Ночь над Западными Королевствами как всегда дышала тишиной и безмолвием. Досюда не долетали ни отголоски вечной вражды между орками и эльфами на востоке, ни грохот столкнувшихся в очередном конфликте дварфов и драконидов на юге. И даже кровавые переделы границ Центральных Королевств не могли нарушить мир и покой Запада.
Здесь чтили принесенные предками клятвы, но, в тоже время, уважали право сильного. Некогда шаткое равновесие переросло в законы и традиции, а против нарушителей ополчится весь Западный Союз. Так было заведено сотни лет назад, так есть и по сей день.
Хрупкий серп полумесяца освещал сгорбленную фигуру, одиноко бредущую по одной из небольших сельских дорог близ Южного Королевского Тракта. Плотный черный балахон надежно защищал хозяина, как от любой непогоды, так и от нежелательных взглядов случайных встречных. Одежда явно не выглядела новой, но и потрепанной назвать ее точно никто бы не смог.
Лицо же путника исчезало в темном провале капюшона и лишь из правого рукава торчали скрюченные белые пальцы, сжимавшие причудливый посох, больше похожий на обычную корягу, чем на надежного помощника путешественника.
Из-за поворота показалась тройка всадников. Сын местного барона со своими прихлебателями. Молодые люди явно перебрали в местном трактире — их шумные крики разносились на всю округу, нарушая ночную идиллию.
— Она визжала как резаный поросенок. — баронский сын с улыбкой вспоминал какую-то смешную историю. — Нужно будет обязательно еще над кем-нибудь так пошутить.
— Да, Ваше Благородие, ваш веселый нрав и розыгрыши известны во всем уезде.
— Эй, смотрите! Что за червь ползет по моей земле? Как ты смеешь не уступать дорогу своему господину? Пшел прочь!
Благородный отпрыск остановил коня прямо перед путником, и они замерли друг напротив друга.
— Выше Благородие, давайте просто проедем мимо. — робко предложил один из прихвостней. — Может он прокаженный какой или еще чего. Мало ли кто тут по ночам бродит.
— Чтобы я, мать вашу, да объезжал всякую чернь?! — мгновенно взорвался вельможа. — Раздавлю!
Потянув поводья, он поднял коня на дыбы действительно намереваясь растоптать встречного.
Но тут случилось то, чего никто из них не мог предвидеть.
Не двигаясь с места, путник сделал жест рукой, плавно проведя ею под занесенными над ним копытами, а затем резко дернул на себя, сжимая пальцы хваткой коршуна.
Жалобно заржав, конь задрожал всем телом, а от его туловища отделился серебристый силуэт и немедленно втянулся куда-то внутрь балахона.
В то же мгновение скакун начал будто увядать. Тугие канаты мышц усыхали прямо на глазах, кожа посерела и истончилась, невесомым дождем осыпалась в дорожную пыль грива.
Не в силах больше выдерживать веса всадника, ноги животного с сухим трескомподломились, и изумленный барон рухнул на землю. Вновь раздался противный хруст, но это уже не выдержала рука неудачно приземлившегося вельможи.
Ночное трио изумленно взирало то на рассыпавшегося в прах коня, то на неподвижную фигуру в балахоне, то на кость, торчавшую из правого локтя барона.
Первым очнулся сам хозяин сломанной руки. Не в силах даже закричать от страха, он протяжно завыл и, подволакивая искалеченную конечность, на четвереньках пополз прочь. Слуги же, выйдя из ступора и забыв про своего господина, бросились врассыпную, оглашая окрестности совсем уж невнятными криками.
Вскоре все стихло.
И вновь одинокая сгорбленная фигура в черном балахоне продолжила свой путь к лишь ей одной известной цели.