Хлопнула дверь. Я выглянул. Петенька стоял, закрыв лицо руками.
Я почувствовал, что не надо сейчас к нему подходить, и тихонько вышел
в коридор. Первым делом я распахнул окно и начал жадно дышать.
И все-таки я был рад.
Очень рад.
Прошло еще несколько дней...
Однажды в неурочный час позвонила Дрель (впрочем, что значит "неурочный"?) и доложила, что Петеньку требует к себе Зося Аполлинарьевна. В смысле "покорнейше просит".
- Что случилось? - спросил я, увидев его досадливую гримасу.
- Что, что!.. Левая муха сдохла! Перегрел я ее! Или еще почему-нибудь...
- А каков гарантийный срок? - спросил я с бывалым видом.
Он воззрился на меня, как мальчуган на взрослого идиота.
- Такой же, как у любого летучего дерьма в мире! Извините... я становлюсь похож на Глызина. Нет у них никакого срока... Это же для очень богатых людей, иногда на два-три вечера... Но вопрос отношений остается, и весьма нелегкий. Придется задабривать, а то и компенсировать... Ничего, не в первой!
- Верю в вашу победу! - весело сказал я. Он не ждал этого и благодарно улыбнулся.- Да, Петенька, у меня всё вертится в голове... что такое
"радение"?
- А... Это моя шуточная терминология, которой я заразил своих клиентов. Я различаю три вида розничной торговли: впаривание, или финансовый экспромт, организованную распродажу, которую вы фрагментарно видели, и радение. Последнее - для фанатичек вроде Кикиных или Кудряшовых. Распутина на них нет! Гасят свет, зажигают свечи, слушают музыку и мой всякий бред, медитируют, слезы льют...- И, поколебавшись, добавил: - Малоприятное зрелище. Вам не стоит видеть.
- О, всё, что мне нужно, я уже видел...
Вернулся он поздно, и таким я его еще не видел. Без ужина лег на свою койку и повернулся к стене мрачный, как туча, укрывшись всем, чем можно, в том числе страусиным халатом, извлеченным из тумбочки. Но все равно его слегка знобило. Обычно в тех редких случаях, когда у него было плохое настроение, он съедал что-нибудь вкусное, смотрел фильм "Один дома" - и мир приходил в порядок. Но сейчас он был не в своих апартаментах, а в общежитии пролонгированных и пробабилитных литературных курсов...
Я подсел к нему.
- Петенька, что с вами? Вы не больны?
- Нет.
- Пришлось вернуть деньги?
- Нет... Но верну!
- Не горюйте. Вы же мастер своего дела... Чаю хотите?
- Нет.- И он выразительно посмотрел на меня: "Что ты ко мне пристал? Пять минут выждать не можешь?" Я отвернулся, и минуты через три он прошипел:
- Если бы я горевал из-за каждой дуры, которой сам же решил вернуть деньги, я бы уже давно был на Ваганьковском...
- А там хоронят еще?
- Не знаю... За хорошие деньги везде похоронят!
Тут уже я пошел греть чай и принес ему. Он выпил три чашки.
- У нее столько связей! - простонал он вдруг.- И каких... И я всего этого лишусь!
- Почему? Вы же вернете деньги.
- Да не нужны ей мои гроши!!! - вдруг завопил Петенька так, что я, испугавшись, отпрянул.- Стоит ей захотеть, и я вообще смогу никогда не торговать! И кое-кто будет чистить мне башмаки...
- Что же для этого нужно? - вздохнул я, хотя всё и без того было ясно.
Молчание. Он сидел со слезами на глазах, уставившись в стенку.
Я не выдержал.
- Послушай,- сказал я, взяв его за руку,- все это нужно прекратить сейчас же! Посмотри, ну посмотри на себя, до чего ты дошел.
- Мне нужны деньги,- сказал он с тупым стеклянным блеском в глазах.- Много денег. Или хотя бы сорок тысяч фунтов на первое время.
- На первое время где? В Англии?
- Нет. В Австралии.
- А... У Большого Босса.
- Да, у самого большого, больше не бывает...
Пауза.
- Я не вернусь! - настойчиво произнес он.- Знал бы ты, что я видел...
- А ты расскажи,- предложил я.- Хоть послушаю сказку на ночь.
- Думаешь, от этого лучше спится?
- Пока не знаю... Как она называется?
И Петенька рассказал мне.
Сказка о большой черепахе
Атлантический океан подтачивает наши берега... Гранитная стена на взморье - от Сен-Валери-на-Сомме до Ингувиля - подрыта; обрушиваются огромные глыбы, вода перекатывает горы валунов, заливает камнями и затягивает песком наши гавани, заносит устья наших рек. Ежедневно отрывается и исчезает в волнах клочок нормандской земли. Титаническая работа, затихающая ныне, некогда внушала ужас. Лишь огромный волнорез - Финистер обуздывал море.
Виктор Гюго