Маг Мэлл встретил их, щедро бросая под ноги белое золото из только что разграбленной небесной сокровищницы Нибелунгов. Серые руки ветра скользили по чешуйчатой шкуре полуночной Глэсс Кёрлагар, лаская истекающие холодным лунным молоком бесконечные темно-индиговые груди волн. Тесная моторная лодка, в которую Киэнн с горем пополам втиснул шестерых пассажиров — двух взрослых, троих детей и одно животное — вынырнув из сахарно-белой пустыни Межмирья, упрятанной под непроницаемо-черным покрывалом неба, точно старинный фотоаппарат во время съемки, наконец, как и положено, обернулась крылатой птицей-ладьей и теперь чертила на длинном змеином теле распутницы-реки колдовские руны.
Перед самым отплытием — уже на полузатопленном причале к северу от Милуоки, где и была назначена встреча беглому вервольфу — Киэнн все же наконец решился на повторное превращение Фьёль, так что Сенмаг мара покидала в том же облике, в котором две недели назад пришла туда Эйтлинн. Только не золотистым ретривером, а рыжей карликовой таксой. Причем на поводке, в наморднике и под наркозом. Во избежание. Что делать с ней по возвращении Киэнн так и не решил, но предавать лютой смерти несчастную обезумевшую женщину точно передумал — мог войти в ее положение. Снаргу вновь пришлось сесть в одну лодку с королем, чему он был не рад, но отдавать ему Рико прямо сейчас Киэнн наотрез отказался. Ладно еще — пояс надеть… Пояс вервольфа мальчишка надел бесстрашно и с гордостью, как, должно быть, опоясываются старым отцовским мечом, с нетерпеливым предвкушением во взгляде. И, кажется, всю дорогу от озера Мичиган, через бесцветную черноту Межмирья, беспокойно прислушивался ко все еще дремлющему голосу волчьей крови. Сейчас же прирожденный волчонок Рико жадно, именно что по-волчьи втягивал в себя воздух Зачарованного Края, так, словно вовсе не был человеком самую чуточку меньше, чем полностью, пожирал колдовские Долы Блаженства распахнутыми глазами, как изголодавшийся пес. Продирало до костей: могло ли быть так, что эта жажда и этот голод подспудно хранились в нем, никогда не вкушавшем сладкого яда Маг Мэлла, прожигая рассудок своим каленым железом?
Мэдди, конечно, тоже глядела во все глаза, но по-другому: с заурядной детской радостью и пищащим восторгом, вертелась, ахала, взвизгивала от изумления, тыкала пальцем во что-то невероятное и так и норовила вывалиться за борт.
— Она чокнутая, — невозмутимо уведомил Ллеу, в очередной раз поймав названную сестренку за мгновение до грядущего всплеска.
— А там есть крокодилы? — тут же поинтересовалась Мэдди. — Или эти, ну… сирены там какие-то, тритоны? Меня съедят?
— Я им съем! — усмехаясь, пригрозил Киэнн. И предупредительно кивнул: — Аванк может водиться. Здоровенная мохнатая рептилия с ядовитыми клыками. Но к нам он не подойдет. А уж никсы, фоссегримы и водяные лошадки тем паче не сунутся — ты же под моей защитой. Но в воду лучше все равно не падай. Мало ли…
Мало ли.
Маг Мэлл разбрасывал краденное золото Нибелунгов, так, словно оно ничего не стоило. Как будто за это ни ему, ни тебе ничего не будет.
Но сокровища драконов редко обходятся без проклятья в довесок. Неси, Грани, неси мою смерть из пустоши.
— Эй! Ты чего опять трагическую маску принца Гамлета напялил-то? — толкнула его локтем в бок Эйтлинн.
— Я? Да тебе показалось! — непринужденно соврал в ответ Киэнн.
Не поверила, конечно. Но промолчала. Это хорошо.
Отчего? — Да развидеть никак не могу. Уж не укрыт ли берег черным бархатом вороньих крыл? Не липнет ли тягучее гнойное кружево к малахитовым склонам? Не скалится ли в чумной ухмылке нукелави за спиной?
Не дрожит ли жидкий металл вместо ночной росы на согбенных в насмешливом поклоне травах?
— Я сказал в воду не лезть!
Чертова егоза! Недоглядел, когда девчонка успела вскарабкаться на длинное оперенное крыло чародейской ладьи, усевшись, как на карнизе крыши, и беспечно болтая ногами в пенной волне. Только не хватало, чтоб оттяпали по колено! Да не аванки, не крокодилы с акулами — сама вода. Поди угадай, что за дар принесло нынче потаенное сокровище фоморов.
Мэдди нехотя отползла от края и, едва на заставив Киэнна разом поседеть, изумленно уставилась на собственные ноги. Да еще и протяжно присвистнула:
— Ништяк! Рекомендую такую магию!
— Ч..что? — Киэнн тщетно прятал страх за негодованием.
Девчушка подобрала юбку и продемонстрировала тощие, бледные босые ножки. Как будто все пальцы на месте.
— У нее синяки сошли, — вполголоса проговорила над ухом Эйтлинн. — Все черные были.
Киэнн растерянно улыбнулся. В другое время — не в середине месяца Лунайсэ — удивляться бы никто не стал, от Весеннего Возвращения до Ночи Воющих Баньши воды Маг Мэлла с легкостью лечили не только ушибы и ссадины, но и раны посерьезней. Да только Ночь Баньши давно прошла…
— Весна вернулась до срока, — мелодично отозвалась на его мысли Эйтлинн. Так, словно певучие воды Ши-Ланэ пропитали собой и ее голос тоже. — Ты правильно сделал, мой волшебный король. И больше никому не придется умирать за других.
Тогда зачем я нужен? Какой во мне смысл?
Дурак ты, Киэнн. Ты же этого хотел. Грезил наяву — перестать быть необходимым, перестать быть сраным избранным, гребаным богом, спасителем местного разлива, перестать за все отвечать! Что ж тебе теперь не по душе?
Можешь хоть сейчас утопить свою Серебряную Плеть в водах Глэсс Кёрлагар — или теперь следует говорить: в водах Ши-Ланэ? — отправить на дно в лучших традициях королей, и — быть свободным! Просто, жить. Жить, не заморачиваясь, не боясь оступиться на каждом шагу, не думая о том, каких непоправимых последствий будет стоить Вселенной твоя ошибка. Сделаться крохотной, никому не интересной былинкой, соломинкой, влекомой беспечным потоком…
Где подвох? Или его действительно нет?
Фоморка с радостным криком оттолкнулась от резного хрустального дна ладьи и шустрой серебристой форелью прыгнула в воду. Сердце Киэнна вновь ушло в пятки. Да что ж вы все творите? Обезумели?
Вынырнула, улыбаясь, и, точно дева Рейна, уцепилась за правый борт, — прекрасная, как живое божество, мифическая праматерь Белисама. Серая паутинка морщин в уголках глаз, сплетенная тревогами и скорбью за две недели, растаяла как мираж.
— Снимай ты уже свой траур, Дэ Данаан, хватит!
Киэнн вымученно улыбнулся:
— И правда, что и делать человеку, как не быть веселым. Пусть дьявол носит черное, а я буду ходить в соболях.
За спиной предательским выстрелом громыхнул новый всплеск.
— Лу! Нет!
Но чему Ллевелиса точно никогда не учили, так это слушать отца. Следом за Ллеу не замедлила бултыхнуться и маленькая оторва Мэдди. Так дальше пойдет, и я останусь в лодке один, даже полудохлая такса сбежит. Рико переводил вопрошающий взгляд с Киэнна на Эйтлинн, искоса поглядывая еще и на угрюмого Снарга. Киэнн едва ли не умоляюще покачал головой. Рико кивнул. Ну хоть у кого-то еще есть голова на плечах!
Лучше уж скажи: хоть для кого-то ты все еще вроде как авторитет. Да еще и не слишком заслуженно.
Купальщики выбрались из реки обратно на борт, только когда из-под стеганого жемчужными нитками темно-лилового одеяла выполз многоглавый змей, в коего за три прошедших Бельтанэ обратилась серебряная спица Бельскернира. Отданный во власть Хюмира и его собратьев-ётунов, прежний фамильный замок королей рос, как грозовая гряда на горизонте — стремительно, непринужденно и угрожающе. Ныне громадина расползлась, соединив собой оба берега озера Ллин Гвендиад, с востока на запад, и походила уже едва ли не на целый город. В подножии замка его предусмотрительные архитекторы проложили две пары ажурных тоннелей, чтобы не перекрывать дыхания реке, и каждый из четырех открывал восхищенному взгляду путника свой ни на что не похожий сон наяву. Даже Мэдди притихла, зачарованная.
А потом река помчалась навстречу сорвавшейся с тетивы стрелой, бросая в лицо белые совиные перья сверкающей пены. Вода уже не шептала под тревожные всхлипы ветра, а карабкалась по его гулким ступеням ввысь ликующим королем. И все так же не спешила кровоточить серебристым ядом. Может, и правда пора отменять траур? Сделалось даже неловко и стыдно за то, что запретил Рико окунаться в волшебные воды. Ему бы, наверное, тоже пригодилось…
Киэнн вел ладью к неверным землям блуждающих огней, к сокрытой обители магистра Эрме, все еще надеясь вернуть сыну не только дом и магию, но и прежний облик. А для этого нужно застать в живых подменыша по имени Микки и провести обратный ритуал с безупречной точностью. В своей руке и своем мастерстве Киэнн был не то чтобы полностью уверен.
Весть алхимику он, конечно, послал почти сразу. И даже получил ответ: как всегда, экстравагантный, на этот раз — в облике разверзшего гранитные уста и обретшего голос прибрежного утеса. Ну и, конечно же, привычно пренебрежительный: «С возвращением, юноша. Постарайся не сильно натоптать в прихожей». Обоих земных детей это лицедейство порядком испугало, пришлось объяснять. Особенно забавно было отвечать на вопрос: великан ли этот волшебник. Можно было, разумеется, заодно затребовать у зануды Эрме якорь для портала, или даже забросить самому, уже без спросу. Но не хотелось. После двух с лишним недель бесконечной погони за тенью наслаждением была даже сама возможность не мчаться никуда сломя голову, не считать проклятые секунды…
Тол Луинд грезила терпким морошковым рассветом, когда хрустальная тень острым лебединым клювом располосовала лазурную кожу ее заводей. А потом объятья сырых берегов стали слишком тесными даже для юркой, почти невесомой колдовской ладьи. И Киэнн оставил ее у излучины реки, и простелил морозную дорожку через топь, сверкающую и чуть шершавую, как длинный белый язык невидимой кошки. Босоногой Мэдди пришлось сплести из иллюзий меховые полусапожки — идти по «кошачьему языку» было немного зябко, а свою старую разорванную обувь девочка выбросила еще на берегу Мичигана.
С порога пахнуло едкой мандрагорой и сладким дурманом, точно сдобой из булочной.
— Эрм! Это мы, не обрушивай на нас десять казней египетских, ладно?
С него станется.
— Оставь свою свиту в зале для гостей, Киэнн, — прогремело откуда-то с потолка. На этот раз пришельцев из Сенмага напугало куда меньше, только любопытно заозирались. Ну, что они, мегафонов не слышали, в самом-то деле? — Только ты, Ллевелис и твоя пленница.
Осведомленности главного волшебника Маг Мэлла Киэнн давно уже перестал удивляться. Эйтлинн сердито фыркнула:
— Я тоже имею право участвовать в ритуале, это и мой ребенок! Хватит этому засранцу меня оттирать!
В сущности она не так уж неправа. Но оставлять Рико и Мэдди на попечение одного лишь Снарга тоже не хотелось. Нет, скорее всего, ничего не случилось бы, особенно, если дать вервольфу четкие распоряжения, но…
— Слушай, Этт, я, конечно, могу вообще заставить его подтереться своим мнением и провести туда хоть всех шестерых, хоть еще шесть сотен любопытствующих, но нам же нужно получить результат, а не доказать свою правоту, да?
Фоморка вздохнула и обреченно плюхнулась в кресло. Киэнн прихватил поудобней все еще спящую собаку и кивнул Ллевелису:
— Пошли.
Эрме поджидал их в святая святых — своей алхимической лаборатории. Пламенно-рыжая шевелюра пикси густо посеребрилась нежданной сединой — похоже, проклятие Эйтлинн успело зацепить и его, волна все же докатилась. Ну, ему даже идет.
— Мое почтение, магистр. Что твой пациент?
Если мальчишка все же умер, выйдет по меньшей мере неловко.
— Ну, после того, как ты наконец решился, он поправился окончательно, — ухмыльнулся пикси, привычно театральным жестом сдернув завесу фит фьяты. — И, вероятно, даже проживет куда дольше того срока, что я определил ему первоначально.
Ребенок, бессовестно похожий на прежнего Ллевелиса во всем, кроме, разве что, пустого, бессмысленного взгляда и вялых, неуклюжих движений, сидел прямо на полу, расчерченном рунами и магическими символами, и, беззвучно шевеля губами, беседовал со старым орихалковым подсвечником. По правде сказать, тот и вправду немного напоминал антропоморфный подсвечник из какого-то мультика, которого Киэнн ни разу полностью не видел.
Зрелище слегка коробило, но от сердца все же отлегло. Надо думать, это обещает и куда более долгий век новообращенному вервольфу Рико. О том, что обретенного вторично сына Снарг и потеряет вторично, причем раньше, чем может представить, Киэнн, конечно, умолчал. Благо, ворги не слишком сообразительны.
— Он…
— Сумасшедший, — безжалостно констатировал Эрме. — Вероятно, от рождения. И ты знаешь, что магия это не лечит. Я работаю над этим и все еще рассчитываю найти средство, но пока результатов нет. К счастью, большую часть времени он бывает просто апатичен и погружен в себя. Любопытно, что предметы их орихалка его успокаивают.
— Ага. А… что будет, если отобрать у него те крупицы природы фейри, что достались при подмене? — несмело поинтересовался Киэнн, искоса поглядывая на бедолагу-мальчугана.
— Скорее всего, ничего хорошего. Он тут уже очень давно, сам знаешь. Нас реакцией, вероятно, не заденет, это же не ты и не я его сюда доставил, но для него это почти наверняка означает быстротечную и необратимую перминерализацию. И для его проводника тоже. Не знаю, конечно, насколько это тебя заботит.
Говнюк ты, Эрме, выругался про себя Киэнн. Да, меня заботит, мать твою за ногу!
— То есть ты рекомендовал бы производить действия ритуала в его родной вселенной?
Конечно не похоже на то — чего ради он тогда уже подготовил формулы для такового ритуала?
— Если ты интересуешься моим мнением, — лениво потирая массивный перстень с лингориумом проговорил пикси, — то я бы вообще порекомендовал от него отказаться. Или, если тебе все же так печет, выбрать нечто приоритетное: или физические характеристики, то есть внешность, сексуальную привлекательность и хороший метаболизм, или психику и некоторые особенности восприятия. Скажу тебе откровенно, первое у него, конечно, пострадало значительно больше второго, поскольку оператору первичного ритуала подмены было важнее добиться внешней трансформации. С другой стороны, внешние данные не столь критичны и ими, вероятно, разумнее пожертвовать. Думай. И лучше не оставляй выбор за незрелым индивидуумом, как ты это сделал с другим ребенком, не перекладывай на него ответственность за принятие важных решений.
Киэнн поморщился. Шпионская сеть у рыжего наглеца по прежнему работает как надо. Только… А не пошел бы ты на большой троллий хрен, магистр?
— Знаешь, что я думаю по этому поводу, Эрме? Что навязывать разумному существу, судьба и чувства которого тебе небезразличны, свое предположительно правильное и мудрое решение, прикрываясь постулатом о его «незрелости» и «несамостоятельности» — самая мерзкая разновидность насилия.
Он привычно опустился на одно колено перед Ллевелисом и стал переводить с идиотского языка трактатов на внятный и обыденный:
— Лу, магистр Эрме утверждает, что безопасно и без вреда для остальных забрать у второго подменыша и вернуть тебе можно только что-то одно: или облик, силу, ловкость, выносливость, все такое, или чувства. Понимаешь? И еще он говорит, что чувств у тебя забрали не так много, но вернуть их может быть нужнее. Все-таки ты можешь снова стать сильным, ловким и выносливым просто своими же стараниями, без всякой магии, а…
Ллеу упрямо покачал головой:
— Хочу остаться немножко человеком. Как ты. Как Мэдди. Внутри. Пусть отдаст мое тело — его очень неудобное. Можно даже ему чуточку оставить чего-то от меня, а то… Плохое ему тело досталось. А Мэдди его любит.
Киэнн встал, сдерживая легкую дрожь.
— Незрелый, говоришь? Готовь ритуал, пикси.
— Так все готово, — ворчливо фыркнул тот. — Считай, я проделал почти всю работу за тебя.
— Ну, ты же знаешь, что я с легкостью приму услугу и не буду переживать об ответной? — ухмыльнулся Киэнн. — Мне мозоли не натрет.
Эрме холодно пожал плечами и взялся за дело. Киэнну поручил снять чары с Фьёльреанн — ее пассивного участия в ритуале, по словам магистра, было достаточно, так что будить не требовалось. Зато настойчиво рекомендовал обоих детей погрузить в сон: мол, перенесут процедуру менее болезненно. Однако Ллеу опять уперся рогом и заявил, что желает видеть, что именно с ним будут делать. Вот уж чего он точно не утратил, так врожденного упрямства. Есть в кого.
Но когда тонкая материя потекла под пальцами, звериной хваткой впиваясь в более плотную, и зрачки Ллеу расширились от боли так, что заслонили всю грязно-серую радужку, точно лунный диск в час затмения, Киэнн все же едва не пожалел о том, что не прислушался к словам алхимика. И что вообще позволил что-то менять, не оставил, как есть. Вот только отступать было снова некуда. Как обычно.
Ллеу это тоже понимал.
— Все в порядке, пап, — чуть слышно прошептали окровавленные, но уже знакомые, прежние губы, когда жуткая трансформация завершилась. — Я же фейри. Меня… так легко… не убить.
Киэнн судорожно прижал к себе златоглазого мальчугана:
— Хорошо, что мама не видела, да?
— Да, Лу.
— Теперь она будет рада. Я знаю, я ей такой не очень нравился.
— Что будешь делать с марой? И подменышем? — как всегда беспардонно влез Эрме.
Мальчик, которому и вправду оставили что-то неуловимое от сида на память, тревожно спал. Фьёль в сознание тоже так еще и не пришла. Можно, конечно, просто поручить кому-то другому сделать эту часть работы… Какой бы она не была.
— Ты не отдавай его… этому… уроду, — тихо попросил Ллевелис.
— Будь спокоен, Лу, урода ждет ад, и очень жаркий. — Киэнн скрипнул зубами. — И не только потому, что я обещал это твоей сестренке Мэд.
Пожалуй, никому он это доверять и перепоручать не станет. Один человек во вселенной сегодня точно умрет страшной смертью, и сладостью этого убийства Киэнн не намерен делиться ни с кем.
— Отвезу обоих в Сенмаг. И заставлю Фьёль опекать мальчишку. Как минимум поддерживать финансово. Годиков через десять, может быть, пересмотрю ее приговор. — Он перевел взгляд с бесчувственной мары на Эрме, и, сам поражаясь своему хладнокровию, граничащему с равнодушием, поинтересовался: — Ты знал, что она — мать Аинэке?
Ведь, в конце концов, тот кошмар мог быть всего лишь галлюцинацией, бредом.
— Да, знал, — так же невозмутимо ответствовал алхимик. — Я же тебе чадо твое тайком и доставил под порог. Она сама очень не хотела отдавать.
— Почему не сказал? — едва ли не простонал Киэнн. — Почему не сказал еще тогда, или хотя бы теперь?
Эрме выразительно фыркнул:
— С тобой лишний раз связываться…
И ведь не то, чтобы он так уж не прав.
Киэнн вздохнул и поднял на руки тело мары, все еще раздумывая, трансформировать ли ее в третий раз. Что-то стеклянно звякнуло об пол, должно быть, вывалившись из одежды, и покатилось к ногам Ллеу. Киэнн проследил взглядом неожиданную находку.
— Вот оно где! Ну, надо было догадаться. Твое снадобье, Эрм. Я-то, дурак, считал, что потерял его.
Пикси торопливо и как-то немного нервно дернулся в сторону хрустального пузырька, словно он тоже, как когда-то давно, был падающим флаконом смертельного яда, и Киэнна неожиданно обожгло стрекучей крапивой:
— Подожди! — Он на опережение притянул флакончик, в который уже жадно вцепились невидимые щупальца такой же телекинетической магии. «Уж не отравить ли ты меня собирался вместо того, чтоб вылечить, Эрме? — метнулось в голове. — Что это ты так спешишь?»
Алхимик пожал плечами, уступив добычу. Киэнн повертел трофей в пальцах. Пузырек был очень похож на тот, другой, с темно-бордовым лекарством. Вне сомнения, он тоже принадлежал к творениям рук магистра Эрме, но… Это был другой флакон. И микстура внутри него плескалась другая.
Что за наваждение?
— Эрм… Что это?
Языкастый пикси почему-то молчал.
— Это же твое? Не отрицай, я вижу. Как оно оказалось у Фьёль? Ты ее от чего-то лечил?
— Нет, — сухо, немногословно, точно подменили.
— Но это… Хочешь сказать, она его украла? Что это такое, Эрм?
Новое тревожное подозрение занозой влезло под дых, и встревоженный, ничего не понимающий взгляд Ллеу едким дымком заструился вслед за ним.
— Только не говори мне, что ты содействовал маре в этой чудовищной афере!
Эрме привычно фыркнул — привычно, да не так:
— Не неси вздор!
Киэнн медленно опустил Фьёльреанн обратно на пол и мелко дрожащими пальцами нащупал Серебряную Плеть:
— Что в этом флаконе, пикси?
Удар Эрме перенес на удивление стойко, только щека несколько раз дернулась:
— Наркотик.
— Ты решил заняться производством наркотиков?
— Может быть.
— И какой от него… приход? Думаешь, будет пользоваться спросом?
Эрме снова не спешил отвечать. Поглоти тебя Бездна! Я же доверял тебе, как себе самому! Может быть, даже больше!
— Что он делает, пикси? Почему он у мары? Зачем?
Магистр выдернул из кармана шелковый носовой платок и отер бегущую из правой ноздри струйку крови.
— Ты же все равно скажешь. Или мне все же разбудить нашу принцессу Шиповничек и спросить у нее?
Эрме горько усмехнулся:
— Не стоит. Это… вещество должно блокировать ту функцию мозга фейри, что отвечает за восприятие волн, порождаемых Песнью Глейп-ниэр. Теоретически. Оно… не полностью опробовано.
— И?.. — вскинул брови Киэнн.
— Фьёль… была тестером.
Асимметричные куски головоломки все еще плавали перед глазами.
— Она… сама попросила? Предложила себя на эту роль?
Пикси снова поднес платок к лицу, на это раз к губам:
— Нет. — Рот его перекосило в дикой, едва ли не торжествующей усмешке: — У меня же получилось? Она не повиновалась тебе? Мне доложили. Она тебе дорого обошлась, Дэ Данаан…
Киэнн зажмурился. Конечно, дубина ты стоеросовая! Не Эрме содействовал Фьёль, стал бы он до такого опускаться! Фьёль была марионеткой Эрме!
— Тебе было нужно испытать свой препарат в полевых условиях, да? В полную силу? Нужно было, чтобы мне просто до зарезу требовалось сломать твоего тестера? А заодно можно довести своего глупого короля до крайности и принудить его открыть тебе доступ к сокровищу Аннвна, чего он так не хочет делать, не так ли?
— Иногда ты бываешь досадно сообразителен, — покривился, как от проглоченного ежа, Эрме.
Бываю. Жаль, редко. И запоздало.
— И как, — Киэнн зло кусал губы, — думаешь, выйдет у тебя возродиться в водах источника бессмертия? На четвертый день? Потому что, если да, то, извини, но, полагаю, я убью тебя еще раз.
Алхимик с вызовом прищурился, бесстыдно вздернул подбородок:
— Валяй, может получиться интересный опыт!
«Кем ты себя возомнил?» — почему-то громыхнуло в ушах. Это вы кому? Мне? Нет уж, на этот раз я имею право, имею все основания!..
— Почему Фьёль, Эрме? — яростно растирая виски ладонями, простонал Киэнн. — Почему именно она? Ее было проще всех подтолкнуть на такое безумие?
— Вот уж кого и толкать никуда не надо было, — снова хмыкнул пикси в ответ. — Я же поймал ее на пороге твоего сидха, еще три года назад, вскоре после Бельтанэ. Есть у меня, знаешь ли, привычка там иногда прогуливаться, воздух хороший. Думаешь, просто так тебя ни разу не тронули? Потому что ты такой молодец, а фейри вдруг повально подобрели? Или твои слабенькие охранные чары тебя защищали? Да Имирова хрена! Просто трупов никто не находил. Эта вот, — он небрежно кивнул на мару, — как раз собиралась войти и придушить вас всех троих. Во сне. Так что, считай, я просто предложил ей более привлекательную альтернативу. И был убедителен.
Эрме долго мерил Киэнна испытывающим взглядом.
— Ты знаешь, что я не вру. Но, если хочешь, можешь пустить в ход свою Плеть и убедиться.
Не мешало бы. Но, даже если я в самом деле задолжал ему жизнь… Срань гулонья, ведь не только свою! Жизнь Эйтлинн и жизнь Ллевелиса тоже! Точно мозолей не натрет?
Еще не натирает?
— Тогда почему так долго ждал? — безнадежно спросил Киэнн.
— Препарат, юноша. Думаешь, так легко было его произвести? Да еще ты на шею сел, прилип как банный лист со своим ученичеством! Приходилось все время отвлекаться, прятать от тебя мару, следить, чтобы она чего не натворила до срока. Да я чуть по-настоящему с ума не сошел за эти три года!
— Сейчас разрыдаюсь.
Старая добрая жажда крови нахлынула с новой силой. Крови и воздаяния. Ллеу между тем все еще хмурился и молчал, переводя взгляд с Киэнна на пикси. Кажется, придется ему объяснить.
— И что, уже выбрал, что меня ждет? — прищурился Эрме, все так же не роняя короны несомненного нравственного превосходства. — Сталь, огонь, что-то поинтересней?
— Как насчет твоей замечательной трясины за порогом? — мотнул головой в сторону двери Киэнн. — Очень неприятная смерть. Но трупы обычно хорошо сохраняются.
Пикси сочувственно вздохнул:
— И чему я тебя учу?.. Киэнн, трясина меня так просто не примет, умаешься же. Может, все-таки что-то более надежное? Как только что сказал твой не по годам мудрый отпрыск, так легко меня не убить.
— Ничего, я не против немного потрудиться. — Засвербило мелкое, мстительное злорадство. А может, не такое уж и мелкое: — Ах да, Эрм. Я тебя очень огорчу, если скажу, что твой кристально чистый эксперимент в полевых условиях с треском провалился? Ничего не получилось. Твои информаторы либо что-то недоглядели, либо бесстыдно надули тебя. Даже если мара действительно была под наркотиком и могла не реагировать на мои приказы, я этого не заметил.
Теперь уже Эрме растерянно поднял брови.
— Видишь ли, — радостно нащупав болевую точку, живущий в душе змей облизнулся раздвоенным языком и выпустил ядовитые клыки, — мне так и не довелось испытать на твоей подопытной силу Глейп-ниэр. По досадному стечению обстоятельств, у меня ее тогда не было.
Эта оплеуха оглушила старого волшебника куда сокрушительней всех прежних, на мгновение Киэнну показалось, что сейчас зрачки калейдоскопических яшмовых глаз пикси станут такими же темными лунами, затмевающими солнца, как у Ллеу во время ритуала подмены.
— Всё впустую, Эрм, — безжалостно продолжил он. — Все твои интриги, усилия, маневры, тактики и стратегии, все эти три года и твоя смерть в придачу — всё же аванку под хвост!
— Н-не впустую, — хрипло проговорил алхимик. — Просто ты… неправильно расставляешь акценты и приоритеты. Снадобье было вторично. Не цель, а средство. Первостепенна была Ши-Ланэ, источник бессмертия для Маг Мэлла. И Маг Мэлл его получил, даже вопреки твоему желанию. А значит: Маг Мэлл выживет.
Ллеу неожиданно вздрогнул и беззвучно зашевелил губами, точно как его безумный двойник-подменыш получасом ранее. Киэнн на мгновение напрочь забыл об алхимике, перестал слышать его объяснения и оправдания, читая по губам: «Это убьет тебя однажды. Но Маг Мэлл будет жить».
— …что было важно. Выживет, что бы ни случилось. А случиться может что угодно, и это я тебе тоже показал.
Голова гудела так, будто там засели все армии Севера и Юга, наяривая на губных гармониках. Никому не придется умирать за других, говорите? Хрена лысого, кому-то все равно придется! Не выходит ли так, что он отнял твою смерть? Забрал ее себе? Так получилось?
Я не просил!
Так получилось.
Я не позволял! Это моя привилегия!
Взгляды короля и мятежного алхимика снова встретились:
— Считай моим последним уроком, Киэнн, — подытожил второй. — Надеюсь, я хорошо изложил суть материала.
И вдруг сник и несвойственным ему скованным, просительным жестом протянул руку:
— Можно мне все же хлебнуть этого так и не опробованного зелья напоследок? Терять-то мне уже нечего, а ведь любопытно же. Не бойся, я не последую твоему примеру и не удеру, даже если все сработает. И драться с тобой за Глейп-ниэр уж точно не стану.
Киэнн упрямо покачал головой:
— Нет, Эрм. Двадцать три удара кинжалом в спину я от тебя уже получил, двадцать четвертый мне как-то совсем ни к чему.
Эрме вздохнул:
— Жаль. Ну… тогда, будь так любезен, позаботься о моей лаборатории, если я… не вернусь. И лучше… постарайся не сдохнуть раньше времени, если я… ошибся.
Вот это номер! Киэнн обвел зал лаборатории вопрошающим взглядом:
— Засвидетельствуйте кто-нибудь! Мне же не поверят! Магистр Эрмсен ап Эрмсен признал, что мог — о-ши-би-ться? Я точно не ослышался?
— Мог, — устало кивнул алхимик. — Кажется, я уже говорил тебе, что гарантировать ничего и никогда нельзя. Нельзя предусмотреть все до мелочей. Не выйдет. Нельзя стерилизовать жизнь, сделав ее полностью безопасной и безвредной. Иногда нужно рисковать, Киэнн. Потому что, если стоять посреди трясины, боясь пошевельнуться, чтобы не сделать еще хуже, она тебя все равно затянет. Можешь добавить к своей зачетке. Бонусом. А теперь пошли.
И дьявол, живущий на перекрестках вновь взвыл и захохотал гиеной. Потому что иногда какую бы дорогу ты ни выбрал, она все равно неправильная.