27346.fb2
– Самоуверенность – вот что притягивает в женщинах моего типа. Вовсе не обязательно быть красивой. важно уметь внушать, что ты неотразима и обаятельна, что ты центр земли, пуп вселенной. Люди с такой готовностью прияимают навязанные мнения. Но я боюсь потерять это счастливое качество – умение убеждать мужчин в своей исключительности. У меня все меньше для этого оснований.
После долгих пьяных речей я слегка утомилась и настроилась на благодушный лад. Я внимательно рассматривала Олега и думала, почему мне не хочется с ним переспать.
Он высок и поджар (я как раз люблю такой тип мужчин), у него чувственные губы, улыбка чеширского кота и вид ловеласа. Наверняка он нравится женщинам. Но в чем же тогда проблема? В серьезности его намерений, в страсти. Если бы он был заурядным юбочником, я бы отдала свое тело без сожалений, в знак благодарности за подаренную поездку. И мы были бы в расчете. Но я боюсь последствий. Олег не понимает, что от такой чаши, как я, можно лишь пригубить. Он захочет выпить до дна, а мое вино предназначается не для него. 28 сентября. Утром нас повезли на автобусе через Афины в Акрополь. Я умирала от желания опохмелиться. Солнце Гомера палило нещадно. Я представила себе, как буду взбираться на подгибающихся ногах по белым древним камням к храмам в мерцающем зное, и мне стало дурно. "Олег, – слабым голосом попросила я. – Давай выйдем в центре города и что-нибудь выпьем".
Я пришла в себя в уличном кафе после стакана кампари с апельсиновым соком и льдом. Вокруг бурлила современная жизнь огромного делового города из стекла и стали, без намеков на могучее легендарное прошлое. Мы пошли слоняться по улицам, и я тормозила у каждой витрины. Снисходительный Олег привел меня в модный магазин, где нас тут же облепили продавщицы в черной форменной одежде, как мухи, садящиеся на слиток меда. Они верещали в десять голосов и совсем сбили меня с толку. Моему неопытному глазу все казалось красивым. Шустрые девицы натянули на меня Розовый костюм дешевого вида, который к тому же был мне велик. Они тут же заявили, что ушьют его, и всадили в меня Уйму иголок, убирая лишнюю ткань. Я стеснялась сказать, Что мне не нравится эта вещь, но меня выручил Олег. "Не валяй дурака, – спокойно сказал он. – Это совсем тебе не подходит. Лучше взгляни на это". Он показал мне обманчиво Простой пиджак классических линий чистого красного цвета таинственной печатью элегантности. Я примерила его с кроткой черной юбкой, и у меня захватило дух. Он сидел как литой. Это была Моя Вещь. Из зеркала на меня смотрела молодая эффектная дама, соблазнительная и благовоспитанная одновременно.
Далее мне купили маленькие черные трусики, заколки побрякушки, костюмчик моему племяннику. Я рассыпалась в благодарностях, но душу грызла черная мысль: чем же я расплачусь? 3о сентября. Я схожу с ума. Красота и равнодушие моря только подчеркивают накаленность наших отношений. Удушливая атмосфера маленьких ссор обещает бурю.
Олег постоянно ищет моего общества. Он хочет сорвать меня, как розу, и вдохнуть мой аромат.
По утрам я выхожу на палубу, заваленную желе дряблых тел богатых немолодых мужчин. С ними контрастируют гибкие тела красоток в скудных купальниках, с ошпаренным цветом кожи. Я пробираюсь к бассейну, устраиваюсь поудобнее на полотенце, заказываю водку с апельсиновым соком, закрываю глаза и наслаждаюсь жгучими поцелуями солнца. Но вот я чувствую приближение Олега. Сквозь опущенные ресницы я наблюдаю, как он высматривает меня, переступает через тела отдыхающих, наконец лицо его светлеет – увидел. Он подбирается ближе, кладет мне руку на плечо, я делаю вид, что сплю, но он настойчив. Тогда со вздохом покорности я открываю глаза, и его радость приводит меня в раздражение. Страсть выдает его, как колокольчик прокаженного. Ничто так не бесит женщину, как неумолимое постоянство поклонника. Если бы он приволокнулся за какой-нибудь смазливой девицей, во мне проснулся бы азарт охотника и, держу пари сама с собой, я оказалась бы в его постели. Но он не отходит от меня ни на шаг. Если бы не водка, которую я пью с десяти часов утра, жизнь была бы несносной.
Все мы – пленники этого корабля. Нам некуда идти и негде спрятаться, мы обречены терпеть общество друг друга-Единственное мое убежище – крохотная каюта без иллюминатора, с тусклым светом ночника. Я прячусь там от Олега и сижу тихо, как мышка в норке. Намедни он ломился туда после ужина, но я не открыла. Я слышала его ревнивое дыхание у двери и боялась, что он меня учует.
Его ревность имеет основания. Я нравлюсь "корабельным" мужчинам и завела уже три морских романа. Оторванность от земли настраивает на легкомысленный лад. Я люблю по вечерам мечтать, глядя на море, разомлев от южного благоухания, шампанского и разлитой в воздухе чувственности закате море лежит как золотая скатерть, после захода солнца оно похоже на темно-синий бархат, который временами лоснится от движения волн и бледного света лимонной дольник месяца, болтающегося в небе. Страшно представить чудовищ, которые населяют морские недра. Надвигается ночь с ее обещаниями счастья.
Круизы – это пора шалой любви и великолепных приключений. Цветущая мимолетная любовь, звездные узоры, вышитые искусной рукой, волнующая смесь музыки, доносящейся из бара, и лунных лучей, мираж искушений. Трудно нм воспользоваться передышкой морского путешествия, которая освобождает от семейных обязанностей.
Странствия срывают с человека привычную скорлупу. Жены и мужья, отправляющиеся в круизы в одиночестве, обречены на пиратское плавание по волнам запретного увлечения.
Не могу я обходиться без флирта и не удержу на прибавить еще один скальп к своему ожерелью. Это все равно что читать роман о некой неотразимой особе со своим именем. Мною движет любовь к любви, желание чужого желания. Мне неинтересна конечная цель – секс, меня волнует сам процесс виртуозного кокетства. Это опасная ловушка не только для мужчины, который падет жертвой искусного прельщения, но никогда не получит сладкий кусочек, но и для меня самой – можно оказаться в чужой постели случайно, Сегодня вечером и цьлипси1ым в своей каюте с милым мальчиком-музыкантом Геной. В дверь постучали, и я вынуждена была открыть. Я стеснялась показать Гене, что прячусь. Олег зашел решительным шагом, увидел моего приятеля и переменился в лице. В глазах его тревожно тлели ревнивые огоньки. Он был сильно пьян, и я почувствовала нечто вроде испуга. Гена смутился и ретировался, оставив нас одних.
– Кто это? – коротко спросил Олег.
– Мой сосед по столику в ресторане.
– Что он здесь делает?
– Зашел поболтать перед сном. А почему ты спрашивал- Я имею право знать, кто у тебя бывает.
– Вот как! – воскликнула я, вспыхивая как порох. – какой стати ты устраиваешь мне допрос? Кажется, я предупреждала тебя перед круизом, что ничего не будет. Я сводная женщина и не навязывала тебе свое общество. Не моя На, что твои чувства не совпадают с моими желаниями.
Он пришел в ярость:
– Ты просто используешь меня! Ты вскружила мне голову, а теперь издеваешься, топчешь мое чувство, приводишь к себе мужчин!
Я подумала, что его слова недалеки от истины. Эта сцена в патетическом жанре до боли напомнила мне объяснение с Сашей, и я высказалась в ясных и холодных выражениях:
– Я не желаю слушать эти глупости. Ты пьян, убирайся отсюда.
– Хорошо, я уйду. Можешь делать все, что хочешь. И не подходи ко мне близко, я не хочу тебя видеть!
Он хлопнул дверью, а я, оставшись в одиночестве, горько заплакала над собственной подлостью. октября. Днем гуляла по Неаполю одна, утомилась от его кричащей яркости, и меня потянуло к блеклым северным краскам, в Москву, к Андрею. Во взвинченном состоянии я вернулась на корабль, заперлась в каюте и глушила кампари. Вечер смягчил чрезмерную роскошь города, и я, презрев все наставления гидов по поводу прогулок после захода солнца, снова отправилась в Неаполь. Корабли любовались своим отражением в воде, с неба скатывались звезды, улицы сверкали и манили огнями. Я вышла из порта и направилась к старинному собору. Сзади раздался гудок машины, и я ускорила шаг. Ветер-предатель поднял мою легкую юбку, обнажив ноги.
Теперь загудели сразу несколько машин. Я оглянулась и увидела, что поток автомобилей остановился, и некоторые водители гостеприимно распахнули дверцы салонов. Фары просверливали меня насквозь. На улице не было ни души. В панике я бросилась бежать, вслед мне раздавались крики и смех. Меня остановил молодой полицейский, который спросил: "Что случилось, синьо-рита?" "Посмотрите сами", – сказала я со слезами в голосе. Он рассмеялся и заметил, что в Италии девушки не гуляют по вечерам без сопровождающих. "Пойдемте лучше в бар, выпьем, -предложил полицейский. – Вам надо успокоиться". Мы зашли в ближайшее заведение, выпили по бокалу кампари, и он все время трещал как сорока. Я не понимала и половины. У меня отвратительный английский язык, я знаю только элементарные выражения. Но полицейскому и не требовалось, чтоб его понимали. В конце концов, язык любви понятен всем. Он гладил мои руки, целовал и покусывал мне пальцы. В Италии все происходит быстро. Я сказала, что мне пора идти. Он проводи" меня до порта, коснулся губами моей щеки и сказал, что завтра "дет ждать меня у бара на машине. Я послала ему воздушный поцелуй и пошла к кораблю, нарочито вихляя бедрами. Пусть ему нынче плохо спится! 2 октября. Везет мне на полицейских! Сегодня я заблудилась в Неаполе и зашла в мужскую парикмахерскую спросить дорогу. Меня угостили кофе и в качестве провожатого дали молодого комиссара полиции, который только что постригся. Мы сели в его "Фольксваген" и покатили по городу. Комиссар распевал арии из итальянских опер, хвастался своим пистолетом и вообще вел себя как щенок на прогулке. Это был весьма красивый молодой человек блудливого вида, но его красота тяжелого южного типа. Он смахивал на кавказца. Его запас английских слов оказался меньше, чем мой. Все, что он знал, – это как признаться девушке в любви и предложить ей переспать. Он завез меня в горы, в красивейшее место, где расположены виллы богатых людей. Там он живо задрал мне юбку и стал гладить мои ноги. Я рассмеялась, когда он впился поцелуем в мою шею. Перед этим мы выпили в придорожном кафе, и я находилась в томном, расслабленном, бездумном состоянии.
Я закинула голову и раздвинула ноги, наслаждаясь этой лаской. "Может быть, отдаться? – лениво подумала я. – Впрочем, нет. Это яблочко аппетитное, но скорей всего червивое после общения со случайными женщинами". Я довела его до исступления, потом одернула юбку и разыграла сцену притворного гнева. Я так вопила, что комиссар сказал "сорри" и отвез меня в порт. Я вышла из машины с видом оскорбленной женщины, с треском захлопнула дверь и смерила его на прощание холодным взглядом. Он грустно Улыбнулся и помахал мне белым нечистым платком.
Едва я успела, придя в каюту, припудрить след вампирского поцелуя на шее, оставленного пылким итальянцем, как ко мне явился гость. Я обомлела, увидев Олега с огромным букетом бравурных алых роз. Он был взведен, как пистолетный курок, и натянут, как гитарная струна. На его лице отражалась трогательная игра чувств. После неловкой паузы он заговорил вздрагивающим голосом: "Прости за вчерашнюю сцену и не гони меня прочь. Просто я думал, что все будет по другому, я так надеялся на твою любовь". "Но ведь я не Давала тебе поводов так думать", – безжалостно сказала я.*Аа, конечно. Но только не покидай меня сейчас. Давай остаемся друзьями. Я больше не буду тебе докучать". Я милостиво приняла извинения и розы. Мы заключили компромиссное соглашение – на корабле я веду свою независимую жизнь, в портах мы соединяемся для совместных прогулок.
Когда он ушел, я уселась в кресло и погрузилась в размышления о жестокости любви. Бог мой! Что она делает с людьми' Велика сила женщины, которая не дается в руки Я думала о том, что сделал бы на месте Олега человек из социальных низов, необразованный, темный разумом. Скорей всего он бы убил меня и плакал над моим телом. Какое счастье, что я имею дело с интеллигентным мужчиной! Он способен обуздать свои чувства и спрятать их под личиной цивилизации. Люди же примитивного склада души легче поддаются страстям, в них мощно звучит голос природы. Как часто я читала в газетной хронике происшествий: "Молодой лейтенант разрядил пистолет в няню детского сада из ревности", "Шофер такси выкинул из окна свою любовницу", "Грузчик убил свою жену, приревновав ее к соседу". На газетной полосе это выглядит пошло, но за короткими криминальными сообщениями стоят любовные трагедии шекспировского масштаба, не уступающие трагедии Отелло.
Но люди способны проливать слезы только над художественным вымыслом, а страсти соседа Васи выглядят в их глазах лишь грязноватым фарсом.
И никогда я не встречала сообщений такого типа: "Писатель прирезал свою жену",
"Журналист пристрелил сожительницу", "Учитель выпустил кишки любовнице". Да и в нашей редакции я не сталкивалась с любовными драмами. Выходит, что образование и воспитание загоняют человеческие страсти в положенные рамки, лишая их непосредственной силы. Какая странная мысль! Надо выпить по этому поводу. 4 октября. Грустный дождливый день. Гуляла в одиночестве по улицам Барселоны. В этом грациозном чудо-городе на всем лежит печать старины, от него веет ароматом вековых легенд! Я рассматривала памятники истории и человеческой фантазии и мучилась тоской по Андрею. Мне хотелось разделить с ним увиденную красоту, вместе наблюдать уличные сценки, услышать его остроумные комментарии. Только любовь делает прекрасным город, в котором ты находишься. А сейчас очарование Барселоны лишь усугубляет мою тоскуя вернулась на корабль и пришла в каюту к Олегу. Он валялся на кровати, совершенно пьяный и мрачный. Рядом стояла початая бутылка водки. Часы показывали только два. "Д! мне денег, – бесцеремонно сказала я. – Я хочу позвонить дубимому человеку".
Последние слова я особенно подчеркнула. Он дернулся как от удара и проговорил бесцветным голосом: "Посмотри в тумбочке". Я выгребла из ящиков залежи испанских монет и отправилась в город.
Было воскресенье. Я стояла у телефона-автомата на шумной улице, заполненной гуляющими людьми, и дрожащей рукой набирала свой домашний номер. Сама возможность поговорить с Андреем казалась нереальной. Что-то из области снов. И вдруг неожиданно ясно и четко я услышала в трубке его голос, спокойный, как всегда. Не помня себя от восторга, я закричала на всю улицу: "Это я, я!" На меня оглядывались, я чересчур шумно выплескивала свою радость. Мне казалось, что надо кричать очень громко – только так мой голос донесется из Барселоны в Москву. Тем более все равно никто не понимает моих слов. Тут мимо прошла пылкая испанская демонстрация, заглушая любовные признания, летящие из России. Я говорила без умолку, пока автомат не сожрал последнюю монетку, потом, совершенно обессиленная, прислонилась к будке и подумала, что есть все основания назвать меня страстно влюбленной. За это дело надо выпить до дна стаканчик чистого горьковатого кампари.
Отметив праздник души в маленьком кафе, я вернулась на корабль и поняла, что нуждаюсь в утешении. В гости ко мне пришел Гена, милый, славный, ласковый человек, давно по мне сохнущий, и я совершенно безвольно, по слабости характера, скучая по чужому теплу, отдалась ему. И ничего при этом не почувствовала. Когда он ушел, я попыталась понять, что же произошло? Десять дней я блюла верность, а затем, сразу же после телефонного разговора с любимым человеком, переспала с "круизным" мужчиной? Фи, как пошло. Парадокс? Развращение нравов? Нет, пожалуй, все объяснимо. Телефонный звонок растревожил душу, подчеркнул расстояние, разделяющее нас, обострил одиночество. Гена оказался чем-то вроде болеутоляющего пластыря или листьев подорожника, приложенных к ранке.
Женщины чрезвычайно уязвимы, когда находятся в разлуке с любимыми. Они нуждаются в утешении, и обычно находится кто-нибудь, желающий взять на себя роль утешите -Но жар утих, разум прояснился, все встало на свои места. – ",.,а лпыя РТГ1ПОНа Опытные дамы этого эпизода есть еще одна сторона Женщины часто уступают из жалости, по доброте душевной или из потребности вознаградить поклонника за долгие страдания. Непременно случится благоприятное расположение звезд на небе или подует удачный ветер – и влюбленный мужчина сможет обернуть ситуацию в свою пользу. Чувству Олега не хватает неистовства, насилия, сокрушительной энергии. Может быть, ему стоило взять меня как дикую самку, и кто знает, как бы все обернулось. Но он слишком мягок и воспитан.
Тут мои размышления прервал стук в дверь, и я невольно содрогнулась, представив, как Олег, словно дикий зверь, царапает пол когтями и рычит, готовясь напасть на меня. Но потом меня разобрал смех. Я открыла дверь, непристойно хихикая, и увидела кроткого как овечка Олега. Он уже протрезвел и находился в жалком и мятом состоянии.
Мы отправились на прогулку по Барселоне и наткнулись на прелестный магазин испанских традиционных костюмов. Я тут же загорелась, увидев черную кружевную шаль, усыпанную блестками, расписной веер и заколку в виде классического испанского гребня, сверкающую фальшивыми камнями. Олег уверял меня, что это слишком дорого: "Лучше купить тебе новое платье. Ну зачем тебе шаль и гребень?
Ну что ты будешь с ними делать?" Но я настояла на своем. После приобретения этих испанских сувениров я захотела купить трусики из секс-шопа. Но тут уперся Олег:
"Извини, дорогая. Я не буду дарить тебе эту деталь туалета". Бедняга, он, наверное, представил себе, как я надеваю пикантные трусики на свидание с любимым мужчиной.
Мы зашли в маленький студенческий кабачок в старом квартале Барселоны, где за дощатыми исцарапанными столами молодые люди пили вино и ели охотничьи сосиски. Я напилась до такого состояния, когда сосед по столику становится врагом. Мы с Олегом поссорились, я дала ему пощечину и выскочила на улицу. Помню, как звонко стучали мои каблуки по мостовой. Я забежала в какое-то кафе и остановилась в растерянности. Здесь были только мужчины с раскрашенными лицами и в обтягивающих попки штанах. Они недоуменно уставились на меня. Я заказала водки и выпила ее медленными глотками. Затем воткнула в волосы гребень, обмотала голову черной шалью и стала медленно обмахиваться веером. Я произвела фурор. Вид у меня был законченной идиотки. Впрочем, у посетителей кафе не лучше. Я расплатилась и, пошатываясь, вышла на улицу. Лил дождь, и я а до нитки. Я вспомнила старую сказку, как в дверь королевства постучалась девушка, совершенно мокрая, вода бежала с ее волос и платья, и все-таки она уверяла, что она настоящая принцесса!
Стемнело. У меня стучали зубы от холода. Я долго блуждала в порту в поисках своего корабля. Когда я наконец нашла его и добралась до своей каюты, на мне не осталось ни одной сухой вещи. Даже трусы были мокрыми. Я разделась, легла в постель и уснула мгновенным сном усталого, хорошо поработавшего человека. Ночью я внезапно пробудилась от странных звуков. Кричала женщина, захлебывалась счастливым криком. Более низким голосом стонал мужчина, почти рычал. Стены между каютами картонные, я слышала даже, как ходила ходуном кровать, поскрипывая от ритмичных толчков. Я слушала эту музыку любви, испытывая острую зависть. Корабль качало, на море был шторм, ночь казалась долгой и беспросветной, и я заплакала сладкими, светлыми, облегчающими душу слезами, как будто выплакивала все свои ошибки и грехи, очищая сердце. 12 октября. Приплыли к острову Родос. Утром видела двух мужчин, мучимых похмельем. Они стояли, наклонившись над бортом, сплевывали в воду и спорили, в какой стране они сейчас находятся и в какое море плюют – в Эгейское или Средиземное.
Пьянство на корабле достигло критической точки. Люди потеряли представление о времени, алкоголь исказил реалии и закрутил все дни, страны, города в одну пеструю карусель. В этом есть какой-то гибельный шарм, полный упадок сил и Духа имеет свое обаяние. Я сама поддалась общему стремлению к падению в пропасть. Мои собутыльники – развеселая компания телевизионных операторов, здоровых, привлекательных, легкомысленных мужчин. Они меня дивно забавляют. Оператор телевидения – это не профессия, это особый склад характера, особая порода. Эти люди столько видели в жизни трагических и смешных ситуаций (причем наблюдали Их через призму камеры), что их трудно чем-либо удивить, и это придает их суждениям здоровый цинизм, шокирующий людей, далеких от мира экрана. Вместе с тем они хорошие товарищи и тайные романтики, ибо нельзя воспринимать этот мир как красочный спектакль, разыгрываемый перед камерой, без внутренней жажды красивого.
Наша компания благодушно спивается. Вечером я целуюсь с кем-нибудь из своих новых приятелей, а утром уже не могу вспомнить с кем.
Эта вакхическая путаница имен, поцелуев, взглядов чарует меня своей невинностью. Иногда кто-нибудь провожает меня в два часа ночи до двери каюты и с силой сжимает мои хрупкие плечи, я барахтаюсь в чужих руках, безупречно исполняю сцену наигранной ярости и захлопываю дверь перед носом провожатого. Посреди этого веселья меня холодит ревнивый, мрачный взгляд Олега, который не осмеливается подойти ко мне, но следит за мной издалека.
Сегодня Олег выгуливал меня на Родосе. Мы шатались по старому городу, пили коктейль "Том Коллинз", толкались в маленьких лавчонках, глазели на витрины ювелирных магазинов, где на черном бархате блистали ожерелья, достойные пещеры Аладдина, и переливались холодными лучами камни, вправленные в браслеты и кольца. Недоступная мне роскошь. На узкой улочке, где могут разойтись только два человека, мы нашли маленький ресторан с мраморными статуями греческих богов.
Потолком ему служило сумеречное небо с ранними звездами. Мы ели огромного лобстера, наслаждаясь его солоноватой морской сладостью и запивая этот вкус легким белым вином. Размягченная теплыми сумерками, пахнущими морем, я вдруг сказала:
– А знаешь, ведь все это можно описать.
– Что именно? – недоуменно спросил Олег.
– Море, плывущий корабль, женщины с золотой от солнца кожей, коктейли в неурочный час, ссоры, ревность, лобстеры и улитки в соусе, странные разговоры, праздность. Все происходящее выглядит как череда сцен из романа, последняя страница будет прочитана в Стамбуле.
– И наши отношения ты бы использовала в качестве основной интриги?