Это была наша первая встреча за полгода. В тупике, почти в самом конце квартала Эрмет, Льюис все-таки заставил меня остановиться ровно под плюющимся огнем факелом.
— Увидят же, — перепуганно сказала я, хватая его за рукав.
Совсем рядом топтались вездесущие стражники, и попасть в их руки, едва вернувшись в город, мне не хотелось.
Льюис только озорно улыбнулся и тряхнул головой, будто прогоняя наваждение. Я, не удержавшись, легко пихнула его в бок, все же сместившись в тень, клубившуюся в углу тупика.
— Ты словно кот, который сметаны наелся, — улыбнулась я в ответ, потому что хмуриться, когда он так непосредственно радовался, было почти невозможно.
— И не сметаны вовсе, — фыркнул он. — А вот.
На свет показалось запечатанное горлышко бутылки старого вина. Настолько старого, что я была уверена: все Самуэлевы выкормыши, жившие в общине до меня, на него облизывались. Я тоже облизывалась, но только ради того, чтобы позлить Самуэля — он невероятно дорожил этим вином и повторял, что оно — на очень особый случай.
А этот оболтус его украл.
— Нужно его вернуть… — начала было я, но Льюис и слушать ничего не желал.
— Вижу по твоей мордашке, думаешь, я его стащил? Нет-нет, клянусь, Самуэль сам мне его дал и даже просил вернуть тебя домой хотя бы не слишком пьяную. А чтобы ты больше не сомневалась, а я тебя знаю, малышка, вот тебе официальное разрешение.
Он вытащил из кармана клочок бумаги, на котором почерком Самуэля было выведено:
«Сим позволяю обоим напиться этим вином. С любовью, С».
Я наморщила лоб, не зная, стоит ли верить записке. Подделать почерк не так уж сложно, всего-то обратиться к Обри, частенько корпевшему над документами для общины. Он был виртуозом во всем, что касалось фальшивок, и за плату готов был подделать хоть печать герцога.
Но все же не в правилах Льюиса совершать такие глупые поступки. Он был совсем молодым, хотя точных лет я не знала. У нас не принято было называть возраст и настоящие имена. И тем не менее воровать у главы общины — проступок непростительный.
— С чего бы такая щедрость? — улыбнулась я, предпочтя слепо поверить в наличие у Льюиса здравого смысла.
— Повод! — поправил он меня. — Послушай, Дайан, все, что я тебе скажу, очень важно.
Он даже немного посерьезнел, но я все равно не до конца понимала, что хочет от меня мой друг и какую долю шутки мне предстоит услышать. Льюис был славным и добрым — насколько это возможно в таком месте, как Фристада, он любил помогать и частенько делал это бесплатно, он ухаживал за мной, когда я была ранена или болела. Он добровольно навещал состарившихся членов общины, скрашивая их досуг. Но все равно он был немного странным. Никогда нельзя было предсказать, к чему он ведет, каково его настроение и что ему от тебя нужно. Льюис был способен шутя рассказать, что началась война. Или долго и искренне переживать о смерти неизвестной женщины на Козлиных болотах. Порой он пугал, держа в руках кинжал и улыбаясь широкой и доброй улыбкой.
В кого он вонзит кинжал — в тебя или булку свежевыпеченного хлеба — подсказывало только чутье.
Именно поэтому Самуэль его так ценил.
— Слушаю. Только предупреди сразу, о плохом будем говорить или о хорошем. И почему здесь, скажи на милость?
— Ну конечно, о хорошем! Так, все. — Он вздохнул, непринужденно облокотившись о пышущую жаром каменную стену. — Я знаю тебя уже больше пяти лет, Дайан…
Он прервался, будто не веря собственным словам, и внимательно меня оглядел.
— Выходи за меня замуж.
От неожиданности я поперхнулась воздухом, закашлялась, отчего на глазах проступили слезы, а потом, размахивая у себя перед лицом руками, уточнила:
— Послушай, в последнее время шутки у тебя не выходят. Я не очень поняла, в чем соль.
Он на миг насупился, а потом рассмеялся и обнял меня огромными, сильными руками.
Это была еще одна странность Льюиса — он мог казаться тонким, изящным и даже красивым: приодеть, и можно вести его ко двору герцога, от девиц отбоя не будет. Но только он приближался, как на лице его проступали обветренная кожа, сухие губы, небольшие синяки под глазами, а сам он казался просто огромным. И где-то глубоко во взгляде, среди беззаботности и доброты, проявлялось что-то еще. Я не знала — что, и никто не знал, разве, может, Самуэль, но Самуэль, как мне всегда казалось, жил вечно и знал не меньше Перевернутых богов…
— Ты права, малышка, чувство юмора покидает меня с возрастом, но не красота. Обещаю, через двадцать лет я буду все так же хорош.
— Ты меня успокоил, — ответила я, обрадованная, что дурацкие шутки закончились. — Теперь я могу любить тебя вечно. А теперь давай уйдем отсюда, мы стоим под сводами форта Флинт, а он кишит Аскетами. Не помню, чтобы они питали к нам особую любовь.
— Мы свободные люди Фристады, так стоит ли переживать за этих несчастных, — улыбнулся он. — Дай им спокойно молиться в своих кельях.
— Мы на их территории, Лью, — умоляюще напомнила я. — Может так выйти, что скоро придется молиться нам. Идем же!
Он наконец выпустил меня из своих медвежьих объятий, не переставая улыбаться.
— Ну конечно, уйдем, но ты мне не ответила.
Я замерла на полуслове, глядя на него. Ничего не поменялось — ни грамма серьезности, только улыбка, сияющие глаза и расслабленная поза. А в кармане — бутылка старейшего вина.
— Так… ты не шутил, — выдавила я, растягивая губы.
— Разумеется, нет, Дайан, у меня же есть вино! — Этот аргумент показался ему довольно убедительным, а я окончательно пала духом.
Предложение — это серьезный шаг даже для чудаковатого Льюиса, а он отнюдь не был недальновидным дураком. А я… я вынуждена была отказать. Не потому, что он мне не нравился — Льюис нравился всем, и не потому, что я не доверяла ему, опять же, все, кто знал его достаточно, не имели сомнений.
Я не хотела замуж, это раз. Никогда не хотела — слишком многое теряли женщины моего и без того почти бесправного круга: нельзя выходить на улицы города без присмотра, нельзя самой решать судьбу своих детей, нельзя даже иметь собственное мнение… чтобы возразить мужу в самой мелочи, нужно было иметь приданое от отца — откупиться от невыгодного решения, а чтобы не согласиться по воле мужа покинуть его и уйти к Двенадцати плачущим сестрам — статус, который позволил бы с колыбели разговаривать с герцогом. Все, что могла мне дать моя настоящая семья, только клеймо неприкасаемой. Все, что мог дать мне Самуэль, он дал: кров и свою защиту. Он дал мне возможность быть членом общины, а значит — свободным гражданином свободного города.
Было еще и два. На моей руке уже был вытатуирован тонкий обод брачного браслета, который я тщательно скрывала под длинными рукавами и высокими перчатками.
— Но я же не человек, — возразила я, и это был, бесспорно, весомый довод.
— Ну и что, — легко отозвался Льюис. — Знаешь, мне никто не нужен, кроме тебя.
Судя по его лицу, это действительно было так. Льюис одиночка, и если он так говорил, да еще с таким проникновенным выражением, впускать к себе в каморку он был настроен только меня одну.
— Послушай, — собираясь с духом, медленно сказала я. — У меня есть кое-что, я никогда тебе этого не говорила, я даже думать об этом не хочу. Я даже Самуэлю… даже Самуэлю сказала не сразу. Я прошу, чтобы ты молчал о том, что услышишь, и… Прости, я не могу выйти за тебя. Я уже замужем.
Медленно подняв рукав, я продемонстрировала помрачневшему Льюису татуировку с именем, которое я была не в силах стереть со своего запястья.
— И мы не будем никогда об этом говорить, хорошо? И даже вспоминать. Это…
Он нервно натянул мой рукав обратно и снова улыбнулся, только теперь по-другому — мрачно и… сочувствующе.
— Я не хотел задевать твои чувства, — торжественно сказал Льюис, по-видимому, слегка сконфуженный.
— Ну, я то…
Но тут я учуяла близкий, чужой запах. Обстановка под стенами форта Флинт изменилась, и я повернула голову.
В отсветах факелов на стене было отчетливо видно, как к нам медленно приближался человек. Длинный тяжелый плащ скрывал его фигуру и скрадывал движения, и невозможно было определить даже его пол. Но по мере того, как он подходил ближе, я готова была спорить с кем угодно, что это был мужчина — настолько уж характерной была его походка. А когда ветер принес едва уловимый запах пыли и бумаги, мне многое стало ясно. И вместе с тем крайне любопытно.
— Кто это? — тихо удивился Льюис, и в его серых глазах мелькнул интерес.
— Тш-ш, — я приложила палец к губам и улыбнулась. — К нам пожаловала Тень.
Просто так встретить Теней на улицах Фристады представлялось едва ли возможным. Рассердить сориана, я полагаю, и то было бы проще, а лично я о подобном еще не слышала: более флегматичных животных вряд ли можно было сыскать.
Ни одного пресвитера или брата, или даже послушника Ордена Теней, праздно прогуливающихся по Фристаде средь бела дня, никто не видел. Тени появлялись на улицах лишь в темное время суток. Может, вместе с членством в Ордене человек приобретал аллергию на солнечный свет, или же Тени блюли репутацию таинственных затворников. Но эти прятки и были той причиной, по которой большинство обывателей даже не догадывались о существовании Ордена. Но если закрыть глаза на их порядком надоевшую загадочность, Тени во все времена были очень полезны свободной Фристаде.
На улицы плавно ложилась ночь. Сейчас я не могла обернуться и разглядеть выражение лица Льюиса, но у меня не было никаких сомнений — он изумлен. Да и неудивительно. Я и сама пребывала в некотором замешательстве. Что Теням от нас понадобилось? А может, не от нас, а от меня? Или же от Льюиса? А может, он просто мимо идет? Хотя мы с Льюисом скрывались в небольшом тупике, совсем недалеко от входа на кладбище. Предполагать, что Тень специально направлялся в этот самый тупик для того, чтобы поразмышлять о бренности всего сущего и тщетности бытия, было бы глупо. Следовательно… следовательно, пришло время поздороваться. Тени — люди серьезные, даже с перебором, с ними лучше было соблюдать этикет. Так, на всякий случай.
— Мир между нами, брат, — произнеся традиционное приветствие, я учтиво поклонилась, одновременно с этим незаметно пихнув Льюиса локтем в бок, чтобы он наконец вышел из ступора.
— Насколько я помню, ты не состоишь в нашем Ордене, так что опустим церемонии. Тихая ночь, Дайан, — спокойно и тепло поздоровался со мной незнакомец, и сердце мое ёкнуло. Мне показалось, что я уже не однажды слышала этот голос.
— Брат Аргус?
Вне всяких сомнений, это был он. Собственно, а кто еще из Теней мог бы знать меня лично? Брат Аргус, темная личность, о котором я знала одно: он приходил к Самуэлю по каким-то им лишь ведомым делам. И теперь ему была нужна я, важно было только понять — втайне от Самуэля или нет.
— Могу я быть чем-либо вам полезна, брат Аргус? — с безупречно-вежливой улыбкой спросила я.
— Можешь. У меня есть к тебе одна просьба… И, если ты не занята, я хотел бы украсть у тебя пару часиков. Вы, я надеюсь, не против, молодой человек? — Вопрос был адресован Льюису. Тот уже окончательно пришел в себя и даже успел устыдиться своего по-детски неприкрытого удивления.
— Ну что вы, не буду вам мешать… Дайан, я жду тебя у Самуэля. — Кивнув мне на прощание, Льюис растворился в ночи, а я вздохнула с облегчением: разговор вышел тягостным.
— Позволь предложить тебе руку, — галантно произнес брат Аргус и действительно предложил руку. Вернее, локоть. — Нас ждет небольшая прогулка.
Прошествовав мимо стражи, мы свернули на площадь, и я зажмурилась от резко ударившего в глаза света. Времени уже было без четверти полночь, а июньские ночи всегда были особенно темными, так что стража старалась в этом месяце развешать как можно больше факелов. Чем больше света, тем меньше опасности — так считали городские чиновники, и по моему скромному мнению, они были правы… ибо темнота переулков Фристады никогда не была пустой. Всегда, всегда случайного прохожего в ней поджидал некто, готовый познакомить его со своим кинжалом, а его кошелек — со своими руками. И было настоящим везением, если на пути попадался всего лишь вор, который хмыкал про себя и шел дальше, унося ваши драгоценности с собой, но я не боялась и этого — у меня нечего было красть. Но могли повстречаться и обычные малахольные третьесортные грабители, готовые перерезать горло за золотой. А временами из Каирнов прорывались древние чудовища, так что неизвестно, что было хуже — понятный и даже почти родной разбойник или неизвестная, отвратительная, жуткая тварюга.
Но даже с учетом обычной для стражников паранойи, сегодня на улицах было как-то слишком светло. Может быть, приехал важный гость. Посол Северных пределов или Южных краев. Кто-то из них мог пытаться заполучить Фристаду если не в союзники, то хотя бы заплатить за проход войск. Лица у стражников были такие одухотворенные, что челюсть от одного взгляда сводило, а в трактирах было тихо, как на похоронах, хотя обычно там завсегдатаи каждые пять минут затевали либо песнопения, либо потасовки.
С Фристадой было что-то не так; уверенность в этом крепла во мне с каждой секундой. Чего-то не хватало; чего-то знакомого и привычного настолько, что уже и перестаешь замечать. Я успела всерьез занервничать и с трудом удерживалась от того, чтобы не начать вертеть головой во все стороны, стремясь обнаружить причину своего беспокойства, как вдруг поняла. Возле канализации, мимо которой мы с братом Аргусом только что прошли, хорошо пахло. Обычно к стоку невозможно было подойти, чтобы тут же не упасть в обморок от смрадного запаха. А тут не то чтобы благоухало, но и нос зажимать не хотелось. Что же я пропустила? Фристада сегодня была иной.
Одинокий город, бастион на самом берегу холодного моря, свободный порт, связующий враждующие страны, которые, там не менее, не могли существовать друг без друга — далеко на юге наступала засуха, и через Фристаду шли корабли из Бернхуса с бесценной пресной водой. В иные времена там отравили бы воду ради залежей золота в Йеджи, но студеными зимами из Южных краев шли корабли с топливом для Бернхуса и Моркнотта, укрытых беспощадной непроглядной ночью на многие месяцы. Меха и мясо, целительные настои, в которых знахари Йеджи и других государств по соседству могли посоперничать с аптекарями Фристады… но я слабо разбиралась в торговле и внешней политике. Мне хватало того, что раздирало город, ставший мне убежищем и домом.
Фристада всегда была раздробленной. Испокон веков сюда бежали все, кто скрывался от гнева властей, искал защиты или просто хотел поживиться. Море прибивало к берегам истерзанные бурями пиратские корабли и шхуны взбунтовавшихся команд. Из Бернхуса и Моркнотта, славящихся массовыми казнями, особенно в период Великой ночи, десятками бежали приговоренные. Из россыпи государств на юге — рабы и разбойники. Фристада принимала всех, точнее, принимали различные общества и давали свою защиту. Причиной тому была просто удивительная лояльность герцога, который однажды решил, что гораздо выгоднее не бороться с сомнительными общинами, орденами и братствами, а обложить их некоторым количеством немалых налогов — если они, конечно, хотели стать легальными. Как это ни странно, большинство орденов и братств согласились платить. Те же, кто был не согласен, однажды ночью исчезали из города, и больше их никто никогда не видел.
Может, их убивали, а может, арестовывали и отправляли туда, где их ждала плаха или виселица, голод или скорая смерть под палящим солнцем от непосильного труда — что ж, таким образом герцогу удавалось поддерживать определенный нейтралитет среди агрессивных, постоянно воюющих между собой соседей и даже временами засматривающихся на дальние земли. Благодаря таким «добровольным взносам» Фристада стала процветать, а защита, которую обеспечили ей и себе осевшие в ее стенах общины, ордена и братства, отпугивала потенциальных захватчиков. Вскоре из защищенного порта-крепости Фристада превратилась в один из красивейших и богатейших оплотов цивилизации, свободную жемчужину Срединных Земель, и выделялась даже среди прочих свободных портов.
Я продолжила незаметно наблюдать, но ничего странного больше не заметила. А между тем как будто кто-то наблюдал за Фристадой. Невозможно было определить, как именно это происходит и в чем выражается, но я остро чувствовала присутствие рядом кого-то большого, непоколебимого и надежного. Будто из каждого окна и проема за нами следило незримое нечто.
Брат Аргус мягко вел меня под руку, увлекая к проходу в Грейстоун. И я чувствовала, что не смогу убежать, даже если применю свою силу. Не с Тенями, не с их древней магией. Скривившись при виде моего лица, страж все же неохотно пропустил нас, поймав на себе строгий взгляд брата Аргуса.
А Тень тем временем молчал. Очевидно, ждал, когда я не выдержу и заговорю первой.
— Куда вы меня ведете? — непринужденно спросила я, чуть улыбаясь.
Брат Аргус с сомнением посмотрел на меня и некоторое время соображал, сказать мне правду или подождать.
— Просто вы так таинственно молчите, что я уже и не знаю, что думать. А терпеть нет сил, — добавила я.
— Я хочу предложить тебе посетить нашу обитель, — ответил брат Аргус. — А зачем — ты узнаешь внутри, если тебя это заинтересует, конечно.
— И долго продлится этот визит?
— Не очень, — с сомнением в голосе сказал он, явно что-то прикидывая в уме. — По крайней мере, до следующего вечера домой ты точно вернешься.
Я восхитилась понятием Теней о «не очень долго». Я искренне считала, что за сутки можно успеть переделать кучу разных дел.
— У меня вообще-то были свои планы на эту ночь.
— Я у тебя действительно только пару часиков украду, даже меньше. Все остальное достанется Рему, — деликатно уточнил брат Аргус.
От его слов мне стало совсем безрадостно. Все, что я знала от Самуэля, точнее, уловила из бессовестно подслушанных бесед с ним брата Аргуса: у Высшей Тени был острый, неординарный ум; он никогда не сомневался в принятых им решениях, а если начинание себя не оправдывало, то вполне был способен отвечать за свои ошибки; именно при его руководстве Тени наконец-то начали приносить реальную пользу Фристаде. Но один-единственный недостаток с лихвой перекрывал все его положительные качества: до жути отвратительный характер. При разговоре с ним человек оказывался просто погребенным под градом недвусмысленных намеков, завуалированных оскорблений и язвительных реплик, и все это подавалось свысока, с напыщенным высокомерием и презрением к «жалким плебеям», какими, по его мнению, являлись все не-Тени. Я, по большому счету, не являлась даже человеком.
Да я вообще не являлась кем-то, интересным Теням.
— А это обязательно? — угрюмо спросила я.
— Да, Дайан, это обязательно. Поверь, он тоже не в восторге, но сейчас… пойдем уже быстрей, и ты сама все узнаешь.
Мы ускорили шаг и вскоре оказались в тупике.
— Сейчас я отпущу тебя, — поведал брат Аргус. — Ты можешь попытаться убежать и даже скрыться, как ты умеешь. Но я бы нашел тебя, даже если бы ты была скрыта с самого начала.
Я мрачно кивнула. Я прекрасно знала, что мне никогда не скрыться ни от кого из Теней, даже от послушника.
— Не заставляй меня бегать за тобой по всему городу, — предупредил меня брат Аргус и кивком велел мне отойти подальше, затем взмахнул руками и начертал знак. Он пару секунд держался в воздухе, а затем перетек на каменную стену. Тень надавил на светящийся символ на кладке, и открывшийся проем дохнул на меня чистейшей магией.
— Дамы — вперед, — улыбнулся брат Аргус, и я шагнула внутрь.
Я сбежала с Волчьего острова, когда мне было всего семнадцать лет. И до сих пор я не люблю вспоминать о причинах побега, малодушно я верю, что чем меньше я думаю о них, тем меньше они думают обо мне… Мне некуда было бежать, кроме как во Фристаду, — Моркнотт не простил моему народу войну, в жарких и засушливых Южных краях мы не сможем выжить, особенно тогда, когда за кружку воды продают в рабство сыновей. И во Фристаде меня особо не ждали, но здесь, по крайней мере, хоть и шарахались от становящихся желтыми глаз, не норовили пырнуть ножом или подсыпать яду.
Оборотни с Волчьего острова появлялись в городе редко, из Фристады редкие смельчаки, жадные до наживы, отправлялись через бурный пролив с провизией и скобяными товарами, привозя обратно пряности и редкие и дорогие целебные травы. Когда остатки оборотней бежали из Моркнотта, им предоставили Остров в обмен на изоляцию и лояльность герцогу. Мудрое решение — как никто другой я знала, что оборотень не ведает боли и страха в бою, но лишь тогда, когда вкусит человеческой крови. По уговору герцог прислал бы преступников на казнь оборотням, что означало бы скорую бойню, на которой каждый из нас, от древних, еле живых стариков до детей, едва научившихся ходить, был бы обречен: отведавший крови человека оборотень себе не принадлежит, он обращается и не может остановиться, не внемлет голосу разума, способен лишь рвать горло до тех пор, пока его самого не убьют. Обращенные оборотни были идеальной армией, солдатами на один, но беспощадный, бой.
Это было и хорошо и плохо, потому что оборотни не могли различать своих и чужих, но это было бы и не нужно. Армию Фристады не было смысла посылать в эту схватку до тех пор, пока хоть кто-то оставался живой. Но именно по этой причине, как бы ни конфликтовали между собой Аскеты и Лесные чада, как близко бы ни подходили войска Йеджи с союзниками, как бы ни много показывалось на горизонте кораблей с севера, на Волчий остров за все века не доставили ни одного человека на казнь.
Я приплыла на лодке с одним из бесшабашных торговцев, заплатив ему всем ценным, что у меня было — кольцом, и брела по улице Фристады, удивляясь, как это ветер здесь не сбивает с ног и дышать можно полной грудью.
Город встретил меня неприветливо, как и каждого одинокого человека, не имеющего в кошельке достаточно денег для гостиницы и еды. Я путалась в бесконечных грязных улочках, разными путями выходила на одни и те же тускло освещенные площади. Фристада нависала надо мной громадой древнего камня, шпилями на Храмах Единого, отблесками на тротуарах от ярких витражей в церквях. Она была огромна и многолика, водила меня, словно глупого щенка, по своей утробе. Мне не нравилось здесь — всюду были пьяные люди, драки в трактирах, грязь, грубые стражники, глядящие подозрительно на всех, кто не мог выйти из дома, не обвешавшись драгоценностями.
Я провела одну из самых голодных и несчастливых недель в своей жизни, пока не сумела переломить себя и попроситься на работу мойщицей посуды в одном трактире. Он находился на Узкой улице, что вплотную прилегала к Козлиным болотам — грязнейшему и беднейшему району Фристады. Мыть посуду после пьяниц, шлюх и прочего отребья было отвратительно, но голодать еще хуже. Я ненавидела себя, Фристаду, семью, что вынудила меня окунуться в эту жизнь, и, разумеется, всех окружающих людей, и лишь молилась Перевернутым богам, чтобы меня не нашли.
Я была единственной дочерью одного из вождей на Волчьем острове, воспитывалась вместе с младшим братом в закрытом и вполне благополучном обществе, я даже никогда не покидала границ своей стаи, так что не было ничего удивительного, что я была глупа, не знала городской жизни и повелась на слова первого же человека, давшему себе труд разговаривать со мной вежливо.
— Ты спешишь, девочка, — не то спросил, не то поддел меня хмурый старик, древний, как камни стен. — Неужели молишься Перевернутым?
Я кивнула. Приближалось полнолуние. Хозяйка Мэг, промышлявшая помимо кормежки отребья еще и публичным домом, тоже угадала во мне оборотня, может, потому она и не стала предлагать мне пополнить ряды ее девушек, но просила не дразнить клиентов желтыми глазами: меня могли бы убить, и тогда внимание стражи было бы ей обеспечено.
— Не боишься здесь оставаться?
Я хотела было забрать у старика пустую кружку, но он накрыл ее рукой.
— Мэг решила, что ты отпугнешь от ее заведения ненужных людей. Так-так… например, меня.
— Вас? — вырвалось у меня. Старик, судя по его более чем почтенному возрасту, не тянул на клиента… мог и умереть прямо на веселой девушке.
Да, в трактире Мэг я узнала многое из того, что мне не говорили ни родители, ни опекун стаи.
— Ты же понимаешь, что не можешь жить во Фристаде? М? — он в упор смотрел на меня. — Ваше племя должно сдаться страже, а в полнолуние…
— Хватит! — попросила я, с трудом не закричав. В полнолуние нас мог убить любой. По крайней мере, так я слышала на Острове. — Хватит, пожалуйста. — У меня слезы навернулись на глаза. — Я не знаю, кто вы, но я…
— Самуэль. — Я обернулась, старик даже не повернул головы. — Пришел все-таки. Давно тебя не было.
Мэг подошла ближе. Я посмотрела на старика — он сидел и чему-то улыбался.
— Пошла прочь, дикая, — бросила мне Мэг. — Не свети тут зыркалами. Пошла, пошла.
Со мной она не церемонилась.
— Зачем она тебе? — все так же глядя в сторону, спросил Самуэль. — Для охраны? Выпустишь зверя. Ей не нужно полнолуние, чтобы потерять контроль.
Мэг резко отодвинула стул и села, расставив жирные ноги.
— Говори, — потребовала она.
— Иди, девочка, — посоветовал мне Самуэль. — Иди, да пребудет с тобой Тишь.
Я удивилась, услышав от него имя одной из Перевернутых. Но он определенно не был таким, как я — в подобном возрасте у оборотней глаза обычного цвета лишь когда луна совсем новая.
Я послушалась их обоих, собрала посуду с других столиков, уже опустевших — время было под утро, — и ушла на кухню. Впрочем, там, чувствуя в глазах характерную резь, я тоже долго не задержалась и скрылась в своей каморке без окон, запершись на ключ и сунув его на всякий случай под кровать.
Разбудил меня громкий стук и резкий голос Мэг.
— Эй, дикая, поднимайся, если ты еще не зверюга. Давай, не телись.
Спала я не раздеваясь, поэтому быстро встала и вышла.
— Старикан решил оставить меня в покое еще на пару месяцев. Но ему нужна ты. Я согласилась.
Я попятилась.
— Я не хочу!
— Тебя не спрашивают, дикая. Я не собираюсь платить ему, не сегодня. Старый хрыч запал на тебя, мне так даже лучше. Давай, пошла.
Мэг схватила меня за рукав, я дернулась, истрепанная ткань порвалась.
— Ах ты неприкасаемая дрянь!
Я почувствовала, как горит от пощечины лицо, и… нет, Мэг не стоило этого делать. Я была еще слишком молода, по нашим меркам — щенок, но в моменты гнева у меня тоже хватало сил, тем более накануне полнолуния. Взрослый, зрелый оборотень мог одной рукой сорвать дверь с петель, я же просто швырнула Мэг на пол — и сама испугалась того, что сделала.
— Я к нему не пойду! — закричала я.
На наши вопли собрались девушки. Уставшие, только что спровадившие клиентов, с опухшими, нетрезвыми лицами. Они молчали и смотрели на нас, на меня, вжавшуюся в стену, и Мэг, охавшую на полу и изгыравшую скверную брань.
— Вон! — проорала Мэг. — Вон, паскуда!
И я, перепуганная, в слезах, бросилась вниз по лестнице, ничего перед собой не видя, и едва не сшибла давешнего старика. Но он устоял и легко остановил меня сильной, властной рукой.
— Пойдем, — сказал он спокойно, — пойдем. Я ничего тебе не сделаю, обещаю. Ничего. Тебе нельзя жить во Фристаде без общины, тебя убьют. Пойдем, ты будешь в безопасности.
— Зачем я вам? — прохныкала я. Я догадывалась, зачем, но… я не могла. — Пожалуйста… отпустите меня. Я вернусь домой, — прошептала я, уже окончательно сдавшись. — Пусть лучше так.
Я действительно была готова вернуться на Остров.
Самуэль покачал головой.
— Сколько ты уже здесь? Пару месяцев? А сколько ты бродила по городу до того? Месяц? Две недели?
— Неделю, — я шмыгнула носом и покосилась наверх: там столпились девушки. Мэг не было видно.
— Ты не думала, почему ты вообще смогла выжить? А я подумал, — усмехнулся Самуэль. — Подумал и понял: ты мне нужна. Пойдем.
И я пошла.
Длинными коридорами, где с каждой глухой арки на нас пялились глаза каменных исполинов и горгулий, меня привели в огромную библиотеку. Я даже замерла на секунду, не в силах вместить в свое сознание эту громаду, но Аргус, снова взявший меня за локоть, как только мы вошли в проем в стене, легонько меня подтолкнул.
Он вел меня мимо книжных стеллажей, и я могла поклясться, что ни в одном не видела пустого места. Столько книг сразу — мне показалось, что я могла бы здесь жить. Но кто бы мне позволил. Еще неизвестно, о чем последует разговор и какие последствия за собой повлечет. А в том, что они будут, сомневаться не приходилось.
Пользуясь не слишком быстрым темпом ходьбы, я высматривала на корешках названия книг. «Темные анналы», «По пути к свету», «Инуминалум», «Сквозь зеркала», «Магические артефакты», «Древние знаки»… О некоторых книгах мне говорил Самуэль как о великих реликвиях, но их-то как раз я и не видела. Тени были магами знания, они получали свою огромную мощь из старых книг, а не от рождения. И не стоило удивляться, что свои бесценные знания они берегли.
Света масляных ламп, в большом количестве расставленных вдоль стен, все же не хватало для того, чтобы увидеть библиотеку полностью: потолок терялся где-то в темноте, а над головой на высоте четырех этажей я увидела арки, соединяющие стены помещения, словно огромные мосты.
Обитель Теней была скрыта сильнейшей магией, иначе я бы заметила в Грейстоуне огромный особняк с башней. Интересно, Самуэль был здесь хоть раз?
Брат Аргус молчал и равнодушно скользил взглядом по стеллажам, он вообще будто бы потерял ко мне интерес, но я не слишком расстроилась. Здесь было на что посмотреть — небрежно закрытые книги, поспешно выброшенные в мусорные корзины куски бумаги — все просто кричало о том, что Тени ждут гостей; таблички с указанием секций и странное высказывание, начертанное на древнем языке на одной из стен:
«Отстраненность не есть равнодушие. Обретя первое, познаешь истину, а второе низвергнет разум в пучину страстей».
Я только покачала головой от такой витиеватости и расплывчатости, но задавать вопросы не стала, тем более, что вообще не была уверена, насколько правильно все поняла. Несмотря на все старания Самуэля, древние знания свистели у меня промеж ушей, почти не задерживаясь там, где надо. Зато я не сомневалась, что Аргус ничего бы мне не ответил, я даже была убеждена, что каждый дюйм обители — сокровенная тайна Теней. И тем тревожнее было осознавать, что мне позволили совершить здесь прогулку.
За преградившей нам дорогу дверью нас ждало меньшее по размеру, но не менее грандиозное помещение. Это была просторная зала; напротив входа в нее располагался огромный камин. Полукругом стояли высокие кресла, в которых уже сидели люди, и их тени причудливо отплясывали в свете полыхающего в камине огня. Незанятым в полукруге оставалось лишь одно место…
— Я рад, моя драгоценная, что вы все-таки почтили нас своим присутствием, — раздался резкий голос.
Я удивленно вгляделась в говорившего. Наверное, это и был Рем — глава Теней, Незримый, человек, о котором ни с кем нельзя разговаривать.
— Соизвольте быстрее занять свое место, мы и так прождали вас немыслимое количество времени. Спасибо, брат Аргус, вас мы больше не задерживаем.
Я уже давно приготовилась провести здесь не лучшую ночь, но все же украдкой вздохнула, набираясь мужества. Когда в твоей жизни появляются Тени — это значит, у тебя не все в порядке с жизнью. И вскоре станет еще хуже.
Усевшись, я оглянулась, но все мои соседи были с ног до головы закутаны в плащи с капюшонами, а лицо Рема, стоявшего у самого камина, не было видно из-за бьющего в глаза света пламени. Я поежилась, ощутив себя вдруг едва ли не нагой.
— Итак, теперь мы наконец сможем поговорить о деле, — Рем прошелся вдоль кресел, остановился и пристально посмотрел на каждого из нас. — Вы должны были заметить некоторые изменения в городе. И вокруг. Я разумеется, имею в виду всех этих тварей, что повылезали из лесов. Мертвецы встают из могил и бродят по улицам, словно так и надо. Боюсь, воины Единого вскоре будут не способны справиться с ситуацией.
Я удивилась: твари из лесов — явление редкое. Настолько редкое, что за все время жизни во Фристаде я не видела ни одну. Изредка, сидя в трактирах с Льюисом и прикидываясь парочкой подвыпивших влюбленных, мы слышали разговоры стражников: будто группа Аскетов вернулась в город с окровавленными мечами. Но верить этим байкам было себе дороже. Ни один идиот не догадается ходить по улицам с окровавленным оружием. Стража хоть и была одной из самых презираемых прослоек в обществе, но полномочий от герцога имела невероятно много. И более чем прохладно относилась к тому, что герцог позволил Аскетам выполнять их работу, а значит — отнимать жалование у стражников и ворошить те осиные гнезда, которые ворошить не следует. И группу неадекватного вида Аскетов стража как минимум попыталась бы задержать и устроить немалые неприятности.
— Мертвецов и раньше было много, — глухо заметил Тень, сидящий правее меня.
— Да? — спросил Рем. — Ну конечно много, вот только находились они преимущественно в местах своего упокоения… а не пытались сожрать ни в чем не повинных горожан.
Теперь я поняла, что так меня смутило. Восставшие, вот почему город очистили от нечистот. Это рассказывал Самуэль еще очень давно, когда обучал меня самым азам: восставшие идут на запах, вонь нечистот кажется им запахом сородичей. И потому безмозглые и довольно легко убиваемые поодиночке медлительные мертвецы собираются в группы у вонючих канализаций, а уже трое, четверо восставших — и справиться с ними очень непросто, а уж если их будет пять или больше…
Я передернулась. Восставшие — очень большая напасть, но что могу сделать я? Неужели Тени собираются обратить меня и натравить на них? Отправить одну и незаметно следовать за мной, а когда я все сделаю — убить и меня? Понимают ли они, что обратят меня понапрасну, что обращенный оборотень не пойдет на вонь мертвечины, а примется за живых горожан?
Мне стало по-настоящему страшно, но я молчала, стараясь не слишком громко дышать. Все равно мне отсюда не убежать.
— Разумеется, мы надавили на герцога, и он дал указания максимально очистить Фристаду от вони и грязи, но боюсь, это не панацея, — Рем вновь медленно прошелся вдоль кресел. — Восставшие и твари плодятся, словно кошки по весне. И мы имеем все основания утверждать, что дальше будет только хуже.
— Ради этого ты нас сюда затащил? — спросил кто-то слева от меня. Я повернула голову и чуть наклонилась, чтобы понять, кто именно говорит. — Чтобы рассказать, как плохо живется в нашем городе? А дальше будет все печальней и печальней? Я и не знал, спасибо, что ввел в курс дела, я так и витал бы в облаках.
Говоривший был резок, но, даже несмотря на это, обладал красивейшим, глубоким голосом. А еще, как я не могла не заметить, он был необыкновенно нахален. Так говорить с самой Высшей Тенью — надо быть или неоценимым человеком, или абсолютным глупцом.
Потом он повернул ко мне закутанную в капюшон голову, и я тут же сделала вид, что рассматриваю книжный стеллаж.
Рем остановился лишь на мгновение, а потом продолжил ходьбу взад-вперед. На наглый выпад он не обратил внимания.
— Прошлой весной произошло еще кое-что. Сильная вспышка магии со стороны Поющего леса. Потом вспышки начали повторяться. Разумеется, нас это крайне заинтересовало, но, увы, узнать мы смогли прискорбно мало.
Он прервался, помолчал, раздумывая и шевеля губами, и продолжил:
— Не думаю, что хоть кого-то здесь заинтересуют подробности тех ритуалов, которыми развлекались Лесные чада. Кому они были важны, тех уже просветили. — Рем посмотрел на меня, словно добавив: «А всяких оборотней детали не касаются». Но, разумеется, добавив это если только про себя. — Вот последний из ритуалов… Мы полагаем, что Вольфгант — ныне здравствующий шаман — подарил человеческое тело Раскалю.
Тишина и раньше стояла гробовая, не считая редких реплик гостей, но сейчас же оглушительное безмолвие разлилась, казалось, над всем миром. Я нервно облизнула губы и прикрыла глаза, решая про себя, как реагировать на эту новость.
Что значит «подарить тело Раскалю», я точно не знала. Хоть словосочетание и выглядело понятным, от Теней можно было ожидать все, что угодно. Зато кто такой Раскаль, знали все. Древесный бог, чудовище из дерева, способное принимать вид огромного дуба, а потом вновь возвращаться в человеческую плоть. Пожирающая людей гадина, не имеющая жалости и сомнения. Хитрый, злобный дух. Раскаль был объектом поклонения Лесных чад и объектом лютой ненависти Аскетов. Меня, как и последних, воротило от него, вернее, от представления о нем. Я не особо была склонна верить в существование любого бога, которому поклонялась та или иная община. Раскаль казался мне отвратительной страшилкой, а его адепты просто ненормальными.
Люди с раскрашенными лицами и странными именами пришли в наши края внезапно и не так давно… по меркам самой Фристады. Столетия два назад в восточных лесах, что лежали у окраины, обосновалась некая странная община. Поселенцы именовали себя Лесными чадами, предпочитали единение с природой и поклонялись древнему древесному божеству — Раскалю. Люди герцога, посланные расспросить незваных гостей, с чем те пришли, вскоре вернулись во Фристаду, отравленные каким-то неизвестным смертельным ядом. На следующие переговоры с Лесными чадами отправились Аскеты… тот день теперь называют «Днем поющей крови». И именно с того самого дня началась история непримиримого противостояния этих двух сил. Несмотря на все усилия, выгнать их из леса не удалось. Аскеты, первое время пребывавшие в шоке только от того, что герцог начал вести переговоры с «погаными», после легализации их общины устроили грандиозный скандал, а глава братства от имени всех его последователей официально запретил поклонение Раскалю.
В конце концов герцог все же нашел способ обложить этих агрессивных дикарей налогами и даже заставил жить, соблюдая законы. Большую часть времени… и в светлое время суток. До сих пор неизвестно, какими жертвами, в прямом и переносном смысле, было достигнуто это соглашение и что конкретно оно требовало от каждой из сторон — власти предпочли оставить его условия в тайне. Известно было только то, что именно тогда впервые произнесли слово «Тени», и именно с тех пор о тайном Ордене стали говорить во Фристаде. Аскеты сдали свои позиции: они были сильны, но Тени владели древней и сильной магией. «Фристаду накрыла Тень» — так говорили, но никто об этом особенно не жалел.
Именно три эти фракции — Тени, Аскеты и Лесные чада — обычно грубо нарушали общественное спокойствие, скрашивая междоусобицами и интригами наши унылые однообразные будни. Остальные же общины были слишком малы и не оказывали серьезного влияния на Фристаду.
Рем не выглядел человеком, который стал бы тратить время на глупые шутки. Но и принять так просто слова о Раскале мне было странно.
— Древний и злобный Древесный бог, — мрачно проговорил Рем. — Теперь живой. Теперь человек.
— Ты сказал, — напомнил все тот же красивый голос, бесцеремонно прервав Рема и не позволив ему сказать то, что он наверняка собирался, — мы полагаем. Предположение — не факт, и ты прекрасно знаешь, куда я обычно засовываю любое твое мнение.
На этот раз в голосе звучали насмешка и злость.
— И как бы то ни было, объясни, зачем ты сюда меня притащил. У меня нет времени выслушивать ваши таинственные бредни.
Рему пришлось отреагировать, а я завопила про себя, присоединяясь к вопросу незнакомца о собственной причастности ко всему происходящему. Раскаль, твари, восставшие — при чем здесь я, никто, неприкасаемая, оборотень, покрываемый Самуэлем, посредственный наемник. Где они все, а где я.
Меня взяла злость пополам со страхом от того, что здесь прозвучало. Но я продолжала молчать, боясь обратить на себя внимание раньше времени.
— Гус, — протянул Рем, не меняясь в лице. — Я пригласил тебя, потому что я могу это сделать. А ты не можешь отказаться. И если тебе угодно так поступать с моим мнением — это твое право, но будь так бесконечно добр, избавь нас от своих комментариев. Они портят мой аппетит.
Человек, которого назвали Гусом, только хмыкнул, а я втянула голову в плечи.
— Древнее и злобное божество, — повторил Рем. — Легенды, которые ходят по Фристаде, гласят, что Раскаль обращается в дуб. Это выдумки. — Тут Рем опять быстро посмотрел на меня, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Справедливости ради, он то и дело смотрел на всех по очереди, но мне почему-то казалось, что мне достается от него чрезмерно почестей. — Дух, пожирающий людей. Местные кумушки любят пугать им непослушных детей. И пусть пугают дальше, раз все равно отсюда никто не выйдет без клятвы молчания, горожане ни от кого не узнают правды. Прошу, пресвитер Игнатиус.
Один из присутствующих, завернутый в балахон сильнее остальных, не поднялся, зато сбросил капюшон с головы, и я ахнула. Насколько стар был Самуэль, но этот Тень годился ему в прапрадедушки. Я вообще не была уверена, что он сможет сказать что-то хоть более-менее внятно, но он меня удивил.
— Раскаль, — сильным, хорошо поставленным голосом заговорил пресвитер Игнатиус, — дух-нежить, мертвец, не упокоившийся тысячи веков назад. Предполагают, что когда-то он был оборотнем…
При этих словах я безумно захотела скрыться. Но, разумеется, только лишь захотела, а не скрылась.
— Не стоит однозначно быть уверенным, что это так. Одна из версий, основанная на том, что обращенные кровью оборотни будут истекать этой самой кровью, прежде чем упадут замертво. Не более. Есть также версии, что это шаман Лесных чад того времени. И есть сводная версия, что шаманом был оборотень. Но все это сейчас неважно. То, что скрыто сейчас под Фристадой, Каирны, — ни что иное, как могилы жертв бойни многовековой давности. Несчастных замуровали под грудами камней, чтобы они никогда не покинули пределы своих последних пристанищ. Раскаля удалось убить, а дух его запечатать в камне. Как и где именно… — и он взглянул на Рема. — Теперь это тоже неважно. Важно то, что если мы правы, если Вольфгант провел ритуал, возвращающий Раскаля к жизни, не в прямом, конечно, смысле, но в том, в каком это нужно или самому Вольфганту, или Лесным чадам… А в пользу этого говорит многое: твари, мертвецы, беспокойство в Каирнах.
— Лесные чада поклонялись ему как богу, — заметил Рем. Тон у него был недовольный. — Ему приносили жертвы еще пару веков назад. Сейчас же на наших картах горят магические токены в тех местах, где их быть не должно.
— Если вы облажались, скрытные братья мои, то от меня лично вам — ай-яй-яй. Могу выразиться покруче, — предложил Гус.
— Я знаю, чего ты добиваешься, — Рем развернулся к нему на каблуках. — Чтобы я тебя выгнал. Не выйдет. Ты будешь сидеть здесь и слушать, а клятвы с тебя больше не понадобится. — И он, казалось, забыл про существование Гуса, даже я его беспокоила больше. — Что еще происходит во Фристаде и рядом с ней. На западе Йеджи, на границе с Иниокой, оживились племена Змей, разорены несколько деревень. На востоке Йеджи видели группы орукарати, но и это еще не все…
Малочисленные, но злобные люди-Змеи наводили ужас на Южные края. Там, где они проходили, не оставалось даже пепелищ, не говоря уже о выживших, и за всю свою недолгую жизнь я не слышала ни об одном счастливчике, которому удалось бы вырваться с территории, захваченной Змеями. Но они были слишком безмозглой расой, неспособной на то, чтобы стать хоть кому-то союзником, появлялись лишь тогда, когда искали новые норы, а еще их было слишком мало. Их кладки нередко гибли полностью, а взрослые Змеи редко доживали до двадцати пяти лет, во время Безводья умирали десятками, особенно самки и молодь. Но Змеи так и не вымерли до конца.
— Герцог пока думает насчет подкрепления в виде наших верных братьев, — Рем ухмыльнулся, присутствующие, даже Гус, провели ладонью сверху вниз перед лицами. Это был приветственный знак Аскетов, означающий, что лицо и душа Аскета открывается в этот момент собеседнику, и если честно, никто не верил в этот символизм. Но Тени, видимо, собрались официально, а значит, должны были делать вид, что помянули Аскетов условно добрым словом. — Вряд ли пошлет, — заключил он, — денег с Юга ему не прислали, а до Фристады люди-Змеи никогда не дойдут. Пресвитер?
— Орукарати — подземные племена не-людей, — сообщил Игнатиус. — Они обладают некоторыми зачатками интеллекта, но дисциплина у них хромает на обе ноги. Главная цель в жизни орукарати — сделать как можно больше гадостей людям; ради этого они готовы на все, даже прикончить своего сородича, если тот вдруг захотел отнять добычу. Любимое развлечение орукарати — выпивание пленника: жертву связывают по рукам и ногам, а затем делают на теле несколько надрезов и пьют кровь у еще живого человека. В результате, как нетрудно догадаться, жертва умирает от потери крови. Орукарати придают крови особое значение: считается, что при питье крови они получают силу жертвы. Суеверие? Возможно, но самовнушение — мощная вещь. Особенно если учесть, что развлекаются они так только во время засухи. В остальное же время они безвылазно сидят в пещерах, потому что палящее солнце Южных краев губительно для всех, кроме людей…
Я подумала, что даже на Юге мне не было бы так опасно и страшно, как здесь. По крайней мере, там бы я точно знала, откуда исходит опасность.
— Через месяц придет Великое безводье, и орукарати вымрут, если не успеют укрыться.
— И как это касается нас? — раздался холодный голос кого-то из тех, кто сидел рядом со мной. — Змеи и орукарати — проблемы Южных краев, но никак не Фристады.
— Они глупы, но живут инстинктами. Весной на Юге мало добычи, и Змеи и орукарати запасаются пищей с осени по осень. Люди умирают от жажды сами, но поят скот, неразумные этим пользуются. Что заставило не-людей выбраться на поверхность весной? Эти расы потревожены магией.
— Какая магия способна проникнуть на сотни миль, через непроходимые горы и море? — не сдавался незнакомый мне человек. — Впрочем…
Он осекся, а Рем горделиво вскинул голову.
— Полагаю, что ты и сам ответил на свой вопрос, Церитин, — с презрением ответил он. — Как только немного подумал. Если ты сидишь здесь, мой недалекий брат, то значит, что проблема Змей и орукарати относится и к тебе.
— Придержи язык, Рем, — угрожающе процедил Церитин. — И впредь будь повежливее, все же с нами дама.
— К слову о дамах… — гаденько улыбнулся Высшая Тень, предвкушающе стрельнув в мою сторону глазами. Но предпочел пока не возиться с моей персоной. — Змеи и орукарати — это еще далеко не все. Главное — то, как Вольфганту удалось дать Раскалю тело. Способов, наверное, существует великое множество, но Вольфгант избрал самый простой.
Рем помолчал, вслушиваясь в наше дыхание и потрескивание огня. Все ждали. Мне очень хотелось съязвить насчет драматической паузы, но я помалкивала.
— Суть ритуала Вольфганта состояла в том, чтобы поместить всю свою магическую силу в мощнейший артефакт. Если быть точнее — в Книгу Памяти. Слышали о такой? — И Тень в упор посмотрел на меня.
Книгу Памяти сделал какой-то архивариус Аскетов полтора века назад, и сразу после создания Книга исчезла. Не потерялась, не осыпалась прахом и даже не была украдена, а именно исчезла. Этот артефакт задумывался как вещь, способная хранить в себе имена всех врожденных магов и определять их местонахождение. Казалось бы, ничего особенного: исчезла и исчезла, невелика потеря; но автор сразу после исчезновения бросился к самому герцогу за помощью. Как выяснилось, Книга изготовлялась с помощью подчиняющего зелья на крови, а штука эта обладала мощной силой, в умелых руках способной за раз сравнять с землей среднего размера город вместе со всеми его жителями. На вопрос, на кой ляд делать такой мощный артефакт только для того, чтобы знать имена всех прежде и ныне живущих магов, создатель внятно ответить не смог. Поразмышлять же над этим подольше ему не довелось, поскольку вскоре его казнили: к подобного рода экспериментаторам герцоги всех времен относились без всякой жалости.
Книгу искали долго и тщательно, потому как стоило ей только попасть не в те руки… Но никто так и не смог найти пропажу, и поиски прекратили. Все произошло так давно, что историю эту почти забыли и использовали лишь в поучительных целях, дабы удержать артефакторов-новичков от подобных необдуманных экспериментов.
— Нам неизвестно, где и каким образом нашел ее Вольфгант, — продолжил Рем, наслаждаясь произведенным эффектом, хотя, как я могла заметить, удивились только я и Гус. Очевидно, Тени и так были в курсе. — Вольфгант — сильный шаман, но для того, чтобы за много миль отсюда пробудить орукарати и Змей, у него никогда не хватит магической мощи.
— И поэтому ты убежден, что он нашел Книгу Памяти, — съязвил Церитин. — Мне нравится, как ты самоуверен, Рем. Это хорошая черта для главы… города или армии, если глава хочет как можно скорее потерять или то, или другое. Орден-то все равно никуда не денется…
— Книга обнаруживает врожденных магов, — напомнил пресвитер Игнатиус. И по его недовольному голосу я поняла, что именно он и предложил эту версию, а еще — я сразу поверила в нее. — Она не только знает их имена, но еще и влияет на них. Несущественно, но влияет. Но это касается только людей. Другие же расы… — Он бросил в мою сторону быстрый взгляд. — Кхм, не обладающие достаточным интеллектом, ощущают магию Книги гораздо сильнее. А поэтому полудикие орукарати и Змеи сходят с ума, не понимая, что происходит.
— А оборотни на Волчьем острове не сбесятся? — снова оживился притихший было Гус. — Иначе отсюда точно пора сваливать как можно скорее.
— На оборотней и дангатов Севера Книга влияет, как и на врожденных магов. Возможно, немного сильнее, и только. Основное отличие дангата от орукарати — наличие разума, — спокойно пояснил пресвитер.
Гус блаженно выдохнул.
— Наличие разума — лучшая вещь на свете, — сказал Гусу Рем. — Жаль, что тебе, увы, этого никогда не понять.
— Послушай, промагистр, — перебило его новое действующее лицо: средних лет мужчина с каштановыми волосами снял капюшон, демонстративно скрестил руки на груди и проговорил, нарочито растягивая слова: — Не знаю, как остальные, я верю в предложенную пресвитером версию.
Оказалось, что так подумала не я одна, и потому я с благодарностью посмотрела на говорившего.
— Тени не маги. Точнее, они маги обученные, не врожденные. Они ученые, не более того. Да, — он повысил голос, потому что заметил, что Рем собирается ему возразить. — Та магия, которой владеют Тени, сильнее, чем магия любого врожденного мага, сильнее любой из когда-либо созданных Книг. Но Книга на вас не влияет, и значит ли это, что сейчас вы бессильны?
Рем переменился в лице. Впрочем, я тоже.
— Разумеется, полковник, — сквозь плохо скрытое подобострастие пробилась ухмылка. — Мы бессильны до тех пор, пока Книга не окажется в наших руках. Но с нами существо другой разумной расы и врожденный маг. Не могу утверждать, правда, что он тоже разумен. Но они оба — те, кто должен чувствовать Книгу именно так, как нам надо.
Теперь на меня смотрели уже все, причем с пониманием. В лице посланника герцога был неподдельный интерес, пресвитер Игнатиус выражал сочувствие, а вот Гус никак не мог выбрать какую-нибудь подходящую эмоцию и поэтому был похож на паяца с Рыночной площади.
А я… Я потерялась от услышанного совершенно.
Я должна найти Книгу Памяти?
Пресвитер откашлялся.
— Вольфгант вынужден постоянно носить Книгу с собой, — вернулся он к своему повествованию. — Или, возможно, он ее где-то спрятал, но тогда он ее должен был спрятать так, чтобы до нее не смогли добраться неразумные.
— Поэтому вы решили, — нахально улыбаясь, спросил Гус, — что именно врожденный маг и должен поискать для вас эту Книгу? Да, промагистр? Одно ты забыл: я давно покинул ваши ряды.
— Но перед этим ты принял Присягу, — оборвал его Рем. — Теперь ты не слишком удачливый маг-отшельник, пробивающийся варевом сомнительных зелий. Связанный обязательством. Впрочем, если ты вдруг откажешься, милорд полковник, я полагаю, охотно позволит тебе сменить твою развалину на крепкие стены Алых Крестов. Жильем ты будешь обеспечен до конца своих дней. Не очень долгих — в Алых Крестах жизнь так коротка…
Я покосилась на полковника. Не знаю, понравилась ли ему эта идея, но он промолчал.
— И я, — вставила я, воспользовавшись моментом, — тоже? Потому что я… оборотень?
Гус фыркнул и снял капюшон.
— Ты больше похожа на милую кошечку, — хохотнул он, — чем на волка.
У Гуса было смуглое и хитрое лицо, черные растрепанные волосы и глаза разного цвета. Выглядел он тем еще лоботрясом, но обаятельным. Он смотрел на меня и улыбался, и было в его улыбке что-то такое, что хотелось не злиться на него за нахальство, а улыбаться ему в ответ.
— Шучу. Я знаю, что вы не обращаетесь, пока не обращаетесь. — Выдав такое странное заключение, Гус с досадой поморщился и стал серьезен. — Вообще-то я не подписывался на подобные авантюры. А кошечка — ну, не знаю.
Поиск Книги.
Я была ошарашена. Теоретически я, конечно, могла бы попробовать. Самуэль неплохо меня учил, потому что хорошо или почти хорошо я умела делать только одно…
— Она умеет скрываться, — пояснил Рем. — И делать это так, как может делать только врожденный маг. Как ты, Гус, мог бы, наверное, научиться, хотя ты порядочный лентяй и к тому же бездарь. Когда-нибудь я изучу этот вопрос — откуда и как появляются люди со способностью к колдовству… и не-люди тоже. Пока же это такая же тайна, как Белая Графиня.
Это был, наверное, ответ на резкость полковника. Все герцоги Фристады были темноволосые, кроме сестры нынешнего властителя. Графиня Андреа обладала белыми как снег волосами и такими же бровями и ресницами. Но, поскольку рождение наследников в правящей семье испокон веков проходило едва ли не прилюдно, то есть каждый желающий, кроме, конечно, неприкасаемых, мог подойти и посмотреть на муки герцогини в специально поставленном на Круглой площади шатре… В общем, я не хотела бы быть герцогиней Фристады.
Рем переводил взгляд с меня на Гуса и обратно. Не дождавшись от нас ответа, он переключился на Игнатиуса и получил от него вежливую улыбку.
— Что, никто не хочет дать согласие? — вдруг вспыхнул Рем. — Боитесь? Боитесь, что пошлют в самый пожар? Страшно?
Теперь уже мы все смотрели на него с явным удивлением.
— Это, конечно, нормально — быть слегка не в себе после таких новостей, но, право слово, это не причина так нервничать, — заметил Рем, хотя ему самому следовало бы прислушаться к собственному совету. — У нас нет выбора, и у вас нет выбора.
— Милорд полковник, у тебя есть выбор? — мрачно спросил Гус.
— Если я это скажу, маг-отшельник, ты не выйдешь отсюда живым, — осклабился в ответ полковник, и меня передернуло от заносчивости в его голосе.
— Вот поэтому и я молчу. Не стоит вам знать лишнего, — пряча едва заметную в неровном свете пламени ухмылку, склонил голову Гус, пропустив мимо ушей выпад посланника герцога. — И поверьте: я планирую убраться отсюда сразу же, как только появится такая возможность… а впрочем, даже если она и не появится.
— Дайан?
Голос Рема вывел меня из раздумий, и я внимательно посмотрела на Высшую Тень.
— Твоя очередь…
— Моя очередь сказать, что мне наплевать на ваши планы? — криво улыбнулась я. — Кажется, все, кроме меня, уже обменялись любезностями, да?
— Господину промагистру показалось, что ты подозрительно тихо себя ведешь, — подсказал Гус и подмигнул мне.
— Тебя ведь довольно долго не было в городе, — неожиданно сменив тему, заметил Рем. Я с удивлением воззрилась на него:
— А откуда вы знаете? — я недобро сощурилась. — Я думала, мои дела никого кроме меня не касаются…
— Мы ждали тебя целый месяц, — демонстративно развел он руками.
— Что ж, я действительно отсутствовала месяца два, — согласилась я, чувствуя, как внутри волной поднимается раздражение. И я действительно скрывалась, у меня были на то причины. Кто-то в общине обмолвился, что во Фристаде видели оборотней с Волчьего острова. Я сочла за благо на время удрать. — Как-то не подумала, что мои личные дела пойдут вразрез с вашими грандиозными планами.
— Если бы нам было очень нужно, мы бы тебя все равно нашли, — добил меня Рем. — Но время пока терпело. А теперь нам пора закругляться. Дайан… насколько я знаю, ты состоишь в общине наемников Самуэля, и он отлично выучил тебя за эти пять лет, хоть такой срок и незначителен для подобной профессии…
— Что я должна сказать? — спросила я прямо. Гус одобрительно усмехнулся: он тоже, судя по всему, не любил долгие словесные игры, которыми так увлекались Тени.
— Вы оба должны дать прямое согласие на кражу Книги. Ты — оборотень. Оборотень, способный к магии. Возможно, подобные оборотни рождались, если не на Волчьем острове, то в Моркнотте. Возможно, ты — исключение из правил. Я не могу точно ответить на этот вопрос. В твоей родне не встречались дангаты?
Рем, конечно, пошутил, попытался разрядить обстановку, и я выдавила кривую улыбку. Дангаты были дальними родственниками Змей, разумными и при этом довольно мощными врожденными магами. Но, насколько я была в курсе, оборотни никогда не были покрыты шерстью в обычном обличии и не откладывали яйца.
— Но я знаю точно: ты могла скрываться, если хотела, и до того, как попала к Самуэлю. Тебя не замечали — иначе бы ты здесь не выжила. Редкий дар: тебя не просто словно не видят люди, тебя почти невозможно обнаружить с помощью обычной, врожденной магии. Понимаешь? Никто не сможет тебя найти; если ты, конечно, не попадешься ищущему магу на глаза. Вольфгант тебе не опасен. Но учти, что даже нам отыскать тебя там, где много чужой магии, может быть весьма сложно. Помни об этом, если ты вдруг попадешь в беду.
— Меня вам совсем не жалко? — горько усмехнулась я. — Меня и… Гуса?
— Нам никого не жалко, — спокойно ответил Рем. — Кроме Фристады. Если сейчас мы не сможем уничтожить Вольфганта — он уничтожит всех нас. У тебя не так много вариантов, из которых можно выбирать: мизерный шанс уцелеть, если мы предотвратим катастрофу, и верная смерть на войне, как у всего твоего племени. К тому же, уж поверь на слово, у меня найдется способ заставить тебя согласиться на это задание… но я не хотел бы к нему прибегать, ибо все еще надеюсь разрешить наши разногласия мирным путем.
Я призадумалась. Да, обреченность оборотней в случае бойни. И моя семья, которая меня искала. И мой проклятый брак!
— Я согласна, — быстро объявила я, чтобы не передумать. — Я согласна. И… — Я посмотрела на полковника. — При условии, что милорд полковник… что я получу аудиенцию у его высочества.
Полковник чуть улыбнулся.
— Даже не буду спрашивать, зачем она тебе. Но будь по-твоему.
Он, конечно, вообще ничем не рисковал, обещая мне это. И я понимала, что ему ничего не стоит взять свои слова назад. Неприкасаемая хочет взглянуть на правителя Фристады, всего-то.
Но это все-таки был шанс, ничтожный, но шанс. Я могла бы попросить герцога расторгнуть этот брак, а он мог бы взять и согласиться на это.
— Даже и не мечтайте, — сказал Гус. — Вольфгант мне не враг, да и я не самоубийца.
— Мне бы не хотелось прибегать к силе, Гус, — сухо сказал Рем.
— Мне бы тоже, — в тон отозвался маг-отшельник, поднимаясь со стула.
— Сядь! — рявкнул Хранитель. — Наш разговор еще не окончен! Ты будешь в этом участвовать вне зависимости от своего желания, и мнение твое здесь ничего не решает и никого не волнует!
— Ну давай, заставь меня, Рем, — понизив тон, криво ухмыльнулcя Гус.
В ответ на его реплику я ожидала увидеть как минимум с десяток стражников, дюжину вооруженных братьев Ордена и, возможно, даже отряд Аскетов, вбегающих в библиотеку, а также пытки, уговоры и прочие принудительные меры, но Тень лишь мерзко улыбнулся и, поправив очки, продолжал:
— Ладно. Алые Кресты тебя не пугают… Но, допустим, я обещаю тебе вольную.
При этих словах у Гуса отвисла челюсть.
— Я избавлю тебя от Присяги, — вещал Рем. — Устроит тебя такой вариант?
— Это чистой воды самоубийство, — вздохнул Гус. — Мы не сможем украсть эту Книгу. Вдвоем. Раз вы выбрали нас лишь потому, что Книга должна привести нас к себе, вы совсем растеряли свою компетентность…
— Не рассуждай о вещах, тебе неведомых, неразумный! — взвился Рем. — Компетентность Ордена тебя не касается! А ваше участие в этом деле, еще раз повторюсь, дело уже решенное…
— Решенное кем? — перебила я.
— Только вы сможете подобраться к Вольфганту незамеченными и забрать у него Книгу! — уже спокойнее сказал Рем, проигнорировав мой вопрос.
— Я согласен, — внезапно заявил Гус. — Я согласен, если ты избавишь меня от Присяги.
Рем поднял руки, распуская собрание. Тени потянулись к выходу, впереди шествовал полковник. Нам с Гусом и пресвитеру Рем сделал знак задержаться.
— Ты видела, кошечка? — спросил меня Гус. — Никогда не бойся людей, которые обнажают нож, чтобы заставить тебя что-нибудь сделать. Бойся тех, от кого ты зависишь настолько, что они могут изменить твою жизнь. Сделать тебя свободным. Или счастливым. Смелость тут не поможет — отказаться от свободы нужна совершенно другая смелость…
Я тогда не знала, что надолго запомню его слова.