Слепые черные единороги волн неухоженным табуном бестолково бросались на голый каменистый причал. Ветер тянул с моря драный невод дождя, но прямо над головой сейчас носились лишь редкие бисерины капель.
— Не сходи с ума, Лу. — Белобрысая Мэдди вскарабкалась на стену и уселась рядом с ним, беспокойно болтая правой ногой. — Мы же не собираемся плыть в такой шторм?
Она почти перестала называть его дурацким Микки-Микки после того, как он показал ей, на что способен. И даже согласилась, что он, вероятно, не ее сумасшедший братишка. Теперь Ллеу знал, кто такой «шизик». И кто такой «братишка» тоже знал. Слово-то он и раньше иногда слышал, но думал, что это просто такая бессмысленная присказка. А вон оно как, значит: можно наплодить целый выводок детей и они тогда зовут друг дружку «братишками» и «сестренками». Ллеу еще не решил окончательно, нравится ли ему это: делить Киэнна и Эйтлинн с какими-то другими маленькими фейри было бы немного обидно, но, например, сумасшедшая Мэдди ему все больше нравилась. Может, это и неплохо, когда у тебя есть сестренка.
— Мэд, чокнутая Мэд, — коварно усмехнулся он, — это ты говоришь мне не сходить с ума? Конечно, мы поплывем.
— Ты точно псих! — фыркнула она и сердито отвернулась.
Если Мэдди умолкала, это обычно значило, что она совсем напугана. От злости она всегда только заводилась, орала, дерзила, лезла в драку. Нет, она не злится сейчас, ей действительно страшно. Глупость какая!
— Да не псих я, Мэд, — попробовал успокоить ее Ллеу. — Почему ты думаешь, что нельзя плыть в шторм? Это весело, ручаюсь!
— Весело?! — Она резко повернулась и зачем-то покрутила пальцем у виска. Волосы так поправляет, что ли? — Мы же разобьемся, придурок! И утонем на хрен, пойдем на гребаное дно гребаным рыбам на корм, догоняешь?
Нет, ну она определенно чокнутая. На дно он не собирался, с магией вдали от Маг Мэлла у него по-прежнему было туго, а значит, он точно не сможет стать тюленем или кальмаром, чтобы спуститься на дно. И уж тем более не сумеет превратить Мэдди. За те три дня, что прошли с момента их полуночного бегства, Ллеу выяснил, что превращаться у него так и не выходит, фит фьята получается только совсем жиденькая, даже толком не подкрасться ни к кому — замечают, с иллюзиями тоже не клеится, фетч призвать — и подавно никак. А вот стихия ветра его по-прежнему слушалась, хотя и не так хорошо, как дома. Он мог почувствовать его нрав, взобраться ему на загривок, натянуть невидимые удила, или наоборот подхлестнуть, ударить пятками в бока, сказать: эй, крылатый конь, вези! И чем ближе к океану, тем крепче и надежней становилась эта связь.
— Если ты хочешь покормить рыб, у меня есть булка. — Он щедро протянул ей хлеб, подаренный большим круглолицым человеком в белой шапочке и платье поверх штанов.
С ментальной властью Ллеу тоже ладить научился, и пользовался ей вовсю. Ну, слишком уж светиться избегал, в Маг Мэлле такие шутки никому не нравились, это он помнил. Хотя здешние обычно даже не понимали, что с ними произошло: подходит мальчик, ненавязчиво просит купить ему вот это пирожное и вон тот молочный коктейль — и бумс! они понимают, что это просто необходимо сделать! Тут, конечно, главное — держаться как можно более непринужденно и естественно, так, будто это твои родители и всё нормально. А то ведь, как объяснила ему Мэдди (и, похоже, это не ее сумасшедшая выдумка), если бы их поймали одних на улице, то могли даже запереть! Только потому, что они — дети. Или вернуть в страшный дом ее злобного папаши-алкоголика. Эх, и почему Ллеу не заставил его удавиться в тот вечер, когда задумал бежать? Ведь мог же. Просто не подумал. По правде сказать, думать тогда было очень трудно — в ушах стоял Зов. И ничего не было важнее его.
— Ха-ха, как забавно! — сделала кислую мину Мэдди.
Зачем она врет? Ничего ей не забавно, да он и не пробовал ее забавлять, просто хотел быть вежливым.
Когда он в первый раз объяснил Мэдди про Зов, она, конечно, не поверила. В очередной раз сказала, что он — шизик, у него глюки и бред сумасшедшего, и никакой он не Лу, не Гарри Поттер и не король гоблинов (на тот момент Ллеу уже случайно разболтал ей, кто он такой, но она всё перекрутила, приплела какого-то Гарри и, кажется, решила, что он это придумал). Но Ллеу хотел быть с ней честным. Он и так уже принудил ее сделать то, чего она не хотела делать — открыть ему дверь. Они стояли на пороге и он мог просто бросить ее в этом доме и уйти один или заставить следовать за ним. Ему не нравилось ни то, ни другое. Она была ребенком, старше его, конечно, но все равно ребенком, нельзя бросать детей. И она была разумным существом, вот. Ну и что с того, что немного чокнутая? А папа всегда говорил, что самое главное богатство фейри и любого разумного существа — это свобода. Нельзя красть свободу, особенно у тех, кого любишь. А Мэдди… Ну, она ему нравилась. Очень.
Поэтому Ллеу просто предложил ей сыграть в одну короткую игру: она скажет ему, чего ни за что бы не согласилась сделать, ни за какие сокровища дракона, а он тут же заставит ее именно это сотворить. Только лучше пусть не что-нибудь важное и серьезное, а так, какую-нибудь глупость, вздорную шалость. Если заставит, просто силой магии, не уговорами и угрозами — она ему поверит. Поверит, что он — волшебник. Мэдди хрюкнула и сказала: «Ну хорошо, заставь меня снять трусики и показать тебе, что там!» Ллеу совершенно не понял, что в этом такого интересного и необычного, но условия игры его устроили. Когда пальцы Мэдди сами собой поползли к маленькой и, честно говоря, крайне неопрятной детали одежды, а глаза едва не вылезли на лоб от удивления, стало понятно, что можно не продолжать, но, убедительности ради, Ллеу закончил процедуру. Мэд отчего-то стала пунцово-красной, как спелая вишня и, как только он отпустил ее руки, заехала ему в ухо. Но потом попросила прощения, потому что сама ведь согласилась играть в это, и сама такое придумала. Он выиграл. Всё честно.
С тех пор Мэд верила почти всему. Тем более, что Ллеу постоянно ей демонстрировал свою силу фомора, только применял ее к другим людям. Не к ней. Зачем? Мэдди согласилась бежать с ним вместе добровольно, и ни разу за это время не предала и не подвела его. Иногда дразнила, конечно, хамила, кривлялась, но все же была с ним доброй и терпеливой. И вытаскивала из любой передряги: отвиралась, угрожала, упрашивала, лезла на рожон к кому попало, если приходилось. Но вот сейчас она ему почему-то не верила.
— Ну ты чего, Мэд? — насупился Ллеу. — Правда, что ли, шторма боишься?
— Аллилуйя! — возопила она, знакомо вскинув к небу руки-палки. — Наш мистер умник допёр! Да, прикинь, боюсь. А ты, значит, нет?
— Конечно нет. — Ллеу искренне не понимал, с чего бы ему бояться. — Шторм — это я. Это как… ну, не знаю, своего отражения бояться.
Неудачный пример — своего нынешнего отражения как раз и вправду побаивался. А что каждый раз шарахался от него, так уж точно. Ллеу нахмурил лоб, пытаясь найти пример получше.
— Смотри, это как машины: когда я думал, что они — большие железные звери, которые приманивают людей какой-то своей таинственной магией и пожирают их, я боялся машин. Они не отвечали на мою магию, не повиновались мне, и это пугало. Но потом ты объяснила мне, на кого надо воздействовать на самом деле, кто хозяин, а кто — просто слуга, вещь.
Конечно, «боялся» — это немножко громко сказано, они его озадачивали. Ну, или… Ладно, может быть, и правда побаивался. Загадочные стальные звери то сбивались в табуны и едва ползли, то, рыча друг на дружку, мчались наперегонки, то часами неподвижно подкарауливали добычу у края тропы. Ллеу, в общем-то, сразу подозревал, что, при должной сноровке, такого зверя можно и оседлать, к тому же на железных зверях помельче люди и правда ездили верхом. Но как — он долгое время не понимал. Загипнотизировать такого спящего, или, быть может, притаившегося в засаде зверя у него точно не получалось, как будто тот был мертв или напрочь лишен мозгов. Смешно: теперь Ллеу знал, что они и вправду неживые. И обидно: знать бы сразу, не пришлось топать так долго пешком. Подходишь к человеку, который как раз собрался сесть за руль, и говоришь: подвези до Ньюпорта, например. Главное выбирать место неподалеку, чтобы смертный не успел сильно удивиться и выйти из-под гипноза. Лучше всего даже говорить про какие-то их священные места, куда, по словам Мэдди, люди и их детеныши часто ходят: до парка, до школы, до больницы. Почти в каждом их поселении есть больница, школа и парк, не прогадаешь.
— Так и со штормом, — закончил он: — шторм не может навредить мне, я главнее.
— Машина может, — быстро парировала Мэдди. — Если за рулем бухой надолбень, как мой папашка, например. Или шизанутый полудурок. Ка-ак вхреначится!
Она наглядно стукнула кулаком по раскрытой ладони, по-видимому, имитируя стену и мчащийся автомобиль. Такого Ллеу пока не видел, но вполне мог себе представить.
— Это не машина, — терпеливо пояснил он. — Это сам дурак.
И снова перевел взгляд на танцующий мятежную пляску ветра океан. Мэдди почему-то сказала, что это не океан, а просто море. Или даже какой-то там пролив Святого Георга. Но плясал он отменно, почти как настоящий океан. Почти как Ллир.
Бояться нельзя, глупо бояться. Нужно просто не быть дураком. Не выпускать поводья и всегда знать, что делаешь. Тогда ничего не страшно.
Над головой полоскалась бело-зеленая тряпка с угловатым рисунком, по-видимому, изображающим дракона. Красного, как нукелави, и с торчащим из пасти хвостом. Съел кого-то, наверное. Что, еще и его бояться прикажете?
— Мэд, что это? — ткнул в него пальцем Ллеу.
Драконов в Маг Мэлле тоже обычно рисовали как попало, кто во что горазд, настоящих уже почти не помнили, но они, конечно, все равно получались как живые. И, если долго смотреть на картинку, могли летать и плеваться ядом. Не огнем, конечно — это Мэдди сказала, что драконы дышат огнем. Глупость какая! Огнем никто не дышит, как им дышать?
— Флаг Уэльса. Но ты не переводи стрелки, эй!
— Кого не переводить?
Это Мэдди предложила идти в Уэльс. Ну, когда Ллеу объяснил, что ему нужно куда-то на запад, за большую воду. Больше он из своих видений, приходивших вместе с Зовом, почти ничего не понял. Мэд тогда сказала, что на запад — это в Уэльс. Ллеу, на всякий случай, согласился. Правда, вода, через которую они перебирались по длинному мосту с рычащими зверями-машинами, все же не показалась ему такой уж большой, он ожидал чего-то побольше. Теперь он был полностью уверен, что это не та вода, а значит Уэльс — не то место, куда ему нужно. Вода, на которую Ллеу смотрел прямо сейчас, была куда больше похожа на ту, из видения.
— Ты его хоть слышишь еще? — скуксилась Мэдди. — Этот твой «зов»?
— Как тебя сейчас.
Врать Ллеу очень не любил, но насчет Зова приходилось врать. На самом деле в последний раз он слышал его в ночь побега, незадолго до рассвета, и с тех пор Зов молчал. Вместо него сейчас в голове почему-то навязчиво крутился старый блюз, который не раз напевал отец. Что-то про дождь, который никак не закончится, и дамбу, которую прорвет. И тогда не останется крыши над головой, и нужно будет идти… Идти куда? Зачем? Он никогда не понимал слов этой песни, и сейчас тоже не понимал. Что за дамба, почему она так важна? Про дождь, правда, теперь стало понятнее: он и вправду никогда не прекращается. Дождь льет вечно, сказала Мэдди, и никто не может остановить его. В этом мире нет волшебников.
Тогда откуда приходил к нему Зов? Не из Маг Мэлла же? Или именно оттуда?
Не то, чтобы он так уж скучал по Зову — приятным это ощущение не назовешь, Зов выворачивал все кишки наизнанку, вгрызался в голову бешеной гадюкой, выхватывал сердце и воздух из груди и забивался в рот комком грязи. Но без него Ллеу напрочь терял ориентиры. Там, откуда он звучал, был дом, была магия, были папа и мама.
На волнах у длинного деревянного причала болталась, как ореховая скорлупка, неказистая лодчонка с выкрашенными в ярко-синий цвет бортами. Мэдди сказала, что это — моторная яхта, или что-то вроде того. И работает она вовсе не на магии, а, как и почти всё здесь, на бензине. Дрянная штука, смердит как сотня боггартов! Рядом с лодкой уже больше четверти часа возился сухощавый человечек с грязновато-белыми волосами и в клеенчатом плаще. Ветер то и дело смешно срывал мокрый капюшон у него с головы, морская вода лилась ему за шиворот. Человек, тужась изо всех сил, натягивал толстые веревки-канаты, по-видимому, пытаясь заставить лодку болтаться поменьше. Ллеу вздохнул и спрыгнул со стены:
— Пошли, Мэд. Не бойся, все будет замечательно.
Он сбросил наскучившую и порядком раскисшую от непрекращающегося дождя человеческую обувь и побежал босиком по гладкой прибрежной гальке, скользким, одетым в изумрудно-зеленые шубы камням и скрипучему деревянному настилу, проеденному солью. Промокший человечек испуганно оглянулся да так и замер. Ллеу добежал до лодки и, привычно поймав порыв ветра, оттолкнулся от причала и с ходу запрыгнул на борт.
— Ты чего ж это творишь-то, малец ты бесноватый?! — охнул человек в плаще.
Хороший человек, это сразу видно. Добрый, жалостливый. Море тоже любит, лодку свою. Птичек всяких морских там, тюленей. Вот шторм только не любит. Это он напрасно. Ллеу потянулся к разуму человека тоненьким стебельком магии. Лупить такого тяжелым бревном по голове, пожалуй, ни к чему, он и так поддастся. Добрыми манипулировать проще всего. Хотя и не так приятно.
— Ты это… — Смертный беспокойно засуетился, перелез через борт лодки следом за ним. — Ты откуда взялся-то? А ну выползай отседова! Ишь, шальной!
Ллеу безмятежно улыбнулся в ответ и положил свою маленькую ладонь на шершавую, бугристую руку человека.
— Отвези меня на тот берег. В Ирландию. В Дублин.
Когда стало понятно, что Уэльс — не то место, куда звали его видения, Мэдди сказала, что в таком случае он говорит об Ирландии. И, скорее всего, большой город, который мерещится ему — Дублин. Ну, пусть будет Дублин. Там же есть дома-башни высотой как Бельскернир?
Мэдди осторожно подошла к краю причала. Ллеу на мгновение перевел взгляд на нее, потом кивнул и прибавил:
— Меня и мою сестру Мэдлин.
Ну и, конечно же, поединок был очень коротким. Хозяин яхты, еле гнущимися пальцами, срывая ногти до крови, снова развязал только что старательно и надежно затянутые узлы, с режущим уши лязгом и воем вытащил из воды длинную цепь с намотанной на железный крюк морской травой и завел мотор.
Мэдди лихорадило, когда они, спотыкаясь на волнах, отходили от берега. Лодочника тоже трясло и шатало. Поначалу яхта и вправду держалась немного неровно и неуверенно, ее то и дело сносило куда-то в сторону торчащих из воды, точно бивни морского чудища, скал, укладывало на бок подремать, разворачивало обратно носом к берегу, пинком подбрасывало в воздух и тут же заглатывало в океанскую пасть. Но это все только пока Ллеу не прочувствовал нрав и манеру лодки, не приноровился к ее железному телу и не поженил ее с ветром и волной. И гривастый табун послушно подставил свои широкие, мягкие спины, бережно передавая седока от одного поджарого резвого жеребца к другому. Ллеу взобрался повыше, на горб рубки, привычно балансируя на одной ноге, и запел шторму торжественный гимн. Уж что-что, а петь шторму он умел хорошо! Ветер пушистым зверьком юркнул к нему за шиворот, раздул плотную ткань спортивной куртки парусом, захлопал в ладоши. Чужой океан — родич великого Ллира — благодарно швырнул певцу полную пригоршню сверкающих алмазов и мелкого серебра…
— Лу! — долетел до него истеричный вопль Мэдди. — Да спустись же ты, псих ненормальный! Тебя смоет, придурок!
Ллеу не слушал. Он не псих. Она просто глупая, ничего не смыслящая смертная. Небо рассыпало по синим плечам горизонта густые черные локоны, так похожие на растрепанную мамину прическу, с какой она иной раз входила к нему поутру, невыспавшаяся, но счастливая…
Покинутый берег уже порядком потерялся за спиной, когда лодка вдруг взбрыкнула и завертелась волчком. Ллеу уцепился за хлипкую, гнущуюся на ветру мачту, его разом затошнило. Что за ерунда? Он не сбивался с мотива, не пропел ни одной фальшивой ноты, почему это корыто сошло с ума? Он попробовал начать с начала, но теперь яхта шла как-то не так, поменяла шаг с ровной рыси на подозрительную иноходь или и вовсе… хромала?
— М-мэд! — неуверенно позвал Ллеу. — Что там у вас?
Безумная Мэдди не отвечала. Мотор лодки продолжал рычать, но что-то все же было явно не так. Ллеу осторожно улегся животом на крышу рубки и заглянул в чуть запотевшее изнутри боковое окошко. С той стороны к стеклу припало испуганное еще больше, чем на берегу, белое, как шкура хульдриных коров, лицо Мэдлин. «Он умер, Лу», — по губам прочитал Ллеу. «Кто?» — в первую секунду не понял он. Но потом сообразил. Человек. Тот старый человек, что стоял за штурвалом.
Наверное, был очень старым.
Яхту качнуло снова, правый борт жадно зачерпнул пенящейся воды, и Ллеу все же полетел в волны, глотая их горечь и соль. Лодка с громовым всплеском перевернулась, едва не оглушив его ударом левого борта. В тело вонзился миллиард тончайших невидимых игл, ломаясь и застревая под кожей, кости разом застонали и точно вдруг полезли наружу… Ллеу не сразу сообразил, что трансформируется.
Огромная морская черепаха, загребая воду лапами-ластами, поднырнула, нашарила еще не привыкшими глазами хрупкую фигурку светловолосой девочки, беспомощно бьющейся под колпаком перевернутой рубки. Мэдди на долю секунды обомлела и отшатнулась, когда в рубку сунул морду неведомый монстр, но потом, изо всей своей отчаянной дури, уцепилась за край панциря черепахи у самой шеи. Ллеу удовлетворенно развернулся и выволок девчонку на поверхность. Волны продолжали скакать, задрав хвосты, теперь уже вразнобой, кто куда, но, кажется, понемногу стихали. Как же? Кто мог унять их?
Откашливаясь, подталкиваемая плоским лбом черепахи-перевертыша, Мэдди вскарабкалась на гладкую мокрую тушу перевернутой яхты. Ллеу легко сбросил облик морского животного (выйти из этого состояния теперь уже было куда проще, чем войти в него) и запрыгнул следом, усевшись на похожую на дохлого кита лодку верхом. Мэдди отдышалась и подняла на него хмурый взгляд:
— Спасибо. Но все равно ты идиот. И сволочь.
— Чего это? — обиделся Ллеу.
— Ты понимаешь, что ты его убил? — вызверилась она. — Того дедушку? У него же сердце не выдержало, ты не видел, какое у него лицо было!
— Я?!?
Ллеу сердито фыркнул. Ничего он ему не делал, тому бестолковому смертному! Смертные на то и смертны — они умирают.
— А кто заставил его плыть в шторм? Он сам так захотел?
— И что?
Он начинал уже всерьез злиться. Ну подумаешь, шторм. Глупые люди, ничего им нельзя доверить! И вообще, он ей кто? Почему она кричит на меня из-за какого-то несчастного старика?
— А то, что я тут и сама чуть не скопытилась с перепугу! Тебе бы понравилось? Ты вообще хоть что-то соображаешь, болван пустоголовый? Почему нельзя было подождать, пока шторм уляжется? На какого хрена?..
На этот раз Ллеу даже немного растерялся:
— Ты же говорила, что дождь никогда не заканчивается? Я подумал… Ну, если у вас тут нет волшебников и дождь идет всегда, никто не может его остановить, то… эм-м, со штормом то же самое?
Мэдди шумно вдохнула, закатив глаза. А потом до нее вдруг, похоже, дошло:
— Подожди… Ты был черепахой?!? Как ты это сделал? Ты же говорил…
Ллеу смущенно улыбнулся:
— Кажется, я просто сильно испугался. Пожалуй, страх не всегда бесполезная штука. Главное: правильно применить.
Мотор яхты заглох, должно быть, тоже захлебнулся, и теперь она беспомощно болталась на волнах, норовя сбросить двух докучливых ездоков в морскую пучину. Дождь продолжал тоскливо тянуть все ту же песню о злой старой дамбе и людях, что остались без крова. «И куда ты пойдешь? Нет работы нигде, разве только на север в Чикаго…» Им не нужно на север. Им нужно на запад, в Маг Мэлл. Но где этот запад?
— Л-лу, — Мэдди, стуча зубами от холода, ледяными ладошками уцепилась за него, — с-сделай ч-что-нибудь. Раз уж т-ты… волшебник. У тебя п-получится, я т-точно знаю!
Получится что? Но, когда в тебя так верят, стыдно подводить.
— Я попробую, Мэд.