Едва она ступила через порог, на нее обрушился солнечный водопад. Солнце лилось сквозь большое круглое отверстие в центре куполообразного потолка. Вероятно, там было какое-то устройство, потому солнце не просто светило - лучи врывались яростно, потоком, и Гретхен шла, облитая ими, как золотом.
Впереди на возвышении сидели люди, как показалось Гретхен - одинаковые, будто близнецы. На всех было надето что-то ослепительно белое, головы венчали сияющие диадемы.
- Подойди ближе, дитя мое, - услышала Гретхен голос. К ней обратился старец, сидевший в середине, и голос его был звучен, без всяких признаков старческой немощи. Его красивые седые волосы спускались на плечи. - Ты видишь звезду впереди. Встань в центре ее.
Гретхен прошла вперед, остановилась, где ей велели, и присела в глубоком реверансе. Почувствовала, что Ларт остался где-то позади, и ей стало одиноко до озноба. Обернуться она не смела. Некоторое время прошло в безмолвии - сидевшие на возвышении, смотрели на нее, но и Гретхен не опускала глаз. Теперь она разглядела, что среди них есть две женщины. Наконец, старец снова заговорил:
- Дитя мое, нам ведомо о тяготах твоего пути сюда. Но лишь теперь, когда видим перед собой столь юное и хрупкое создание, нам стала понятна истинная тяжесть этого испытания.
- Мой господин, меня хранил посланный вами, именно он принял главные тяготы.
- Если у тебя есть пожелания, просьбы, ты можешь сейчас сказать нам о них.
Помедлив, Гретхен проговорила:
- Я прошу награды.
- Награда воздается по заслугам. За что ты ее просишь?
- За долготерпение и мужество, за бесконечно доброе сердце я прошу вознаграждения для вашего гражданина. По вашему посланцу я составила представление о людях его страны, и поверьте мне, он был достойным представителем. С тех пор, как я вручила ему свою судьбу, меня неизменно окружала доброта и забота. Для себя мне не о чем просить.
- Твои слова радостны нам. Мы не оставим их без внимания. Так своей волей ты пришла к нам?
И снова через паузу Гретхен произнесла:
- Возможно ли говорить сейчас о свободе воли? Я здесь потому, что впервые встретила человеческое ко мне отношение, что больше нет места, где я могла бы еще на него рассчитывать.
"Кренстон!" - толкнулось в душе Гретхен, смутив ее, но слова уже были сказаны.
- Ответ твой идет от чистого сердца, в нем нет лукавства. И столь же искренне мы верим, что придет день, когда ты с гордостью и радостью ощутишь свою причастность нашей стране.
Гретхен присела в глубоком поклоне.
- Мы желаем тебе счастья, прекрасное дитя.
Всю обратную дорогу до дома Гретхен молчала, находясь под впечатлением от встречи. Она еще не полностью отдавала себе отчет в своих ощущениях, но чувствовала, что сердце ее наполнено тихой и светлой радостью. Как будто тот солнечный поток пронизал ее насквозь и омыл золотой своей энергией, вынес все, что угнетало, страшило, тревожило. Гретхен чувствовала себя обновленной и напоенной новыми силами, с которыми она готова спокойно встретить новый день новой жизни, что бы он ни принес ей. И как прекрасно было лицо старца, его негромкий сильный голос, лучистые голубые глаза... Ларт был прав - ей нечего было страшиться, вставая пред Вершителями. Гретхен вдруг подумала, что от этих людей она может со спокойным смирением принять даже порицание и наказание, потому что их решения были бы равно исполнены и справедливости, и милосердия.
Глава восемнадцатая
которая представляет читателю новое лицо
- эттейри Аристо
На следующее утро Ларт познакомил Гретхен с Аристо, который должен был стать тем, кого называют здесь непривычным ей словом "эттейри". Гретхен связывала с ним единственное - он собирался заменить Ларта. Потому она заведомо была настроена к новому знакомому не очень дружелюбно, и хотя говорила сама себе, что такое ее отношение дурно, но чувства брали верх. Гретхен оставалось уповать лишь на то, что ей удастся держать эмоции в узде и укрыть их за маской учтивости.
Аристо оказался высоким старцем с благородной осанкой. Волосы его, длинные и абсолютно белые, спускались на плечи мягкими, красивыми волнами. Голубые глаза смотрели спокойно, но порой взгляд становился острым, и тогда Гретхен думала, что он видит больше, чем она хотела бы показать.
Втроем, в легкой беседе они провели время до полудня, потом вместе обедали, а затем Ларт сказал, что пришло время ему уйти, и Гретхен попрощалась с ним спокойно и тепло.
Позже она удивлялась своему самообладанию в те минуты и тому, откуда взялись у нее силы дружески улыбаться ему, невозмутимо смотреть, как он уходит, и всем своим существом чувствовать при этом - вот и все, Ларт ушел и возвращаться ему незачем. Он возвращался в свою жизнь, которой жил задолго до того, как в нее вошла Гретхен. Вошла не на долго, и теперь ей снова нет места в его жизни. Все кончилось.
Может быть, Гретхен помогло то, что у нее было время свыкнуться с мыслью о расставании с Лартом, ведь она начала беспокоить Гретхен сразу, едва берега Испании остались за кормой их судна. А может быть, еще раньше, когда Гретхен поняла, что Ларт не будет возражать против ее желания остаться в доме Кренстона...
Последние события, встреча с людьми Круга тоже что-то переменили, и вместо страха к Гретхен пришла некая уверенность, надежда, вера, что земля больше не уйдет из-под ее ног, что она больше не будет щепкой в смертоносном водовороте судьбы. И это придало ей стойкости.
А возможно, причина ее самообладания была проще - останься Гретхен одна, она дала бы волю слезам и отчаянию, но рядом был Аристо, и это заставило ее сдержать истинные свои чувства. Впрочем, Аристо уже не был для нее безликим незнакомцем, как несколько часов назад. Часы эти не прошли без следа, и если бы Гретхен могла сейчас задуматься, какие чувства испытывает к человеку, оставшемуся с ней рядом, она немало удивилась бы, не обнаружив в своей душе прежней неприязни. Каким-то образом старцу удалось расположить Гретхен к себе, завоевать ее симпатии. При этом он как будто и усилий для этого никаких не прилагал. Просто у него была милая улыбка, совершенно преображающая строгое лицо, мягкий спокойный голос, внимательный взгляд. Он умел слушать так, что становилось очевидно, - ни одно твое слово не оставлено без внимания, и это поощряло к искренности. У Аристо были красивые, аристократические руки с чуткими пальцами, обладавшими, однако, не характерной для столь почтенного возраста физической силой - Гретхен невольно отметила это, когда Аристо, не дожидаясь ножа, без усилия разломил на две половинки крепкое яблоко. Он прекрасно говорил по-французски, и речь его была образной, яркой, при этом завораживающе плавной, как струение тихой воды. Правда, легкий акцент все же был, но он не мешал, а напротив, придавал речи очаровательное своеобразие.
И все же, когда Ларт ушел, Гретхен подумала, что хорошо было бы, если бы и Аристо оставил ее, ей очень хотелось побыть сейчас одной. Состояние ее души нисколько не располагало к поддержанию светской беседы и к манере поведения учтивой, радушной хозяйки.
Но почти сразу после ухода Ларта Аристо дал понять, что у нее нет ни малейшей надежды, что желаниям ее суждено исполниться, он сказал:
- Милая Гретхен, я вынужден обратиться к вам с просьбой.
- Пожалуйста. Я слушаю вас.
- Мне предстоит сегодня нанести один короткий визит. Я уже несколько раз откладывал его, и теперь мне тоже, очень не хочется оставлять вас одну. Если бы вы согласились сопровождать меня...
- Но... - начала Гретхен, торопливо пытаясь найти достаточно убедительную и деликатную причину отказаться, и чтобы Аристо ушел наносить свой визит без нее.
- Гретхен, если вас что-то смущает, - опередил ее Аристо, - не стесняйтесь сказать об этом. Ничего не случится, если я еще раз отложу эту встречу.
Гретхен почувствовала себя обезоруженной. Теперь она не могла ответить отказом на просьбу Аристо. К тому же, он дал понять яснее ясного, что готов пожертвовать своими планами, но одну ее не оставит. Подавив вздох, Гретхен с улыбкой сказала:
- Нет никакой необходимости откладывать встречу, если вы считаете, что моё присутствие не станет помехой, эттейри Аристо.
- Я вам очень признателен, Гретхен. И буду признателен еще больше, если вы станете обращаться ко мне просто по имени. Сейчас слово "эттейри" не наполнено для вас никаким смыслом, для вас оно то же, что "господин, сударь" - условное обращение. На самом деле это не расхожая условность. Вы поймете это позже, когда вам захочется назвать меня "эттейри", вложив в это слово нечто совершенно особенное. А пока - пусть будет Аристо. Хорошо?
- Я по...пробую, - запинаясь, выговорила Гретхен, находя почти неприемлемым для себе обращаться по имени к человеку, много старше ее, и с иным социальным статусом, разумеется, более высоким по сравнению с ее положением в этой стране, где она абсолютно ничего из себя не представляла.
Глава девятнадцатая
появление еще одного нового лица
Аристо ни словом не обмолвился о том, куда он везет Гретхен и какая предстоит встреча. Впрочем, ее это ни особенно волновало. Вероятно, предстоял какой-то короткий деловой визит, Гретхен будет просто присутствовать при разговоре, в котором едва ли что поймет. Хотя она с желанием занималась освоением нового, незнакомого языка, уроки которого давал ей Ларт уже на протяжении нескольких месяцев и хвалил за достижения, сама же Гретхен оценивала свои успехи гораздо скромнее. Ей нравилась звучная, певучая речь островитян и она наслаждалась ее музыкальностью, однако понять могла еще далеко не все. Но в этот раз, думала Гретхен, ей не придется напрягаться, пытаясь уяснить смысл фраз. Возможно, Аристо и захочет ее представить, но он же будет рядом, он всегда придет на помощь.
Кстати, этот неожиданный выезд стал для Гретхен поводом узнать, что, оказывается, у нее имеется собственная конюшня, расположенная позади дома, за цветочными лужайками и яблоневой аллеей. Правда, обитателей в ней было лишь двое: изящная тонконогая лошадка для верховых прогулок и спокойная лошадь, привыкшая ходить в упряжке. Здесь же, в конюшне, рядом с широкими воротами стояла легкая коляска, в которую и впрягли лошадь. Гретхен новое открытие и удивило, и развлекло, и заняло ее мысли. К тому же Аристо часто обращал ее внимание то на какое-либо здание и объяснял, чем оно примечательно, то на кого-то из встречных людей, то просто рассказывал об интересном, связанном с местами, которые они миновали, с улицей или площадью. Таким образом, у Гретхен и времени-то не было задуматься, что может ждать ее в конце пути.
Но вот по обе стороны раскинулась буйная зелень ухоженных садов, в глубине которых едва виднелись великолепные виллы. Коляска въехала в распахнутые ворота из светлого металла, который в руках умелого кузнеца превратился в замысловатую вязь кружева, и они оказались под сенью тенистой аллеи. Еще через несколько минут лошадь остановилась у подножия широкой лестнице. Сейчас же рядом, как из-под земли вырос юноша, с поклоном подал руку Гретхен. Она ступила на мраморные плиты слегка ошарашенная открывшимся перед ней великолепием. Ей не доводилось еще видеть такого жилища. Замок Ланнигана казался ей теперь сосредоточием того, каким не должно быть человеческое жилье. Он вспоминался темной громадиной, угрожающе нависшей над людьми, в нем живущими. А его огромные залы были холодны, как склепы казалось, что солнце избегало заглядывать в них... Лишь вечные, неистребимые сквозняки привольно чувствовали себя там, разгуливали в мрачных коридорах и на полутемных лестницах, гасили зажженные свечи.
Дом Кренстона, разумеется, был совсем другим и немало радовал Гретхен. Он был добрым, веселым, ярко являл собою испанский архитектурный стиль: там было множество балюстрад и перил с фигурными белыми столбиками. Испанское солнце было щедрым, но, может быть, осеннее и зимнее ненастье было тому виной, - в памяти Гретхен остался так же и мокрый, озябший сад, голые ветки, вздрагивающее на ветру...
Но здесь - здесь все утопало в солнечном сиянии! Искрились высокие струи фонтанов, высокомерные павлины на лужайках распускали изумительной красоты хвосты, белоснежные дорожки веером разбегались вглубь сада, терялись в тени фруктовых деревьев, обремененных зрелыми плодами. Дом... Его вид заставил Гретхен оробеть - кто мог владеть столь роскошным особняком?
Гретхен стояла, ожидая, когда Аристо пройдет вперед, за его спиной она чувствовала себя увереннее. И тут в распахнутых дверях появилась тоненькая женщина в легких, летящих одеждах. С радостным возгласом она живо сбежала по лестнице, подала руку Аристо. Она была божественно хороша, эта миниатюрная женщина! Ничего подобного Гретхен видеть не доводилось. Обнаженные, гибкие руки, точеная шея, пламя роскошных волос, свободным каскадом падающих на спину, огромные, сияющие глаза, улыбка искренней радости - может быть, искреннее выражение чувств, безыскусность и делало ее еще восхитительнее.
Между тем хозяйка заговорила: