Вставай, вставай, не медли зря:
Земля, как радуга, сверкает!
Ведь только раз в году бывает
Прекрасный праздник сентября…
Вставай, вставай, перед тобой
Прекрасный день уже распахнут!
И парты новой краской пахнут,
Нас в новый день зовут с собой…
Вставай, вставай! Учителя
Уже прошли по гулким классам.
Спешит к назначенному часу
Река счастливая ребят.
Вставай, вставай, не медли зря:
Земля, как радуга, сверкает!
Ведь только раз в году бывает
Прекрасный праздник сентября…
Михаил Садовский
Димка так никогда и не смог узнать, что же из того, что он видел внутри поглотившей его пустоты, было правдой, а что — лишь видениями. Он потерял сознание, но как-то осознавал происходящее — словно во сне перед пробуждением, когда уже понимаешь, что спишь. Мир вокруг него… раскрылся. Он не исчез, нет — просто теперь он видел его как-то иначе. Его глаза смотрят на что-то такое, что даже не имеет внешнего вида. Ни одной ясной линии там нет. Он понимает, что должен немедленно сойти с ума… но кто-то — Вайми! — входит в это серое Ничто и выдергивает его наружу, в бездонный серый колодец. Димка без конца падал в нем, так, как это бывает в кошмарном сне, падал в точку, где сходились все линии этой бесконечной шестигранной шахты…
Только вот здесь они вопреки всему не сходились. Вместе с ним и навстречу ему неслись какие-то предметы, но он не успевал рассмотреть их, он проскакивал сквозь них, как сквозь призраки. Постепенно в нем зрело понимание — всё, что двигалось в этой шахте в разных направлениях, просто пронизывало друг друга, оно было нереально, как и сама эта шахта и он сам здесь, наверное…
На миг его странный сон оборвался, не в силах вместить новых впечатлений. Потом он понял, что его вынесло внутрь колоссального многогранника, каждая грань которого сама была протянувшимся в бесконечность туннелем. В центре его парило нечто, похожее на пирамиду радужных шаров. Нечто неживое, но разумное. Надир!..
Димка понял, что его несет прямо к нему и он замер от ужаса, понимая, что ничего не сможет сделать. Он налетел на него — и всё исчезло в ослепительной вспышке…
* * *
Очнувшись (если можно очнуться во сне) Димка понял, что летит по другому, незнакомому туннелю. Их перекресток остался позади — как и его безмолвный обитатель, что был навеки заключен в нем волей Мастера…
Димка с трудом перевел дух. Он понимал, что с ним и так случилось лучшее, что могло случиться в данных обстоятельствах — его не стерли из Реальности, направили в туннель, который, по крайней мере, не вел его к неизбежной гибели. Но он уже не мог толком осознать это. Его сны становились всё более обрывочными, фрагментарными, как и полагается снам. Сам туннель вдруг оборвался. Ему снилось, что он вырвался из него или проснулся — но он уже так устал, что всё равно воспринимал окружающее только отчасти. Он лишь видел, что далеко внизу простирается обширная зеленая равнина. Все его силы уходили на то, чтобы спуститься туда, и на то, чтобы ещё что-то видеть, их уже не оставалось…
Равнина внизу всё приближалась, наконец, он врезался в неё с такой силой, что боль от удара на мгновение привела его в себя. Он инстинктивно пополз вперед, потом вдруг замер и провалился в глубокий, настоящий сон…
* * *
Проснувшись, он так и не открыл глаз, стараясь разобраться в своих ощущениях. Воздух был прохладный, трава под ним тоже. В общем, ему было скорее холодно, чем тепло. Тем не менее, Димка расслабился, пытаясь вспомнить, что с ним было. Кажется, он заболел чем-то в походе и с тех пор просто бредил. Или нет?.. Вроде бы, Ойкумена не приснилась ему, и Надир тоже. И он был уверен, что его мозг не мог породить некоторых вещей, которые неведомо как в нем оказались…
Проснувшись окончательно, он сел, ошалело осматриваясь. Он сидел на берегу ручья, на бесконечной травяной равнине, под черным небом, усыпанным огромными звездами. Её заливал мягкий свет — вроде бы солнечный, но не такой яркий. Только… он нигде не видел источника этого света. Вид был совершенно нереальный — залитая дневным светом земля и темное небо над ней. И ещё… во время встречи с Надиром в него вошла ничтожная крупица чужой памяти — действительно ничтожная, даже по сравнению с его собственной. Но она была сияющим алмазом — вначале он ей не поверил, просто не мог осознать, но теперь…
Теперь он смог вспомнить, что Надир всё же проник в его душу, оставил в ней часть себя. Теперь они были отчасти одним, но как — он не мог толком вспомнить. Во всяком случае, это могло и подождать. К тому же, ему казалось, что за ним здесь всё время наблюдают… но вот кто?..
Мальчишке потребовалось время, чтобы понять, что вокруг него бродят призрачные серые тени… души. Ему не понадобилось напрягать ум, чтобы узнать одну из них — Льяти. Конечно, они не могли говорить друг с другом. Но внутри Димки, ещё плененная, таилась такая же душа, и когда Льяти коснулся его — Димка его услышал. И понял.
* * *
Всё кончилось так, как и было суждено, — беззвучно сказал Льяти. — Я здесь, на полях Вечности, со своими школьными друзьями и родителями. И здесь мы останемся навеки. Я обрел покой. Мои приключения закончены.
— А мои? — мысль о том, что он тоже умер, не укладывалась в голове Димки.
И твои. И все. Это последний дар Надира. Вечность.
— Нет уж! — возмутился мальчишка. — Вот что: Ключ от Надира у тебя с собой?
Конечно, — тень Льяти протянула Димке горсть призрачных огоньков. — Я хотел с его помощью изменить Ойкумену, сделать её такой, какой она была тысячу лет назад, во времена Бунго Великого. В эпоху Великой Дружбы и Великих Приключений. Но потом узнал, что Мастер умер… как-то. Теперь Ойкумена будет стерта Ветром. Мастер позаботился об этом. Вряд ли ты сможешь создать новую. Никто не сможет. Эта история завершена.
Тем не менее, Димка жадно цапнул Ключ с призрачной ладони. И…
* * *
Мир вокруг него вновь… раскрылся, но уже совершенно иначе. Мальчишка сразу же понял, почувствовал, что Мастер и в самом деле мертв — окончательно и бесповоротно, проиграв СВОЮ Игру. И значит он, Димка, стал единственным Повелителем Надира!.. Он мог сделать почти всё!.. Но он хотел только вернуться домой и потому…
* * *
Мир раскрылся перед ним ещё шире, открывая бессчетные планеты бессчетных пространств. Почти все эти планеты были обитаемы — и от одного взгляда на бессчетное множество форм различных живых существ голова у мальчишки просто пошла кругом. Пушистые парящие змеи, облака разноцветных живых нитей, что-то вовсе невообразимое — жидкое, пёстрое, струящееся…
Мир раскрывался шире, шире… Он видел конструкции непредставимого размера — планеты вращались внутри них. Это было немыслимо красиво — и немыслимо чуждо. Точно так же чужды Димке были и обитатели этого: глянцево-черные трехметровые многоножки, болтливые призмы с множеством антенн, какие-то многосоставные полупрозрачные шары — неясно даже, живые или искусственные… От всего этого многообразия у него стали разбегаться мысли, он понял, что не удержит это слияние долго. Но ему была нужна только Земля — и он нашел её. Он вернулся.
* * *
Господи, приснится же такое, подумал Димка, ворочаясь и стараясь понять, то ли он в самом деле лежит на земле, то ли это ещё какой-то дикий сон…
Но холод земли был совершенно реален. Мальчишка передернулся и сел, ошалелело осматриваясь. Вокруг висел полумрак и сначала он не понял, что весь мир вокруг… знаком ему — мост, ряд опор ЛЭП, темный корпус электростанции далеко слева, с рядом высоких труб, из которых тянулся унылый темно-синий дым, — всё это он уже видел много раз, как и городские огни. Он был на окраине родного города, за рекой, на заливном лугу, над которым занимался рассвет…
Серый был совсем рядом с ним — он скатился с невысокого бугра и сейчас тоже сел, осматриваясь. Рядом начинали подниматься и другие ребята и девчонки — Тошка, Юрка, Борька, Аглая, Антон…
Димка передернулся, заметив ошалело оглядывавшуюся Файму и других Маахисов. В своём безумном порыве вернуться домой он выдернул сюда всех, кто вообще жил в Ойкумене! Сейчас луг покрывали десятки тысяч, наверное, ребят из сотен миров и пространств. Они все поднимались на ноги, ошалело осматриваясь. Над лугом быстро рос и раскатывался гвалт сотен языков — но Димка как-то понимал его…
Он удивленно уставился на зажатый в кулаке Ключ. Он всё ещё чувствовал Надир, чувствовал, что может управлять им — а значит, ничего ещё не кончилось.
На самом деле, всё только начиналось.
Разводит огонь в очаге каждый свой
Каждый смертный под кровом своим…
И четыре ветра, что правят землей,
Отовсюду приносят дым…
То по холмам, то по далям морским,
То в изменчивых небесах
Все четыре ветра несут ко мне дым —
Так, что слезы стоят в глазах!
Так, что слезы от дыма стоят в глазах,
Что от скорби сердце щемит…
Весть о прежних днях, о былых часах
Каждый ветер в себе таит…
Стоит раз любому из них подуть —
Тут же весть различу я в нем.
В четырех краях пролегал мой путь —
И везде мне был кров и дом.
И везде был очаг средь ночей сырых,
В непогоду везде был кров!
Я, любя и ликуя за четверых,
Спел им песнь четырех ветров!
И могу ль с беспристрастной душой судить,
В чем дому огонь горячей,
Если мне в одних довелось гостить,
А в других принимать гостей?
И могу ли любого я не понять —
Скорбь и радость в его очах —
Это всё и мне пришлось испытать,
Это помнит и мой очаг!
О, четыре ветра, вас нет быстрей,
Вы же знаете — я не лгу!
Донесите ж песнь мою до друзей,
Пред которыми я в долгу!
Кто меня отогрел средь ночей сырых,
В непогоду пустил под кров…
Я, любя и ликуя за четверых,
Спел им песнь четырех ветров…
Редьярд Киплинг
Больше книг на сайте - Knigoed.net