- Вряд ли подобное соблазнит вора, а? - засмеялся мой ночной маль-чик. - А ведь оно-то и есть самое ценное. Это не грибок, это их личинки.
Н-ну-с, последняя перемена декораций...
Он щелкнул выключателем слева от дверки, загорелась жалкая лампешка под потолком заколоченного склепа, и на фоне грязной серо-голубоватой стены вспыхнуло созвездие из тысяч бериллов или, может быть, аквамаринов чудовищной величины. Они дрожали, плавали, ползали по стенам, скользили по темной луже, заливавшей пол... Я был как во сне.
Петенька сдвинул стекло глазка, сорвал с носика священного сосуда насадку, сунул носик в отверстие, и под слабое пфуканье, напоминающее открывание шампанского, сбежавшая муха была водворена на место.
- Пойдемте выпьем в честь поимки,- сказал гордый владелец, у которого, видно, тоже возникли схожие ассоциации.- Мне недавно подарили бутылку коллекционного бургундского двадцать первого года. Случай того стоит...
- Только немного. А то я размякну и завтра просплю.
- Да я и сам не пью. Просто надо же иногда расслабиться...
Мне, конечно, хотелось узнать детали, хотя многое я теперь понимал и сам: например, почему Петенька ночует в худшей комнате, а не в моей, тупиковой? Это ж какие деньги, а?! И какая дерзость - сделать тайный мухопитомник в литературном общежитии! Есть ли у него хотя бы оружие, у этого сумасшедшего?
- Э-э... сколько стоит одна мушка? - спросил я, не утерпев до выпивки.
- От трехсот фунтов... По сортности. Их тут всего две тысячи пятьсот двенадцать взрослых особей, так что питомник сравнительно небольшой. Но для нашей страны - вполне приличный...
Мы уселись на обеденном паласе, налили себе, надломили плитку шоколада, и юный хулиган поведал мне свою повесть. Она того стоила!
Кое-что, я, правда, уже знал из отечественной периодики, но, конечно, не так подробно, как Петенька. История началась с ядерного взрыва малой мощности, произведенного Штатами два года назад в районе атолла Джонстон. Взрыв был хорошо рассчитан и не имел бы никаких особых последствий, если бы подобные вещи вообще поддавались прогнозированию. В данном случае карты американской военщине спутал налетевший циклон "Лаура", который погнал радиоактивное облако на юго-запад, к берегам Австралии. В результате чего над некоторыми - к счастью, малонаселенными - районами штатов Квинсленд и Новый Южный Уэльс выпали соответствующие осадки. Шум в мировой и австралийской прессе был, но не очень большой; в нашей - куда больший. США с Австралией быстро помирились и вместе порадовались, что напасть обошла Золотой Берег; а то бы...
Действие второе. Через полтора месяца после описываемых событий уэльский фермер Рон Робинсон, живший в Голубых горах, проходил жарким декабрьским вечером по берегу торфяного болотца, направляясь в свое бунгало, и вдруг остановился, с трудом веря глазам. На фоне болотных зарослей, над золотистым ковром сфагнума, все ближе придвигаясь к берегу, плясал рой ослепительных изумрудов, затмевающих любого местного светляка, как солнце затмило бы горящую спичку. Вообще-то мухами австралийца не удивишь; разве что их отсутствием. Они - такой бич природы, что даже в шуточном варианте национального гимна воспевается страна отчаянных, "где мух с орлов размерами не счесть, не перечесть"... Взять хотя бы соседний с Голубыми горами штат, о коем местный поэт сказал:
Ты, Квинсленд, мух кусачих край
И для москитов сущий рай.
Вокруг меня кружатся, черти,
Искусан я почти до смерти.
Но Рону не пришлось заниматься "австралийским салютом" и отгонять кровопийц. Сказочные существа, чей ореол лишь подчеркивал ничтожные размеры их прозрачных телец, не обращали на него никакого внимания - скорее всего просто потому, что он не разлагался. Почудилось? Рон - протестант и трезвенник - не стал тратить времени на бесполезный самоанализ. Он сбегал домой, принес старую газету, вымазанную патокой, и положил на берег. Несколько изумрудов тут же облепили ее и сразу погасли, а за ними, как по команде, погасли остальные, и можно было ручаться, что воздух чист.
Разумеется, все это было сущим варварством. Нежнейшие в мире создания почти мгновенно задохнулись в клейкой массе. Лишь двум мухам удалось выжить в погребе Рона, украсив его летающим черным жемчугом, и остатки свиного пойла, разбавленные болотной водой, их вполне устроили. Подумав и посоветовавшись с учителем из соседней деревушки, фермер на день ускорил свою поездку в Сидней, где ему повезло. Каких-то три часа расспросов и ожидания - и в пустой аудитории университета ему показали Эвела Тренча, председателя Восточноавстралийского энтомологического клуба, сутулого брюнета, похожего на озабоченную кукабурру. Рон, предупрежденный учителем, что ему не поверят, приберег для разговора очень веский аргумент. Он выложил перед Тренчем не очень толстую, но все-таки достаточно серьезную пачку долларов и сказал:
- Они до сих пор светятся - там, в погребе. Если я вру, профессор, оставите эти деньги себе. Только побыстрей, пока они не подохли!
Тренч поглядел на бородатую физиономию и раздраженно ответил обессмертившим его пассажем:
- Уберите это, я вам, к сожалению, верю. Мне послезавтра ехать в Лондон, и совершенно не до болотных светляков. Сейчас об этом речи быть не может! Сколько езды до вашей фермы и где ваш "лендровер"?
Еще пять часов спустя они уже спускались в погреб Робинсона. А десятью минутами позже, когда встревоженные чем-то мухи согласились вспыхнуть и их стало видно, столичный гость торжественно заверил хозяина, что мировая наука никогда не забудет этой комнаты и находящихся здесь сегодня четверых существ. Но ни полуграмотный Робинсон, ни известнейший ученый пятого континента Тренч, разумеется, не представляли себе и сотой доли последствий своего открытия...
Отловив на болоте еще четырнадцать мух с помощью приспособлений, делающих честь скорее человеческой хитрости, чем добросердечию (это, кстати, были первые и последние особи, полученные кем-либо в естественных условиях), Тренч объявил в университете, что у него для Лондона есть нечто лучшее, чем прежний доклад, и что ему нужен еще месяц. И ушел в исследования. Надо было хоть примерно понять, что такое муха Тренча. Муха ли она? И Тренч ли был ее крестным отцом, или же конкуренты еще объявятся?
На последний вопрос не мог бы ответить даже отец мировой диптерологии Иоганн Вильгельм Мейген, доживи он до ХХ столетия. На первый Тренч ответил быстро и твердо:
- Муха! Отряд двукрылые, подотряд мухи, семейство... Изящным строением тела немного похожа на зеленушку, однако не зеленушка. Среди сорока тысяч видов известных науке мух нет ничего подобного. И почему она так машет своими двумя крылышками, что кажется, будто их миллион? Если я это пойму - ключ в моих руках!
Понимать тут, казалось, было нечего: у болотной красавицы чудовищно гипертрофирован аксиллярный аппарат. Прямо крылатый кентавр какой-то! С такими крыловыми мышцами легко достигается и огромная амплитуда взмаха, и его поистине невероятная частота. Если у рекордсмена-бражника она достигает 90-95 герц, то у этой твари - 210-215! Ну а дальше и школьнику ясно: при общей утере пигментации муха Тренча приобретает окраску любого цветового фона, и поскольку она ко всему еще и светится, то бешеные колебания крыльев создают красивейшую в мире рефракцию. Но... откуда же все эти отклонения от нормы у существа, которое, не будучи хищником и питаясь разной падалью, вовсе не нуждается в подобной маневренности?!
- Мутант,- в десятый раз сказал себе Тренч.- И какой... Что ж, я определенно знаю, кого за него благодарить.
Он поднял газетные подшивки, однако память давно подсказала ему историю с "Лаурой" и взрывом у атолла Джонстон. Доклад в Лондоне об уэльской мухе с демонстрацией красочных слайдов и трех живых особей стал мировой сенсацией. Интерес к Австралии - особенно к тому в ней, на чем можно заработать,- был традиционно силен в английской прессе с тех самых пор, когда газетная империя Руперта Мэрдока, земляка Тренча, подмяла "Таймс". "Воздушная Клеопатра! Flying diamond!" - надрывались газеты. Сейчас уже трудно установить, кто первым додумался сажать муху Тренча в хрустальные шарики и делать из них украшения; но первая пара серег, купленная на аукционе "Сотбис" герцогиней Йоркской, стоила пять тысяч фунтов. Возникли питомники, малочисленные и требующие немалых затрат: одна муха в течение жизни откладывала всего лишь двести триста личинок. Мизер! И большинство из них по неясным причинам погибало. Клиенту требовались не только серьги, а и клетка, где муха могла, так сказать, расправить крылья и прийти в себя от заточения, и пакетики с кормом взамен вонючей мерзости, которой она питалась на воле, и пневмооборудование для перемещения объекта из одного резервуара в другой. Но тем дороже стоил выплод, оставшийся в живых, и тем моднее становилась затея...
- Да, но вы-то как попали в это дело? - спросил я.- Не очень вы похожи на торговца.
И Петенька рассказал мне о себе.
Он был сыном учительницы английского языка и инженера - оба из Приморья, люди вполне советские и никогда не стремившиеся к особым деньгам. Сам Петенька пошел учиться на истфак, но на втором курсе по совету и примеру друга забрал документы. "Времена не те,- убеждал его друг.- Ты готов мыкаться в нищете всю жизнь? И детям врать придется еще почище, чем литераторы врут, с каждой переменой идеологии. А перемен теперь будет не счесть"... Он свел Петеньку с знакомыми парнями из некой фирмы, и тот, к ужасу родителей, начал работать у них бесплатно, за процент с будущих прибылей... Словом, знакомая история. Многих она, конечно, вывела "в люди"; но Петенька был особый случай. Ему казалось, что стать бизнесменом - то же, что сменить один факультет на другой. Он наивно полагал, что этому можно выучиться по книжкам, нужно только побольше послушания и исполнительности. Пионеры всей страны курсу доллара верны; если бы отечественный бизнес нуждался в речевках, символике и атрибутике, то я знаю, кто бы его всем этим обогатил... А лет через пять, думал Петенька, когда всё в стране утихомирится и "новые русские" утолят первый голод, мы потихоньку станем догонять Запад, вернувшись к человеческим нравам и обычаям. Не пил. Не курил. Продолжал много читать и ходить на выставки. И никак не мог понять, чем он так раздражает свое начальство. Надо бы сменить фирму, найти более приличных шефов, чем эти волки, которые вдобавок почти совсем не платят...
Шефы чудом не успели помочь ему в благом порыве. Над миром вспыхнула муха Тренча, фирма же в числе другого-прочего занималась сувенирными насекомыми и была предприимчивой перекупщицей. (А кем еще-то? Отечественных питомников нетути!) Надо было ехать в Мельбурн к мировым производителям, но один соучредитель, порезанный в "разборке", лежал на тайной квартире, другой, по его выражению, "душился" с налоговой и дал подписку о невыезде. Прочая пьянь могла продать их обоих: конкуренты не дремали, также подбираясь к австралийцам. Позвали Петеньку и, кривясь, велели брать билет.
- Давай, заслоняй амбразуру,- сказал шеф.- А что? Может, тебе-то и повезет... Угощать будут - много не пей. Хотя... тут, пожалуй, можно не беспокоиться.
И Петенька улетел. Для него Австралия впрямь стала страной чудес. Сразу! Во-первых, в Мельбурне он попал к самому Большому Боссу, а не к его заместителям. Во-вторых, Петеньку уже опередили непорезанные и недушащиеся гости "фром Раша". Целых два. Но контраст между ними и Петенькой был, видно, столь велик, что Босс... как бы это сказать... удивился? Нет. Подобрел? Но в делах им едва ли когда-нибудь руководили доброта или злоба. Его, во всяком случае, Петенька не раздражал. Он распорядился, чтобы русскому бизнесмену выдали лучшие сорта мух, сделал ему хорошую оптовую скидку, долго с ним беседовал (с проблемами, но без переводчика, о чем Петенька, вернувшись домой, гордо доложил маме), наконец, свозил его ужинать в Турэк (тихий пригород Мельбурна, где в мраморных двухэтажных "хрущевках" живут ненавязчивые эксплуататоры) и познакомил со своей семьей. Предложил даже в письме к Петенькиным шефам упомянуть о трех лишних днях, которые ему якобы нужны для обдумывания сделки, чтоб у молодого человека было время посмотреть Австралию.
- У меня денег нету,- признался Петенька, бестрепетно роняя честь фирмы.
- Ерунда, я вам одолжу, потом пришлете... На моих личинках вы заработаете кучу денег, так что я не беспокоюсь. Странно другое: что вы так мало их берете. Мы сейчас позвоним моим друзьям в туркомплекс, они дадут вам сопровождающего и посоветуют, где побывать. Раз вам так нравится наша страна, было бы глупо уехать, не повидав ее... Только никаких казино!
Петенька не смог отказаться. И чудеса продолжались...
- Если у вас все пойдет нормально,- сказал Босс, прощаясь,- то я об этом буду знать. Вот нужные телефоны, здесь и в Москве. Через год сможете стать моим дилером.
Правда, он не пожалел о своей любезности. Опьяненный ласковым приемом, Петенька по личному почину подписал с ним договор на сумму втрое большую, чем был уполномочен... Эйфория прошла в самолете, и приземлился он в холодном поту. Однако все было очень буднично. Шеф только стеклянно глянул на него и пробормотал:
- Подписал так подписал... Знали, кого посылали. Но учти: если
эта "вошка" не окупится... Ты понимаешь.
Петенька понимал. Да у него и денег не было выкупить свою посредническую жизнь. "Вошка" окупилась сам-шесть. В валюте. А валютная мода в данном случае - фунты стерлингов. После чего шефы, стиснув зубы, заступили к амбразуре и взяли все переговоры с пятым континентом на себя. А заветные визитки продолжали лежать у Петеньки во внутреннем кармане домашней куртки. Никто, правда, уже не рыл ему могилу, просто решали, что с ним делать.
В итоге его бросили на периферию, то есть в Москву.
Москва поначалу ошеломила его. Громадные здания, человеческие моря улиц, гигантские проезды, ревущее метро, фирмы, банки, игрушечки церквей, растущие под боком у небоскребов, как грибы у лесного пня... В людях этого города странно сочеталась самая дикая, самая дурацкая спесь с неистребимой, хотя и постоянно выпалываемой кем-то приветливостью к приезжим. Поняв, почему москвичи такие, он их сначала запрезирал, а затем принял и вскоре уже не представлял себя без всего этого. Здесь было куда труднее работать, хотя заработать было легче.
- Как это? - не понял я.
- А вот так,- усмехнулся Петенька.- Тут всё на взятках. И эти взятки надо платить из своего кармана. Иначе никто не даст шелохнуться. Ведь официально мухи Тренча нет!
- Это как? - не понял я.
- А очень просто,- усмехнулся Петенька.- Для всего мира есть, а для нас нет! Она ведь мутант.