Женщины, облокотившиеся на железные перила балюстрады, равнодушно оглядели его. А, может быть, и не удостоили взглядом.
Снова оказавшись на улице, он стал замечать толчею и сутолоку, движение прохожих и машин, вывески дешевых магазинов — скобяных товаров, белья, галантерейных, кондитерских, молочных, откуда остро пахло сыром.
Каждый был занят своим. Никому не было до него дела. И когда он здоровался, никто ему не отвечал.
Вернулся домой, как было сказано, — черным ходом.
Мария Сенайда что-то стряпала на кухне.
— Свет очей моих! — она поцеловала его в лоб. — Чем займешься сегодня?
— Ну-у… — замялся он. — Я совсем не знаю города. Может быть, начну с экскурсии.
Но тетка не улыбнулась в ответ.
— Мехико стал очень опасным городом. По улицам разгуливать не надо. Далеко ли до беды.
— Сяду в автобус. Или возьму такси.
— Тебя могут похитить, — Мария Сенайда аккуратно резала на дощечке помидоры, лук, морковь.
Он рассмеялся:
— Зачем меня похищать?
— Ты очень выделяешься из толпы. Хорош собой. И одет хорошо. Подумают, что у тебя водятся денежки.
— Я могу надеть джинсы и какую-нибудь майку.
— Породу не спрячешь. Видно сокола по полету.
— Вы преувеличиваете, тетя…
— Желанный мой… — глаза ее были полны слез.
— Давайте, я лук нарежу?
— Ничего, ничего, я сама, — она с улыбкой покачала головой.
До двух часов он просидел у себя в комнате на кровати, а потом пошел пообедать с Марией Сенайдой.
На этот раз было подано единственное блюдо — густой овощной суп.
— Алекс. Как покушаешь, поди погуляй.
— Я уже выходил утром. Ничего интересного… И потом, вы же сами предупреждали меня, что…
— Что ты слушаешь старую трусиху?
— Хорошо, с удовольствием прогуляюсь.
— Знаешь, — она подняла на него глаза. — Соседи думают, здесь никто не живет. Мы ведь никогда не выходим из дома.
— Тетя, милая… — сказал Алекс учтиво. — Я — ваш гость, располагайте мной, как вам угодно…
— Ах, дурачок, ты сам не знаешь, что говоришь…
— Простите?..
— Ну, покажись на улице… Пусть думают, что… кто-то… что мы… продолжаем жить…
Алекс изобразил удивление:
— Продолжаете жить? Значит, кто-то решил, что вы умерли?
— Прости, я неправильно выразилась. Я хотела сказать — «что мы еще живы»…
— Не понимаю, тетушка. Мне надо выйти из дому, чтобы люди поняли — вы и ваша сестра живы или продолжаете жить?
— Да.
— Зачем же тогда пользоваться черным ходом? Ведь так никто не узнает…
Мария Сенайда поникла головой и расплакалась:
— Я вконец запуталась. Серена умней меня. Пусть она тебе и объяснит.
Порывисто вскочила и вприпрыжку, как кролик, метнулась прочь.
Алекс весь остаток дня провел за чтением. Неожиданно попав в другую страну, оказавшись в другом доме, избавленный от необходимости ходить на службу, он получил желанную возможность читать привезенную с собой «Исповедь сына века» Альфреда де Мюссе, словно пуповиной связывавшую его с Парижем. Полученное во Франции образование позволяло благодаря Мюссе попасть в романтическую, посленаполеоновскую эпоху, в которой он, Алехандро де ла Гуардия, никому в том не признаваясь, предпочел бы жить. Он часто воображал, что одевается, причесывается и ведет себя, как денди того времени.
«Когда человеком овладевает страсть, — читал он, — разум, плача, идет за ним по пятам и предупреждает об опасности, но стоит человеку охладеть, как страсть восклицает: "А как же я? Неужели ты хочешь моей смерти?"»
Такого исступления страсти уже не сыскать сейчас во Франции. Да и в Мексике, разумеется, тоже. Алехандро де ла Гуардия вновь обрел способность безропотно принимать действительность — единственное свойство, которое со всей непреложностью осталось в нем с юности.
Да, в Мюссе он находил истинное воплощение той эпохи. Но, кроме того, по своему обыкновению привез — он любил читать несколько книг сразу — карманное издание «Правды о малыше Донже» Сименона. Мюссе помогал ему противостоять своему времени, Сименон — подглядывать за ним в замочную скважину, и Алекс чувствовал себя в известной степени сыном их обоих.
В восемь он отправился ужинать с тетей Сереной. Иными словами, переместился из комнатенки возле кухни в столовую, где во главе стола его уже поджидала старая дама. Не успел он занять свое место, как она протянула ему чашку густого дымящегося шоколада. Кусок бисквита дополнял трапезу. Молодой человек ожидал чего-нибудь более существенного, и его разочарованный взгляд не укрылся от внимания Марии Серены.
— У нас в Мексике это называется «мерьенда». Легкий ужин способствует легкому сну. Здесь ведь больше двух тысяч метров над уровнем моря, и если слишком плотно наесться на ночь, тебе, извини, могут присниться кошмары.
Алекс учтиво улыбнулся:
— Буду следовать обычаям страны.
Серена взглянула на него строго, будто ждала и не дождалась какого-то вопроса: