Сергей Мартынович, улыбаясь, обводил торжествующим и доброжелательным взглядом всю собравшуюся команду.
В ответ кто-то что-то говорил, иные утвердительно кивали, другие улыбались, в кабинете витали гримасы общего согласия.
«Ничего себе. Обо мне, конечно, они и не думают. Мои переживания для них не существуют. А я как человек? Ничто? Пешка. Игрушка».
— Сергей Мартынович, вы безусловно правы, спасибо за поддержку. Я не заслужил… Наоборот… Человек-то лично от меня пострадал, и совершенно незаслуженно. Знаете, один писатель сказал, что можно биться головой об стенку, но только своей головой. А я-то — его головой. Да и реакция была неправедная, личная. Он унижен, да и я унизил себя рукоприкладством.
— Пустое, милый друг. Вы просто не мыслили государственно, но поступили, мой дорогой, совершенно правильно и по-государственному. Широко. Объективно вы сослужили нам преполезнейшую службу. Всем нам. Да. Исполать вам.
Долго еще продолжалось приобщение Евгения Максимовича к сонму великих подвижников и страстотерпцев.
До конца они друг друга не поняли. Но все были довольны знакомством. Все искали пользу…
В чем?.. Может ли битая морда улучшить положение в медицине?
Легче ему не стало — не сумел отвлечься Евгений Максимович от больницы, ремонта, прораба…
Маркович:
— Да я ему просто морду набью — и все. И никаких страданий, как у шефа.
Мироныч:
— За десятку морду бить будешь?
Маркович:
— Не в деньгах дело. Что за оскорбительное ко мне отношение?! Он, как председатель месткома, официально меня попросил: сфотографируй всю экскурсию, мы оплатим. Я же не просил, не напрашивался. Эти его штучки унижают меня. Мне не надо оплачивать — гори он огнем. Но за бумаги и пленку — будь добр. Ладно пленку. А бумагу пусть оплатит. Да мне не надо, но раз ты, сволочь, сам просил, сам сказал от имени месткома — так плати! Он председатель профкома, а я ему не пыль на дороге. Подумаешь, заведующий приемным?.. В общественных организациях все равны. А если не равны…
Макарыч:
— Ладно тарахтеть. С тобой никто не спорит. Ты человек! Мы люди! Обманывать нельзя! Никто не спорит. Хочешь бить морду — бей. Никто не спорит.
Маркович:
— А вы, Иван Макарович, не относитесь так легкомысленно к деньгам наших общественных организаций. Это не смешно. Каждая копеечка общественных денег должна быть на учете, подотчетна. Это не личные деньги, а наши общие.
Макарыч:
— А я не смеюсь. Кончай, говорю, шуметь. Истории болезни надо писать. Унизили его — десятку обещали! Обидели! Копеечку отняли. Борис, зарежь его.
Маркович:
— Эрудит! Не смешно. Всякий обман унизителен и оскорбителен. Тем более обман общественными организациями.
Макарыч:
— Волга впадает в Каспийское море. Первый, что ли, раз наша общественная организация тебя…
Мироныч:
— Да он же тебе не сказал, что не заплатит.
Маркович:
— Зато сказал, что не просил меня. Сказал, что деньги я беру за собственное удовольствие. Пусть вспомнит, что просил. Свидетели были. Что ж он жлобом меня выставляет перед людьми?
Макарыч:
— Опять завелись.
Маркович:
— Для тебя это пустяки, а для меня достоинство мое человеческое запачкано.
Мироныч:
— Ох ты, боже мой! «Достоинство»! Вот так орать из-за достоинства? Достоинство — дело тихое.
Маркович:
— А я буду за него биться. Бить. Кулаками бить.
Мироныч:
— Ну еще одна драка. А ты давай в суд. А? Товарищеский…
Мироныч с Макарычем рассмеялись. Усмехнулся и Маркович. Вроде бы в ординаторской стало теплее.
Вошла Вика. Макарыч:
— Жена нашего начальника не может долго не видеть своего благоверного. Смех! На этот раз вам неудача. Так и не увидите.
Вика:
— А где ж он?
Мироныч:
— Куда-то вызвали по начальству. Здравствуйте, Виктория Михайловна.
Вика:
— Ох, извините. Здравствуйте. Торопилась. А уехал надолго?
Мироныч: