Глядя в потолок своей комнаты и наслаждаясь приятным прохладным ветерком, дувшим с моря, я наконец-то смог почувствовать себя счастливым. Этой ночью мне удалось осуществить всё задуманное и без косяков. Впервые…
Под звуки моего личного будильника, начинавшего день строго в одно и то же время, переживал лишь о мелкой засранке Хоме, посещение которой для меня теперь являлось задачей непосильной. Кто знает, куда Бэтфорт старшая запрячет дитя и как долго станет с той нянчиться. Возможно, и вовсе стоило отправить малышку с рабами, да только это ещё опаснее, так как бегство такой большой группы наверняка поднимет беспокойство в городе, и у капитана не останется другого выбора, кроме как послать отряд на поиски беглецов.
Связь между нами предстояло ещё наладить. Я взял с рабыни обещание, что каждую ночь одна из её людей будет дежурить и ждать меня в зарослях у восточной стены. Мне требовалось поторопиться и обзавестись необходимой для преодоления стены экипировкой. Хотя бы той же верёвкой, а ещё лучше веревкой с кошкой — крюком.
Также не стоило забывать и о домашних делах — как порядочный отпрыск я обязан создавать вид бурной деятельности. Учиться, показывая окружающим, как «сильно» я хочу стать частью одной из гильдий. Тренироваться, надеясь на опыт и мастерство той же Горы, которая единственная, на мой взгляд, сейчас была мне не по зубам. И, конечно же, при всём этом я ещё должен изучать портовый район, завоёвывать уважение окружающих ко мне и моей семье, а также попутно пытаться вывести все грешки ростовщиков Штольцгеров и бургомистра Тэгиноф.
«Трудишься-трудишься без выходных, по ночам и с переработками, а тебе даже спасибо никто не скажет. Где средневековые профсоюзы? Вот кому жаловаться молодому убийце вроде меня?!»
С этой глупой шутки и начался мой очередной «обычный» день. Спустившись на первый этаж, в роли обиженки поприветствовал чувствовавшую вину за вчерашнее мать. По факту я не был виноват в том, что опоздал, но ей требовалось показать своё главенство и вес её решений. «Мой дом — мои правила, да, Хельга?»
Заполнявшее первый этаж зловоние — по-другому запах, доносившийся из котелка слегка смущал.
— Доброе утро, братишка… — Зевая, со второго этажа неспешно спустилась в чём мать родила Сигрид. Подобная картина тотчас напомнила, сколько этому телу лет. В лёгких тканевых штанах оттопырившийся бугорок можно было увидеть из другого конца комнаты. Согнувшись над котелком, я попытался снять его, дабы прикрыть мужскую срамоту, а попутно и вылить кислотную хрень, которую вчера кашеварили мои сёстры, а быть может, и сама Хельга.
Женская ладонь с чувством плюхнулась на мою задницу, не забыв при этом сжать её. Едва не ткнувшись головой в открытый чан, не скрывая удивления, я обернулся. «Совсем с катушек слетела?» — немой вопрос в моих глазах сильно позабавил Сигрид, сорвавшуюся на смех.
Порывшись в вещах матери, сестра подобрала какие-то штаны и заговорила:
— Глауд, а ты немного изменился: попка плотнее стала, да и сам пару кило поднабрал. — Приодевшись, сестра вновь подошла ко мне и, крепко обняв, добавила: — Я раньше переживала: мол вдруг мой тощий братишка случайно насквозь проткнёт своим костлявым копьём будущую жену, вот хохма-то будет.
«В члене нет костей…» — закатив глаза, оттолкнул от себя потную и грязную сестрицу.
— Иди умойся, Сигрид, — фыркнул я.
— Но я ведь только оделась?! — недовольно выдала она. — Хотя, если ты мне в этом поможешь, я не против…
«У неё что, течка началась?» — когда руки воительницы застыли на моих бёдрах, промелькнуло в голове.
Рыкнувшая на обнаглевшую дочь Хельга быстро пояснила, чей Сигрид отпрыск и что с ней будет, если она в ближайшее время не приступит к работе. На сегодня, завтра, послезавтра да и на целые недели вперёд — кузня не без моей помощи обзавелась заказами. Сейчас Хельга осваивала новое для себя занятие: переплавку. И пока она набивала в ней руку, старшая дочь занималась тем, что умела, а именно: точила, стругала, носила и выносила.
Удивительно, но первый этаж даже для меня сегодня показался чистым. Ни тебе разбитых кувшинов из-под вина, ни объедков. Посуда в деревянном тазу на улице, да и к тому же помытая. Вчерашний конфликт тому причиной? Или, быть может, мои грязнульки наконец-то поняли, как порой приятно жить в чистоте? Не знаю…
Сегодняшний завтрак прошёл крайне спокойно. Продуктов в доме почти не было: кажется, все они вчера пошли на эту баланду, которую я вылил в выгребную яму на заднем дворе. К слову, никто и не расстроился.
Молча ели варёные яйца и вяленое мясо из личных закромов матери. Ели, что самое приятное для меня, в тишине. Грязной посуды после сегодняшнего завтрака почти не было.
Выйдя на улицу, заметил бродившую вдоль стены соседскую кошку. Дамочка чего-то ждала, и, как только заметила меня, я понял, чего именно.
С мытьём пары тарелок за пару минут я и сам мог справиться, она это прекрасно видела и чувствуя, что в ней не нуждаются, после приветствия засобиралась восвояси.
«Держи косточку», — с этой мыслью кинул ловкой кошке варёное куриное яйцо. «Твой завтрак, соседка». Глядя, как та с поклоном в девяносто градусов смотрит мне в след, вернулся домой и принялся собираться на учёбу.
Бьянка прибыла как по часам. На этот раз никаких прогулок пешком, только карета, десяток суровых наездниц и заспанное лицо ведьмы.
Брунхильда, испытывая стыд за вчерашнее, позволила нам двоим ехать в тишине и спокойствии. Разглядывая улочки, дома, людей, я всё так же пытался запоминать мелочи, приметы окружающих. Связав себя с учебным заведением, незаметно утратил возможность посещать торговую площадь, следить за настроением улиц и проживающего на них народа. Из-за банальной нехватки времени не получалось находиться везде и сразу. Исходя из этого, требовалось подойти к вопросу под другим углом.
Будучи запертым в стенах академии, я не мог повлиять на старшее поколение рабочего класса, занятого в своих мастерских и на полях. Трудяги были недоступны. Именно трудяги, но не их дети.
Классовое неравенство влияет на всех. И подобное место, сконцентрировавшее в себе все уровни прослойки, являлось настоящим рассадником людских пороков. Сегодня следовало найти подобных мне: отщепенцев, бродяг, попавших в академию лишь за счёт титанических усилий своих родителей. Наверняка этим ребяткам приходилось не сладко, и мне предстояло слегка ухудшить их положение, а после, когда они окажутся в отчаянии, протянуть руку помощи, тем самым полностью завоевав доверие бедолаг.
Да и к тому же не стоило забывать о другой крупной и весьма значимой проблеме: Штольцгеры и их потомки. Один из сильнейших и важнейших родов города Тэтэнкоф. Пока они живы, мне, даже взяв в жёны Бьянку, не удастся спокойно существовать. Не сумев породниться, эти ребятки примутся мстить и вставлять палки в колёса до тех пор, пока одна из двух сторон полностью не уничтожит другую.
К сожалению, лично устранить эту семью я не мог. Одно их существование в этом городе помогало населению видеть ту социальную пропасть, разделявшую нищих и богатых, и именно нищим при моей непосредственной помощи предстояло свергнуть своих царей. Если бы я лично убил Штольцгеров и всю местную верхушку, народные волнения на время могли утихнуть. «Буржуи получили бы своё, справедливость восторжествовала», — и подобного исхода следовало избежать любой ценой.
В головах крестьян не должна присутствовать третья сила, способная решить их проблемы. Озлобленная, уставшая и измученная Чернь, для исполнения моего плана обязаны ненавидеть аристократов. Именно этого сейчас я и добиваюсь, и именно этим придётся мне заняться в академии. Как и тогда, на рынке, столкнуть между собой как можно больше семей.
Учебный день повторялся, первые часы в академии, как и вчера, предстояло провести в компании старой ворчливой бабки, которая при виде Бьянки вела себя тише воды ниже травы. Ещё одной отличительной особенностью стало увеличение количества учащихся, расположившихся на задних партах. Причиной тому были всё та же ведьма и наш рыжеволосый друг Эрэн, переместившийся со своей свитой поближе к верхним рядам. Больше часа тот, скрежеща зубами, слушал, как я мило беседую с Брун, а та хихикает, краснеет, обменивается со мной касаниями, изо всех сил пытаясь строить прилежную ученицу, хотя её шаловливые ножки, обвивающиеся под столом вокруг моих, говорили совершенно об обратных интересах.
Опоздавшая из-за проблем в семейных делах почти на всю лекцию Жозефина, прибывшая сегодня лишь в сопровождении Каи, также подметила крайне скверное расположение духа «милашки» Эрэна. Вигенвагенша по секрету рассказала о рабах, каким-то чудом сумевших этой ночью высвободиться из цепей, раздеть и обезвредить городскую стражу, охранявшую ворота, при этом ещё и никого не убив.
«Чудо чудесное», — так отозвалась об этом происшествии Кэтингем, ведь из той связки, отправлявшейся этим утром на рудники, их семья потеряла всего двух не самых дорогих женщин. В отличие от тех же Штольцгеров, которые лишились двух дюжин*.
Истории о преследовавших семейство ростовщиков неудачах в свете последних событий приобрели более масштабный размах, чем хорошо влияли на моё настроение. Да и поведение их потомков, так любезно рассевшихся прямо перед нами, не могло не радовать. Этот молодой «аристократ», окружённый своей свитой, находившейся с ним только из-за статуса папочки, не видел или отказывался видеть истинное отношение окружающих к своей персоне. «Всегда прав, уверен в сказанном и возвышен». Он не стеснялся красным словцом напомнить «место» не только другим ученикам, но и даже друзьям.
Помогая всё той же Бьянке, я поневоле стал свидетелем очередного гнусного поступка юнца. Эрэн, решивший занять место в центре, своей выходкой неожиданно расположил к себе пару молодых девушек, судя по одеяниям являвшихся детьми уважаемых ремесленников с их же берега. Кучерявая и конопатая девчушка, расценив этот жест как символ доброй воли, обернувшись к «возвышенному» отпрыску, попыталась с тем заговорить и даже сделала бастарду комплимент, получив в ответ оскорбление.
— Эрэн, ты, случаем, блеяние овцы не слышал? — хохоча с собственной шутки, проговорил рядом сидящий малец, вгоняя в краску девушку.
— О, а я думал, это чья-то отрыжка… — Нога парня со стуком ударилась о спинку длинной лавки на которой сидела кучеряшка, после чего тот, схватив девушку за волосы, потянул на себя, спровоцировав реакцию стражи, обнажившей свои клинки.
— Что у вас там происходит?! — грубо рявкнув, вмешалась старая наставница.
— У ученицы в волосах запуталась соринка, а я лишь помог той от неё избавиться.
— Лжец, — зашипела стражница, закрывшая госпожу спиной и взглядом уткнулась в десяток направленных на ту мечей.
— Вот как? Тогда не стоит ли молодой Виг поблагодарить уважаемого Эрэна из семейства Штольцгеров за помощь?
«Да они издеваются? Она ведь прекрасно всё видела!» — я начинал злиться.
— Простите, — едва слышно ответила девушка, уткнувшись лицом в стол.
— Вы что-то сказали, горожанка, ох, простите, оговорился, Виг? — Хохот стражи мальчишки, как и его спутников, прокатился по всей аудитории.
— Про-сти-те, — стиснув зубы, чуть громче ответила та, и в её кучерявую голову тотчас прилетел скомканный кусок бумаги.
— Помощь ей наша не понравилась?! Возвращаем! — Вслед за первой бумажкой полетела вторая и третья, но вставшая между выродками и бедолагой стражница с гордо выпрямленной грудью приняла на себя все эти детские нападки.
Взгляды местных учащихся в большинстве своём показывали равнодушие. Пока тех не трогали, они могли и посмеяться, и посочувствовать, но как только беда приходила на их порог, сразу же опускали головы и смиренно принимали любое ненастье, упавшее сверху. Сколько, наблюдая такую мерзость, по-настоящему смеялось и поддерживало этого засранца? Сколько ещё они собирались терпеть подобное к себе отношение? День, месяц, учебный год? Имея тёплые дома, в которые могли вернуться, семьи, о которых должны были заботиться. Они побоялись встать на пути у власти, системы, тем самым положив начало самой древней и до сих пор ни разу не завершившейся мирным путём классовой борьбе.
«Они боятся всё потерять, а я нет».
— Хватит, Эрэн, ты ведёшь себя неподобающе для сына столь знатного рода.
Одеревеневшие лица всей аудитории со скрипом обернулись. Внимание собравшихся сконцентрировалось на мне.
— И кто же смеет меня учить тому, как должен поступать аристократ? — Поднявшись, с вызовом взглянул на меня рыжий. — Блоха из собачьего переулка? — Усмехнувшись, тот взглядом оценил зал — хохотали сейчас лишь его приспешники и стража. Кажется, до мальчишки дошло, в этот раз он перегнул палку, но… «Отступать уже поздно, верно, Эрэн?»
— В каком же плачевном положении твой род, если даже у несчастной блохи больше чести, чем у благородного отпрыска. — От моих слов охнула даже Жозефина.
— Щенок, да я с тебя кожу живьём сдеру! — Рука Эрэна легла на клинок. Сейчас нас разделяло несколько рядов и добрые пять метров, отчего назревший конфликт больше напоминал лаянье двух спрятанных за забором дворняг.
— Опыта не хватит, щенок. — Оскорбление, сорвавшееся с моих уст, стало весьма серьёзной причиной для нашей последующей дуэли. Бастард понимал это так же, как и то, что на мою сторону в случае надобности встанет Бьянка, вполне способная противостоять его стражницам. — Чего стоишь, ты, кажется, обещал с меня шкуру снять, тебе с этим помочь или ты как большой мальчик хоть раз в своей жизни сам что-нибудь сделаешь?
— Большой мальчик… — прыснув в ладошку, хихикнула Бьянка.
— Лордесса Бэтфорт смеётся с отпрыска Штольцгеров.
— Ещё бы, ты слышала, как его этот дворовой кот уделал?
— А мальчишка-то ничего, теперь понятно, что ведьма в нём нашла…
Внезапно на Эрэна со скоростью лавины рухнуло повсеместное порицание. Косившиеся на него с отвращением вчерашние жертвы взглядами желали тому смерти, хихикали, порождая сплетни и тем самым пожирая «доброе имя его семьи».
— Глауд, я, Эрэн Дэ* Штольцгер, вызываю тебя на поединок чести. Никакой магии, защитников, слуг, зелий и артефактов, только ты и я! — Дерзко глядя на обеспокоившуюся таким заявлением Бьянку проговорил здоровяк, рассчитывающий на своё превосходство в росте и грубой силе.
— Разумеется, я принимаю ваш вызов. — Ответив полупоклоном, для придания ситуации большего контраста, я щедро запустил ему в лицо одним единственным медяком, завалявшимся в моём кармане. — Это в благодарность за твои усилия, малыш, — вогнав финальный гвоздь в уничтожение репутации мальца, произнёс я.
Дэ* — приставка, обозначающая бастарда.
Дюжина* — двенадцать.