- Перестаньте, - сказал капрал.
- И не только уголок того огорода, - сказал третий. - Падаль, которую мы завтра завещаем Франции...
- Перестаньте! - прикрикнул капрал.
- Христос отпустит нам грехи, - сказал четвертый.
- Прекрасно, - сказал третий. - Мы тогда сможем наведаться к нему. Ему незачем бояться мертвецов.
- Угомонить их, кап? - спросил бретонец.
- Будет вам, - сказал капрал. - Ешьте. Потом до самого утра будете жалеть, что нечего положить на зуб. Отложите свою философию до того времени.
- Тоже мне остряк, - сказал третий.
- Тогда мы будем голодными, - сказал первый.
- Или страдать несварением, - сказал третий. - А за сегодняшний вечер мы слышали не так уже много веселого.
- Будет, - сказал капрал. - Сколько можно говорить? Что лучше: или пусть брюхо заявит, что ему достаточно, или придет сержант и заявит, что ужин окончен?
И все снова принялись есть, кроме сидящего слева от капрала, который вдруг остановил нож с порцией еды на полпути ко рту.
- Полчек не ест, - сказал он. - И даже не пьет. В чем дело, Полчек? Боишься, что навоняешь, не добежав до уборной, и нам придется спать в этой вони?
Человек, к которому он обращался, сидел рядом с капралом справа. У него было умное, почти красивое солдатское лицо, самоуверенное, но не высокомерное, бесстрастное, спокойное, и, лишь внезапно уловив его взгляд, можно было заметить, как он встревожен.
- Видно, день отдыха в Шольнемоне не пошел на пользу его животу, сказал первый.
- Зато coup de grace {Удар милосердия (фр.).} старшины завтра утром пойдет, - сказал четвертый.
- Надеюсь, он избавит вас от беспокойства, почему я не ем и не пью, сказал Полчек.
- В чем дело? - спросил у него капрал. - В воскресенье вечером, перед выступлением на передовую, ты ходил в санчасть. Еще не поправился?
- Отвяжитесь от меня, - сказал Полчек. - Разве это тема для разговора? В воскресенье вечером у меня заболел живот и болит до сих пор, но я не жалуюсь. Я не собираюсь набивать себе брюхо, а некоторые простаки этим пользуются.
- Ты не намерен это сделать темой разговора? - спросил четвертый.
- Постучи в дверь, - сказал капрал бретонцу. - Передай сержанту, что у нас больной.
- Кто делает это теперь темой разговора? - обратился Полчек к капралу, прежде чем бретонец успел шевельнуться. И поднял свой наполненный стакан.
- Давай выпьем, - сказал он капралу. - До дна. Если, как говорит Жан, моему животу вино придется не по вкусу, то завтра утром старшина опорожнит его своим пистолетом.
И обратился ко всем:
- Давайте выпьем. За мир. Разве мы не добились в конце концов того, чего добивались четыре года? Пьем, - резко сказал он, повысив голос, в его лице, взгляде, голосе на миг появилась какая-то горячность. И тоже самое чувство, сдержанная горячность, появилось во всех лицах; все подняли свои стаканы, кроме одного - четвертого человека с лицом горца, пониже всех ростом, в его лице появилось какое-то страдание, почти отчаяние, он резко приподнял свой стакан, но не донес до рта, не выпил вместе со всеми; когда те опорожнили свои причудливые, несуразные бокалы, со стуком поставили их и снова потянулись к бутылкам, в коридоре послышались шаги, лязгнула дверь, и вошел сержант со своим солдатом; в руке у сержанта была развернутая бумага.
- Полчек, - сказал он.
На секунду Полчек замер. Потом тот, что не стал пить, конвульсивно дернулся, и, хотя, он тут же застыл, когда Полчек поднялся, они оба какой-то миг были в движении, и сержант, собиравшийся что-то сказать Полчеку, промолчал и посмотрел сперва на одного, потом на другого.
- Ну? - сказал он. - Который? Вы что, не знаете своих фамилий?
Никто не ответил. Все, кроме Полчека, глядели на того, кто не пил.
- Ты знаешь своих людей? - спросил сержант у капрала.
- Полчек - вот он, - сказал капрал, указав на него.
- Так что же он?.. - сказал сержант и обратился к другому: - Как твоя фамилия?
- Я... - произнес тот и снова, в страдании и отчаянии, торопливо огляделся, не глядя ни на кого и ни на что.
- Его фамилия... - сказал капрал. - У меня его документы...
Он полез в карман мундира и достал грязную, обтрепанную бумагу, очевидно, назначение в полк.
- Пьер Бук.
И назвал какой-то номер.
- В этом списке никакого Бука нет, - сказал сержант. - Как он попал сюда?
- Понятия не имею, - сказал капрал. - Как-то затесался к нам в понедельник утром. Никто из нас не знает никакого Пьера Бука.
- Чего же он молчал раньше? - спросил сержант.
- Кто бы стал его слушать? - ответил капрал.
- Это правда? - спросил у того сержант. - Ты не из их отделения?
- Ответь, - сказал капрал.
- Нет, - прошептал тот. Потом громко сказал: - Нет!
Он нетвердо поднялся.
- Я не знаю их! - сказал он, пошатываясь, и чуть не упал навзничь через скамью, словно от удара, но сержант поддержал его.
- Майор разберется, - сказал сержант. - Дай сюда бумагу.
Капрал отдал.
- Выходите, - сказал сержант. - Оба.