Скромная шпионка, закончив с обедом, ещё некоторое время совершенно добровольно прибывала в нашей с сёстрами компании, позволяя себе опасную близость. С каждой минутой проведенной рядом, с каждым новым выдуманным мною предложением об идеальном мире и людях беспризорница с богатым жизненным опытом, всё больше и больше убеждаясь в моей глупости и недалёкости, влюблялась в этот слабый, идеализирующий мир, картонный шаблон, состоящий из выдуманной справедливости и равенства. Я знал, что говорить, как себе вести, где похвалить, а где и укорить заинтересовавшуюся мной девицу. Даже в своём мире завоевать чужое сердце с моими-то возможностями было несложно, а тут… Добро пожаловать на всё готовенькое.
Позволить себе влюбиться в объект наблюдения — большая глупость. Этой грязнуле, вокруг которой постоянно так и метались её кролики, не зная, как действовать дальше, предстояло многому научиться, конечно, если она переживёт сегодняшнюю ночь. В её кругах дети очень ревнивы, а их неконтролируемо растущее в условиях средневековья число слишком опасно, тем более для той, кто ведет себя как главная. Одна из её любимых сестричек обязательно донесёт до вышестоящего нанимателя о связи главной с целью, ну а там уж как повезёт…
Будь я на месте её работодателя, — позволил бы себе потратить время, убедиться в её связи с потенциальным врагом, проверил бы на возможность предательства, а после, развеяв сомнения, дал бы той всё так же делать свою работу. Так как Эдель, та самая отщепенка, несмотря на мои усилия, по-прежнему осталась верна тёмной стороне, переманить её прямо сейчас самостоятельно и без рычагов давления было невозможно. Даже окончательно вскружив той голову в обмен на тонну времени и усилий, сейчас я мог заполучить лишь хлюпенький рычажок под названием «любовь» в тот момент, когда её текущий наниматель уже сейчас мог использовать такой грозный инструмент как «Страх». И если выбирать между двух зол, честно говоря, я бы тоже предпочёл, чтобы меня боялись. Вывод — в данный момент она бесполезна, да и вопрос о том, сколько та проживёт, по-прежнему остается открытым.
Я сильно сомневался в мыслительных способностях и желании в чем-либо разбираться её гильдейских партнёров, ведь для тех самым простым способом будет выудить нужную информацию, а после прирезать дворняжку, доверив дело следующей из оборванок, коих на улицах сотни. Данное действие позволяло перестраховаться и исключить большинство рисков, связанных с утечкой особо важной информации.
Да и к тому же, в свете последних размышлений возник у меня очередной спорный вопрос, требовавший максимально быстрого ответа. Когда мои сёстры заказали по второй кружке местного пойла, я, подперев руками голову, задумался.
Почему вчерашняя девчонка побежала сразу на доклад к гильдейским? Почему в первую очередь не сообщила о наших знатных гостях своей старшей сестре и начальнице? Мысль о личном требовании докладывать в вечернее время непосредственно гильдейским была абсурдна. Люди статуса той воришки редко позволяют себе так глупо тратить время, коротая ночи в грязных и вонючих подворотнях. Проще было бы дождаться рассвета и получить всю собранную за сутки информацию непосредственно от Эдель. Тут было замешано что-то другое, мерзкое, свойственное гнилым личностям с таким же гнилыми амбициями и интересами. В воздухе так и витал токсично-кислотный аромат предательства.
Покончив с выпивкой, в компании слегка охмелевших дам мы двинулись к лесничим. За банальной прогулкой и желанием поглядеть на то, что осталось после налёта, я замаскировал другую цель. Подозревая о расколе в рядах нищенок, на протяжении всей дороги я пытался выявить обособленно державшихся мышек, но, увы, это было бы слишком просто и очевидно. Вполне возможно, предательнице хватило ума вести себя, как и раньше.
Лавочка была закрыта, хозяев также не было. Из наблюдений была лишь подозрительно приоткрытая створка окна на чердаке. Вряд ли после налёта местные хозяева позволили бы себе подобную глупость. Неплохо было бы заглянуть к тем ночью и проверить.
Разведя руками, Сигрид, указывая на позднее время, предложила вернуться домой. Попрощавшись с дворнягой, так мы и поступили.
Сегодня мне предстоял ещё один выход в город. Требовалось подготовить снаряжение, заняться теми же перчатками и эльфийскими нитями, а также…
— Сёстры, а вам не кажется, что сегодня вы очень подло поступили со мной? — Когда мы остановились у одной из лавочек, недовольно насупившись, хмыкнул я, отчего Илва и Сигрид вместе с продававшей всякого рода безделушки торгашкой, обернулись.
— Ты о чем, Глауд? — На лбу старшей дернулась морщинка, в отличии от той же Илвы. Она знала, о чем идет речь.
— Не строй из себя дуру! — Ещё больше заинтересовав развесившую уши купчиху, фыркнул я. — Сегодня мы весь день ходили, тратили мои деньги, а ты мне даже и безделушки никакой не купила! — С этими словами всё внимание с меня перекочевало на Сигрид, попытавшейся соскочить с темы. Пырхая, говоря о временных сложностях, она всячески пыталась съехать, но почувствовавшая вкус скорой наживы торговка, забыв обо мне, принялась обрабатывать мою сестру. Пока те выбирали мне какой-то костяной браслет, да подороже, я забрал то, ради чего и начинался весь этот спектакль — маску, висевшую в стопке возле самого носа продавщицы.
Данный аксессуар изначально показался мне необычным. Для землянина вроде меня он больше напоминал тарелку причудливой формы, нежели маску. И прошел бы я мимо этой диковинки, если бы не многочисленные дети среднего класса, носившие её на своих лицах.
Маска не имела прорези для глаз, носа или рта, но оттого никак не мешала передвижению мелких спиногрызов. Предмет явно был магическим, другого объяснения этому я найти не мог. По той же причине я стащил и это серое блюдце, цена за которое было явно завышенной, тем самым дополнив мой грядущий костюм «ночного мстителя» ещё одной необычной игрушкой.
Получив в награду браслетик, на который пристыженная Илва и Сигрид соскребали свои последние медные, с лучезарной улыбкой и хорошим настроением я поблагодарил своих щедрых сестёр за подарок и сегодняшнюю прогулку. Благодаря своим милым сестричкам я знал, чем смогу заняться этой ночью.
До дома дошли мы довольно быстро. Кролики всё так же следовали за нами, сестры, несмотря на жертву во имя меня, также выглядели довольными. Ну а я, обнаружив на пороге нашей кузницы букет из необычных цветов и мягкую игрушку, стоящую здесь добрый серебряный, слегка офигел. Бьянка действительно смогла меня удивить, ибо игрушки мне даже в том мире никогда никто не дарил.
— Мило… — Хихикая, проговорила Сигрид.
— Да-да, даже на медведя не поскупилась. — закивала Илва, даже не скрывая своей глумящейся длинноносой рожицы. Брун не кинула бы подобную вещь на улицу, она слишком хорошо знала о том, что такие штуки на дороге долго не валяются, а значит…
Подняв голову, на шпиле дома, стоявшего напротив, я заметил знакомый силуэт в большой и тёмной шляпе. Обдуваемая порывами штормового ветра, та поприветствовала меня скромным полупоклоном, а после, в прыжке продемонстрировав своё нижнее бельё, вскочила на посох и унеслась в неизведанную даль. Эффектно, но, как по мне, даже чересчур.
Во мраке переулка, под кучей мусора, я заметил пару таких же ярких глаз, что, блистая во тьме, с любопытством разглядывали поднятый мной подарок. Коричневый медведь с белым пузиком и черными глазками-пуговками мне был не особо-то и нужен. Испуганный кролик, заметив, как я к ней приближаюсь, хотела дать стрекача, но передумала. Не каждый же день незнакомцы игрушками разбрасываются.
Маленькая девочка лет восьми, с большущими светлыми глазами, средней длины волосами и носом картошкой из-под лба глядела на поймавшего ту за слежкой парня, стоявшего напротив с протянутым вперед медведем.
Дети в их беспризорных, вечно голодных глазах, грязных, проклятых, вшивых волосах и лицах, я видел молодого себя, сполна прочувствовавшего на себе все ужасы улицы. Как много боли несли на себе их хрупкие плечи, как много зла познали их несформировавшиеся умы.
Протянутый мною медведь сильнейшим гипнозом одурманил разум грязнульки. Оглядываясь по сторонам, та одной рукой потянулась к игрушке, а другой, словно останавливая саму себя, держалась за свою грязную рубаху, напоминавшую больше мешок от картошки с прорезью для головы.
— Бери, — сделав шаг навстречу, произнес я. — он твой. — Дитя, не веря в происходящее, с опаской попятилось, но, когда я, остановившись, попытался опустить игрушку на грязь, тотчас подскочило и выхватило её у меня из рук. Немая сценка, воцарившая после того, как встретились наши взгляды, была недолгой. Прижимая к себе медведя, девчушка, рукой гладя его по голове, проговорила: — Он чистый, его нельзя пачкать…
— Вот как. — Улыбнулся я в ответ закивавшей мне малышке.
Потеряв ко мне всякий интерес, та вытащила откуда-то из-под своего тряпичного чумазого одеяния какую-то верёвочку, а после, прижав к себе игрушку, привязала ту к поясу, а дальше, как самый настоящий молодой кенгурёнок, с довольной мордочкой ускакала куда-то во мрак. Туда, откуда и пришла. Несчастное дитя даже не дало мне возможности накормить её, пожалеть или дать монету, оставив после себя лишь свойственную слабовольным людям боль на сердце.
Она — чужая для меня личность, к которой я никогда ничего не испытывал. Своей наивностью и простотой она сумела пошатнуть мой некогда непоколебимый внутренний мир, тем самым буквально вынудив в очередной раз задуматься, чьими были эмоции и переживания, испытанные мною сейчас: того юнца Глауда, чьё тело я занял, или же моими собственными.
Как обычно зайдя в дом, на первом этаже я столкнулся с форменным безобразием и творческим беспорядком, оставленным за день трудолюбивой матерью. Показушно выругавшись при сёстрах, я подобрал с пола валявшийся кусок угля, а также сломанную часть черенка, вслед за чем, поднявшись в свою комнату, принялся за работу.
Первым делом проверил маску — предмет действительно оказался волшебным: карнавальный аксессуар изнутри был полностью прозрачным; не закрывал обзор; сидел удобно и лишь слегка затруднял дыхание. Отметив новое приобретение оценкой в четыре с плюсом, я крутанул в руках трофейный ножик. Он отлично справился со вчерашней работой, и на вид казался целым и всё таким же острым. К сожалению, присмотревшись, я заметил пару проблемок, зазубрин и даже трещин. Вчерашняя встреча с кожей и два непробития не остались незамеченными. Если бы не моя извечная осторожность и слабая подготовленность жертвы, которой я своевременно успел подрезать ремень с зельями, всё могло сложиться куда хуже, и кровавая расправа стала бы настоящей битвой, в которой шансов у меня было бы куда меньше. Мне требовалось вести себя более осторожно, заранее разбрасывать силки, сети, ловушки. Для безопасности требовалось уподобиться пауку, и, глядя на всё ту же эльфийскую нить, я уже мог представить, как мне этого достичь.
Забравшись на чердак, я расколупал в деревянной стене небольшую дырку, позволившую мне до наступления темноты наблюдать за теми, кто, в свою очередь, следил за мной. Несколько часов, пока я мучал свои кожаные перчатки, пристраивая к ним черенок и думая, как зафиксировать катушку, на улице ничего не происходило. Я даже, было дело, хотел позволить себе отвлечься и сходить поискать в материнском хламе ещё что-нибудь полезное, попутно вернув ключ от коморки на место, но тут с последними лучами солнца наконец-то обнаружилось кое-что непредвиденное.
Когда девчушка, приглядывавшая за мной вместе со своим медведем, куда-то засобиралась, вслед за ней, так же, как и я, из-под крыши выползла какая-то очень недобрая и опасная змея. «Кто за кем следит?» — Понимая, что главной цель последней являюсь не я, а именно ребёнок, накинув на лицо затёртую углем чёрную маску и прихватив с собой пару чудо-зелий, точно так же по крышам двинул я за той вслед.
И кролик, и ведшая его женщина двигались слишком быстро. Опасаясь очередного передоза с потеряй слуховых рецепторов, я чуть-чуть отпил из флакона. В этот раз эффекта пришлось ждать гораздо дольше, но прибавка к силе осталась той же. Не допуская полного развеивания эффекта, на протяжении всего пути, с перерывами, всё так же по глотку я продлевал действие препарата. Продолжал наблюдать за той змеёй, и заметил странность в её движении: до последнего момента та буквально предугадывала, куда побежит мой юный кролик, и лишь в конце, явно удивившись, когда ребёнок свернул не туда, по-видимому, отклонившись от изначально запланированного маршрута, женщина оступилась.
Едва не потеряв девочку из вида, та, провалившись ногой в прогнившую доску, чуть не шарахнулась с крыши, вслед за чем непозволительно в подобный момент замедлилась, и, потеряв над собой контроль, выругалась, предоставив тем самым мне время для передышки и анализа.
Мне в очередной раз повезло, причём дважды. Первое — эта женщина, судя по происходящему, не могла предвидеть будущего, иначе не позволила бы себе подобную оплошность. Такие фишки пугали меня больше всего, и их отсутствие полностью развязывало мне руки. Второе — мой милый кролик был из числа плохих девочек, доносивших на две стороны, и сейчас, своим решением в первую очередь поделиться информацию не с теми, она сильно разозлила своих старых друзей.
В руке змеи блеснуло лезвие. Резким рывком та, преодолев в прыжке более пятнадцати метров, без страха спрыгнула с высоты третьего этажа, приземлившись прямо перед испугавшимся ребёнком.
— И куда это, моя ручная крыса, ты собралась в столь поздний час? — Застигнув ребёнка врасплох, произнесла женщина, чей тёмный плащ и капюшон всё так же не позволяли мне увидеть лица, обмундирования и какого-либо другого оружия.
— К Эдель… — Честно ответила девочка.
— Неужели ты успела позабыть, кто твоя настоящая семья? Кто дал тебе еду и одежду, когда твои настоящие родители выкинули тебя на улицу? — Давя на детскую совесть, говорила женщина. — Расскажи, о чем говорил Глауд с Эдель, и что сказал тебе?
— Не скажу! — Нахмурившись, руками обхватив привязанного к себе медведя, прикрикнула девчонка. — Глауд дал мне Мишу, он не плохой, и Эдель тоже не плохая! — Ответил кролик. — Эдель тоже давала Хоме одежду, тоже давала еду и монетки. Эдель хвалила Хому, а ты никогда её не хвалила! Хома не будет дружить и говорить с вредной старшей сестрой, потому что та её использует. — «А вот это было зря, малышка». — Видя, как женщина демонстративно подняла ребёнка за шкирку и приставила к её лицу клинок, подумал я.
— Мелкая сука, я устала от этих игр! Сейчас ты всё мне и обо всех расскажешь, иначе, клянусь богом, я вырежу эти огромные мерзкие глаза, а после пойду резать и твою грязную нищенку Эдель! О чем говорил Глауд с Эдель, отвечай живо!? — Приложив затылком ту об каменную стену дома, рыкнула змея.
С лица ребёнка сорвались слёзы, а из губ жалобное: «Пусти, мне больно!». В груди опять что-то сжалось. Мне хотелось той помочь, но с каких пор маньяк-убийца переквалифицировался в ангела-хранителя? Если дитя каким-то образом меня заметит, а оно заметит, то в живых останется молодой и очень сговорчивый очевидец, а я привык не оставлять свидетелей!
«Почему я не могу просто закрыть на это глаза? Почему внутри что-то требует нелогичного подхода и такого же нелогичного решения? Вместо чёткого плана, взвешенных решений, мозг продолжает генерировать тонны глупых и бесполезных идей. Как же сложно быть тобой, Глауд!»
Отколовшаяся от стены доска, со звучным шлепком рухнувшая в грязь, привлекла внимание женщины по прозвищу Гадюка Олк.
— Кто здесь? — Резко бросив ребёнка в грязь, обернувшись в темноту, проговорила женщина, но ответом той был лишь мелькнувший в ночи плащ и звуки в спешке удалявшихся чьих-то шагов. — Стоять! — Вскрикнула та, бегом направившись вслед за неизвестной. Кто-то стал свидетелем её вопросов и интересов, возникших к жениху старшей дочери командира городской стражи. Возможно, незнакомка даже видела её лицо, и, если подобная информация попадёт к кому-то из местной стражи, ей придется худо. А значит, требовалось тотчас расправиться с этим «недоразумением», а после отправить на тот свет ещё и нищенку, а вместе с ней и спутавшуюся с целью Эдель. Гильдия воров требовала информации, в то время как гильдия убийц, получившая сегодня заказ на Вольфов, ждала скорейшего его исполнения.
«Как же много дел, а ведь меня сегодня ещё и в борделе ждут». Предчувствуя наслаждение от скорой расправы и приятной близости с доступными мужчинами, уверенная в себе убийца, служившая обоим гильдиям понемногу, преследуя на слух свою добычу, в очередной раз свернула в темный переулок. Она знала, что впереди тупик, и слышала, как её жертва, до этого спешно куда-то бежавшая, замерла.
— Вылезай, я всё равно тебя найду. — Осторожно минуя пустые дырявые бочки, кучи камней, та, медленно пройдя под деревянной аркой, замерла.
Её шея, прикрытая высоким кожаным воротником, уперлась во что-то невидимое.
— Какого хрена… — Потянув руки к непонятной нити только и успела проронить убийца, как нечто резко обвилось вокруг её шеи, а сзади, с самой арки, ей на за спину кто-то спрыгнул. Острые как бритвы нити подкинули ту, сдавили горло и потянули её голову вверх, врезаясь своей остротой буквально в самый череп. Лишь прикрывавший шею высокий кожаный воротник спас ту от моментальной смерти, ведь эти веревки, или то, на чём её сейчас подвесили, спокойно смогли бы оторвать ей голову.
Барахтаясь в воздухе, та лезвием своего клинка со звоном вдарила по нити. Стук, словно сталь об сталь, раздался на всю подворотню. Никакого эффекта не последовало. Замахнувшись ещё раз, та вновь попыталась перерубить чёртову нить, но закончивший к этому моменту Глауд, привязавший к опоре стены эльфийский шелк, не позволил той нанести удар, плавным и вымеренным движением ножа подрезав сухожилия на руке своей жертвы.
Подвешенная буквально за череп, та, барахтаясь, одной единственной уцелевшей левой рукой пыталась высвободиться из прочно засевшей в её челюсти эльфийской лески. То, что она ещё не мертва — это чудо и очередная оплошность, допущенная мужчиной. Глауд был недоволен собой. В очередной раз всё шло не так, как надо, и всему виной были чужие мысли и желания, принять которые он по-прежнему не мог.
Уворачиваясь от махавшей ногами во все стороны убийцы, мужчина, подобрав с земли более длинное лезвие, несколькими резкими взмахами перерубил мышцы рук и ног. Женщина, заскулив, не в силах произнести что-либо, с кровавой пеной у рта и выпученными глазами глядела на того, кому было суждено отнять у неё жизнь.
Раны, нанесенные Глаудом, были серьезными, и скоро та должна была умереть от потери крови, поэтому действовать требовалось быстро. Сначала мужчина подрезал ремень с зельями. Позаимствовав зелёный флакон, он тотчас выпил немного для исцеления собственных рук, ведь, несмотря на толщину кожаных перчаток, те до конца так и не смогли уберечь его пальцы от остроты эльфийского необработанного шелка. Забирать у жертв что-то помимо жизни было не в правилах Глауда, но сложившиеся обстоятельства того требовали. Все пузырьки отправились ему в сумку. Они были слишком ценны для того, чтобы ими вот так разбрасываться. Да и деньги тоже имели свойство заканчиваться, у него оставался всего один серебряник. Такое себе состояние…
Лезвие клинка аккуратно рассекло узелки, на которых держалась броня. Сначала свалился нагрудник, а следом за ним и кожаные штаны.
— Су… к-а… — Всё так же злобно и несломленно, сквозь зубы, прошипела опозоренная убийца, веселя тем самым Глауда.
Клинок мужчины уткнулся в щеку наёмницы. Женщина, затаив дыхание, замерла, стараясь в собственных конвульсиях случайно не выпороть себе же глаз.
— Я не сука. — тихо, едва слышно, прошептал мужчина. — Я кое-кто похуже. Помнишь твою коллегу по цеху, сегодня найденную без рук, ног и головы? — Глаза жертвы в ужасе расширились. В подвешенном состоянии та попыталась завизжать, но проклятая нить не позволяла даже приоткрыть рот. — О, какая догадливая. — Лезвие её же клинка медленно приподнялось чуть выше.
— «Я вырежу твои глаза»… Кажется, так ты говорила?
Грозная убийца, обливаясь кровью, соплями и слезами, рыдала в момент, когда погрузившееся в глазницу лезвие извлекло глазное яблоко. — Я вырежу всех, кто тебе дорог. — Повторяя за жертвой, мужчина, продемонстрировав той её же глаз, а после, одним взмахом в спешке прошелся по горлу жертвы клинком. Он увлёкся, и слишком поздно ощутил на себе чужой пристальный взгляд.
В начале переулка стояла та самая Хома. Хлопая своими большими глазами, она глядела на бившееся в предсмертных конвульсиях тело, не зная, как быть дальше. Глауд так же был в замешательстве, ведь ему предстояло сделать важный выбор: поступиться с принципами или же оставить важного свидетеля. Говорил тот всегда тихо, и голос его девчонка слышать не могла, а вот передать сёстрам внешние черты, такие как рост, комплекцию и прочее — вполне.
Присев на колено, мужчина медленно поднёс указательный палец к маске, в красноречивом жесте означающем просьбу «Не болтать». Но, увы, в жизни никогда и ничто не идет по плану, тем более, когда эти самые планы касаются детей.
Сорвавшись с места, словно в жопу ужаленная, Хома в криках, слезах и соплях бросилась на утёк, привлекая к себе всеобщее внимание.