу обратил внимание, что прихожане здесь ведут себя иначе, чем в его прежнем мире. Они стояли не вперемешку, и строго выстроились по половому признаку: женщины расположились слева, мужчины — справа. Последних было очень мало. Хотя и в прошлой жизни Николая женщин в церковь приходило больше, чем мужчин, но это не бросалось так в глаза. Поставив свечку перед образом Спасителя и помолившись о душе парнишки, Николай стал слушать службу. Она здесь была несколько другой: похоже, что короче. Просительная ектенья — одна! — затем священник зачитал короткую цитату из Евангелия и начал исповедовать желающих, причем, довольно быстро. «Куда они торопятся?» — подумал Николай, но вскоре догадался: опасаются обстрела. Чем дольше люди будут в церкви, тем вероятней для прихожан и клира словить прилеты. М-да, прифронтовая жизнь заставляет даже церковь пересмотреть каноны.
Перекрестившись, он покинул храм и, выйдя за ограду, закурил. Там и дождался появления Марины. Лицо ее было умиротворенным.
— На душе светло, — поделилась своими чувствами хозяйка. — Помолилась о душе Сергея, сообщила, что отпускаю его в рай. И знаете? Он мне ответил! Прошептал: «Спасибо!» Как думаете, он так действительно сказал, или почудилось?
— Сказал! — заверил Николай. — В этом нет сомнений. Вы сейчас к себе?
— Да, — подтвердила женщина. — Выходной. Надо постираться и прибрать в квартире.
— Я — в госпиталь, — сказал Несвицкий. — Вчера договорились сделать партию раствора. Подскажите, где тут можно перекусить по-быстрому? Есть хочется.
— Накормят в госпитале, — Марина улыбнулась. — Он считается военным, и персонал в нем кормят. Люди сутками работают, когда им для себя готовить? Не переживайте.
Так оно и вышло. Несвицкий заглянул в столовую, где получил тарелку манной каши, политой маслом, два кусочка хлеба и стакан какао.
— Нужна добавка — подходите, — сообщила повариха на раздаче.
Несвицкий подошел. Странно, но у него прорезался гигантский аппетит. Вчера он много съел — и здесь, и у Марины. После такого прежде утром кусок бы в горло не полез, но смотри ты… Молодой, растущий организм так требует или причина кроется в ином? Не ясно.
Позавтракав, он заглянул в палаты к детям. В этот раз маленькие пациенты не выглядели так ужасно, как вчера. Возле их кроваток сидели мамы, бабушки, отцы. Поначалу никто не обратил внимания посетителя. Зашел в палату худенький парнишка, немного постоял и вышел. Возможно, родственников ищет. Но потом, как видно, кто-то проболтался.
Завершая обход палат детского отделения, он вдруг увидел в коридоре толпу примерно в двадцать человек, которая немедленно взяла его в кольцо.
— В чем дело, господа? — спросил Несвицкий.
— Вы волхв? — спросила молодая женщина, шагнув вперед.
— Так записано в моем удостоверении, — уклончиво ответил Николай.
— Волхв! — закричала женщина, схватила правую руку Николая и стала целовать. Он еле отобрал и спрятал за спину вместе с левой.
Толпа загомонила и подступила ближе.
— Спокойно, господа! — воскликнул Николай. — Откуда этот взрыв неконтролируемых эмоций?
— Ты деток наших спас, — сказал немолодой мужчина. — Спасибо тебе, добрый человек!
Он поклонился.
— Спаси тебя Господь и Пресвятая Богородица! — откликнулись в толпе и стали кланяться.
— Детей спасли врачи, медсестры, санитарки — все, кто здесь трудился днем и ночью, — Несвицкий чувствовал себя неловко. — А я всего лишь зачаровал раствор.
— Без него бы Галечка не выжила, — сказала женщина, которая целовала ему руку. — Мне так врачи сказали.
— А внук мой не оправился бы так быстро, — сообщил немолодой мужчина. — Не скромничайте, Николай Михайлович! Великое дело вы сотворили. Как хорошо, что так вовремя нашлись!
— Кстати, о растворе, — перехватил инициативу Николай. — Я как раз намеревался сделать следующую партию. Вы мне позволите пройти к автоклаву?
Люди расступились. Несвицкий зашагал по коридору, слыша сзади голоса: «Худенький какой!.. Все силы на детей потратил… Не щадит себя… Спаси его Господь!..» «Да это просто сюр какой-то! — думал Николай, спускаясь по ступенькам в цокольный этаж, где располагались автоклавы. — Налетели и сразу руки целовать…» Как выяснилось вскоре, куда покруче сюр ждал его в помещении для автоклавов. Переступив порог, Несвицкий с изумлением увидел, что в нем полно людей. Медики в халатах, мужчины, женщины в гражданском, а кто-то — и в военной форме. Здесь же обнаружился и главный врач, который сразу подошел к Несвицкому и поздоровался за руку.
— Кто эти люди? — поинтересовался Николай. — Понятно, что в халатах наши, а остальные?
— Из администрации главнокомандующего и из Собрания Республики. Услышали, что в госпитале появился волхв и захотели посмотреть.
— Не верят, что я волхв?
— Скорее, в то, что вы нашлись. Когда Антип Матвеевич погиб, ему замену почти год искали. Даже обращались к правительству империи. Ответили: свободных волхвов нет. Другие страны вовсе не откликнулись — таких специалистов просто так не отдают. А тут вдруг выскочил один, как чертик. Господи, прости! — он перекрестился.
— А то, что я вчера раствор зачаровал, им недостаточно?
— Желают сами убедиться. Поймите, отказать нельзя.
— Хорошо, — помедлив, согласился Николай. — Но, чтобы в помещении ни звука. Собьют мне концентрацию — лично выброшу за двери. Не посмотрю на чин и должность.
— Я прослежу, — заверил главный врач.
Николай уже привычно вымыл руки над раковиной и, не вытирая их, направился к приготовленному автоклаву, где сел на табурет и опустил ладони в воду. Закрыл глаза и сконцентрировался. Мир исчез, пропали образы и звуки, перед глазами возникли сцены, которые он подсмотрел в палатах. Вот мать целует маленькую девочку и, плача, гладит ей головку — всю забинтованную. Бледный мальчик, которому осколком оторвало кисть. Кровавое пятно на забинтованной груди другого…
Из ладоней потекло тепло, он это ощутил. Еще заметил в прошлый раз: на патроны и гранаты из пальцев льется холод, а на раствор здоровья — теплота. Он просидел довольно долго, пока не ощутил, что из ладоней больше ничего не истекает. Николай открыл глаза и встал.
— Готово, — сообщил собравшимся.
— Двадцать семь минут, — немедленно сказал Кривицкий, глянув на часы. — Теперь проверим результат.
Подойдя, он зачерпнул из автоклава воды стаканом и глянул сквозь него на низкое окно.
— Есть! — объявил довольно. — Концентрация нормальная. Желающие могут убедиться.
Все загомонили и окружили главврача. Стакан пошел по их рукам. Люди брали и смотрели на просвет. Воспользовавшись этим, Николай тихонечко слинял. Выбравшись во двор, он закурил. Хотелось есть, хотя совсем недавно завтракал, в теле ощущалась слабость — хреново было в общем. А тут еще комиссия приперлась глянуть на диковинку. Он вспомнил, что у входа в госпиталь стояло несколько машин — внедорожники и легковые. Тогда подумал, что посетители приехали навестить родных. Ошибся.
В двор выскочил главврач. Подойдя к Несвицкому, сказал сердито:
— Николай Михайлович! Вы почему ушли? С вами побеседовать хотели.
Несвицкий затоптал окурок.
— Степан Андреевич, скажите: я волхв или медведь, который выступает в цирке? Вы это для чего устроили? К тому же, не предупредив меня?
Главврач смутился.
— Извините. Я звонил Марине Авенировне. Но телефон ее не отвечал, а когда Мережко взяла трубку, то сообщила, что вы в госпитале. Я стал искать, но мне сказали, что вы позавтракали и отправились в палаты к детям. Просто не успел.
— А для чего эти смотрины? Похвастаться перед начальством ценным кадром?
— Вы не понимаете, — вздохнул Кривицкий. — Я позвонил министру здравоохранения, сообщил о вас и попросил, чтобы разрешили госпиталю открыть прием для иностранцев. Корпускулы — это ведь не только раны. К примеру, они эффективно исцеляют кожные проблемы, трофические язвы и ряд других болезней, не поддающихся традиционному лечению. А иностранцы — это деньги, которых госпиталю не хватает. При прежнем волхве мы их принимали. Министр ответил, что нужно убедиться, что волхв способен обеспечить раствором всех: и жителей республики, и иностранцев. Иначе никакого разрешения. Сказал, что сам приедет посмотреть. Я не ожидал, что вместе с ним увяжутся люди из администрации главнокомандующего и Собрания Республики.
— А этим я зачем понадобился?
— Как вам сказать… — главврач замялся. — Вы своего рода знаменитость. Про ваш бой на подступах к Царицыно уже легенды ходят. Двое ополченцев разгромили штурмовую группу немцев, усиленную чернокнижником и бронемашиной. На месте боя побывали журналисты из газет и телевидения, сняли и сгоревшую «Куницу», и трупы немцев у траншеи, и убитых минометчиков.
— Артиллеристов ухайдакали имперцы. Подлетел их вертолет и ракетами ударил.
— Об этом тоже сообщили, но и без того картинка впечатлила. Вот люди и захотели глянуть на героя, который вдобавок оказался волхвом, и, едва прибыв с поля боя, пришел спасать детей.
— Понятно, — Николай кивнул. — Не обижайтесь, Степан Андреевич. Просто не люблю публичность: я волхв, а не артист. Надеюсь, не испортил вам гешефт?
— Я объяснил, что после процедуры чарования волхв чувствует упадок сил и нуждается в покое.
— Прокатило?
— Словечки у вас странные, — Кривицкий удивился. — Если вы о мнении гостей, то они прониклись, хотя и сожалели, что не удалось лично высказать герою свою признательность и восхищение. Меня просили передать.
— Понятно. Разрешение дадут?
— Пообещали. Но сначала нужно обеспечить потребности республики.
— Нужно — обеспечим. Степан Андреевич, есть очень хочется. Меня покормят или поискать кафе?
— О чем вы? — Кривицкий удивился. — Конечно же накормят. Не беспокойтесь, мы прекрасно знаем, что на чарование волхв тратит силы, и их следует восполнить. Тем более, еды хватает. Я заказал для делегации обед, но люди отказались — дескать, не гоже объедать больных.
«Странные у них порядки, — подумал Николай. — Начальство отказалось от халявы…» Но углубляться в тему он не стал — до одурения хотелось жрать.
Через полчаса он выполз из столовой, лучась от сытости и счастья. Для начальства наготовили вкусняшек: жареных бифштексов, воздушное пюре, супы, салаты, разные нарезки. Несвицкий это смолотил. Не все, конечно, но существенную часть — сколько удалось запихнуть в желудок. Почти как в той комедии: бифштексов — три, солянка сборная мясная — три порции, салат — один (скромнее нужно быть!), хлеб, чай, пирожное… Из столовой он отправился в библиотеку. Почему не к месту жительства? Так там хозяйка убирается. Если женщина за это взялась, то следует исчезнуть с глаз. Иначе можно огрести. По уму и возвратиться нужно через несколько часов по окончанию уборки. Пусть хозяйка успокоится, чувства приведет в порядок…
В библиотеке для начала он попросил газеты. Кривицкий не соврал: об их бое написали. Было много фотографий: сгоревшая «Куница», трупы немцев крупным планом. Чернокнижник так вовсе с разных ракурсов. Журналисты восторгались: вот как мы воюем! Дескать, дали немцам прикурить. О погибшем взводе упомянули мимоходом. «Если по уму, то оборона и без помощи имперцев потеряла вдвое больше наступавших, — оценил Несвицкий. — А не случись меня, немцы вовсе избежали бы потерь. Да, конечно, силы были неравны: у немцев минометы, бронетехника, плюс этот чернокнижник. Но подготовка ополченцев оторви и выбрось. С такой они не навоюют…»
Отложив газеты, он взялся за «Практическое волхование». Интересная попалась книга. Материал изложен просто, ясно, с примерами и теоретическим обоснованием природы чародейства. Если верить автору (книгу написал иеромонах Софроний), волхвы сами от себя ничего не производят, а выступают проводниками сил природы, которую, как всем известно, создал Бог. Поскольку у природы энергии — море разливанное, достаточно уловить хотя бы малую частичку. Ну, как, к примеру, фотоэлементы преобразуют свет Солнца в электричество. Способность к волхованию встречалась в этом мире не сказать, чтоб очень редко, но лишь немногие могли ее использовать, условно говоря, в «промышленных» масштабах. Подогреть в ладони чашку с чаем, заморозить курицу или кусок свинины получается у одного из ста, но это не ценилось. Малополезный дар: есть электрические чайники и холодильники, они справляются с задачей эффективнее. Обладающих такой способностью звали ЛОДы — люди, ограниченные в даре.
Истинные волхвы (на Западе их звали маги) встречались редко — один на десять тысяч населения, но в реальности гораздо меньше. Не каждый мог развить свой дар, к тому же ряд способностей ценились мало. К примеру, возможность сжечь противника живьем, которую Несвицкий видел лично. В Средневековье это было — ух! Но в 21-м веке… Дар действовал на близком расстоянии, короче, пуля эффективнее. А вот защитный кокон, который Владислав назвал «покровом» — это то, что нужно. Тех, кто им владел, охотно брали в армию, правоохранительные органы, что и понятно. Врывается такой вот терминатор в опорный пункт противника или в квартиру, где сидят бандиты, спокойно их расстреливает, сам полностью неуязвимый для ответного огня. Высоко ценились летуны — то есть волхвы или маги, способные летать. Несвицкий аж глаза протер — неужто правда? Но Софроний сообщал о них обыденно, как, скажем, о сантехниках. Да, есть такие, и в армии используются для разведки и проведения диверсий. Живые «квадрокоптеры», мать их за ногу! К слову, до настоящих беспилотников в этом мире пока что не додумались. Технический прогресс здесь отставал и находился по оценке Николая, где-то уровне середины 90-х. К примеру, мобильных телефонов в этом мире не имелось. А если волхв к тому обладал защитным коконом — ЗК по-местному, то получался неуязвимый «квадрокоптер».
Лишь теперь Несвицкий понял то, о чем рассказывал напарник. Немецкий чернокнижник взлетел, разведал оборону ополченцев и навел на них огонь артиллеристов. К тому же у «эсэсовца» имелся и защитный кокон. В этом времени — смертельное оружие. Николай, вздохнув, подумал, что поторопился с оценкой ополченцев. У них просто не имелось шансов… К слову, иностранных магов Софроний безапелляционно помечал как чернокнижников. Дескать, получили дар от бесов. Православные, свои — от Господа. Ну, это нам знакомо…
Ценилась в этом мире и способность зачаровывать металлы от внешнего воздействия. При этом они становились черными и отталкивали любую краску, так что сразу было видно, какая защита у врага. Объяснилось, почему на немцах были именно кирасы, а не привычные Несвицкому бронежилеты. Силы на зачарование металла маг тратил одинаково — как на большой кусок, так и на маленький. Поэтому укреплять пластины для бронежилетов не рационально. А вот зачаровать бронемашину целиком мог только очень сильный маг, поэтому они встречались редко. Как и зачарованные боеприпасы…
Квалификация волхвов и магов считалась по разрядам. Одно умение — один разряд, и далее по списку. Наивысший ранг — шестой, Софроний утверждал, что больше не бывает. Застреленный Несвицким чернокнижник имел 4-й, и поэтому считался сильным магом.
Способность к волхованию обычно проявлялась в детстве. Таких мальчишек (из девочек волхвы не получались), отдавали в обучение к наставникам. Магических училищ, не говоря об академиях, не существовало. Волхв мог развить свой дар самостоятельно; в книге рассказывалось, как это сделать и приводились упражнения. За получением разряда он обращался в специальную комиссию, которая, проверив навыки, присваивала квалификацию. Или же отказывала в ней. Без заключения комиссии не принимали на воинскую службу и в правоохранительные органы. В гражданских учреждениях волхв мог работать без официального разряда — лишь бы руководство устраивало качество производимой им «продукции». Такой возможностью волхвы нередко пользовались, что вызывало возмущение у автора. «Разрядный» тут же призывался на действительную службу. Их забирала армия, полиция, органы разведки и контрразведки. Не все стремились там служить, в чем их и укорял Софроний — дескать, об Отечестве не думают.
Дар создавать раствор здоровья считался очень редким. Софроний называл таких волхвов отмеченными особой благодатью Господа. Теперь Несвицкий понимал ажиотаж, случившийся в госпитале после того, как он продемонстрировал свои способности. Теоретически он мог спокойно практиковать в империи и даже в Западной Европе — везде бы приняли с распростертыми объятиями. Возможно, так и произойдет, но для начала нужно убедиться, что его способности пришли надолго и не исчезнут также вдруг, как появились. А для этого необходимо учить теорию и постоянно совершенствоваться в волховании, как и советовал Софроний. Ну, что ж, ему не привыкать. В прошлой жизни Николай учился постоянно. Те же языки освоил, став пенсионером. Прочел, что для немолодого человека очень важно загружать свой мозг интеллектуальной деятельностью для профилактики Альцгеймера. Изучение иностранных языков для этого считалось идеальным. Он начал и увлекся. Жена ругалась: ну, ладно бы английский выучил — с ним проще в интернете, но немецкий и французский? Зачем они пенсионеру? С ангелами ты, что ли, будешь на них беседовать, когда умрешь? Несвицкий не послушал, и вот теперь хвалил себя за это. В этом мире он не пропадет…
Но все приятное когда-нибудь кончается, закончились и грезы. Их грубо обломал явившийся в библиотеку незваный гость. Представился, как капитан Коврига, начальник контрразведки батальона…