Она, двух ярых львов смиривши гордость,
На их спине свой утвердила трон.
Разумность, Милосердье, Честность, Твёрдость -
Четыре светлых стали с двух сторон.
В деснице меч. Вселяя в добрых бодрость,
Преступным карой угрожает он.
В ней всё - согласие и правота,
Кто служит ей, душа того чиста.
Замысловатая загадка хитроумной Фьордьяны была принята всеми с величайшим одобрением, и каждый стал давать ей собственное истолкование, кто такое, кто этакое. Но не было никого, кто бы сумел её разгадать, так что все их объяснения уклонялись далеко в сторону от правильного её понимания. Видя это, Фьордьяна смело сказала: "Не утруждайте себя, господа, понапрасну, ибо моя загадка подразумевает не что иное, как беспредельное и нелицеприятное правосудие, каковое, подобно доброму духу, укрощает и обуздывает свирепых и терзаемых голодом львов, иначе говоря, неукротимых и надменных людей, и на них устанавливает и утверждает свой трон, держа в деснице остро отточенный меч и, сопровождаемое четырьмя добродетелями, а именно - благоразумием, милосердием, твёрдостью и честностью, мягкое и ласковое к добропорядочным, суровое и беспощадное к негодяям". После того как было закончено изложение правильного истолкования этой загадки, которое всем очень понравилось, Синьора приказала прелестной Виченце, согласно установленному порядку, приступить к её сказке, и та, охотно повинуясь Синьоре, начала свой рассказ.
Не было бы на свете, милые дамы, ничего более сладостного, более завлекательного, несущего большее счастье, чем пребывать во власти любви, когда бы не её горький плод - безудержная ревность, бегущая натисков Купидона, жаждущая изобличить любящих женщин, неустанно домогающаяся их смерти. Вот почему мне приходит на ум одна сказка, которая должна вам очень понравиться, ибо, прослушав её, вы сможете без труда понять, что довело до жестокого и горестного конца одного афинского дворянина, который, ослеплённый своей холодною ревностью, решил рукой правосудия покончить со своей женой, а кончилось тем, что его самого присудили к смерти. Полагаю, что вам будет приятно услышать про это, ибо, если не ошибаюсь, и вы, как мне представляется, тоже кого-то любите.
В Афинах, древнейшем городе Греции, некогда местопребывании и приюте решительно всех наук, а ныне из-за своей спесивой надменности вконец разрушенном и разорённом {71}, жил некий дворянин, которого звали мессер Эрминьоне Глаучо - человек и в самом деле видный, достаточно уважаемый в городе и очень богатый, но бедный разумом. Будучи уже пожилым и не имея детей, он надумал жениться и взял в жёны молоденькую девицу по имени Филенья, дочь мессера Чезарино Чентурьоне, благородной крови, наделённую поразительной красотой и многочисленными добрыми качествами; и во всём городе не было ни одной девицы, которая могла бы с ней сравниться. И так как Эрминьоне страшился, как бы из-за несравненной её красоты многие не стали бы домогаться её благосклонности и она не впала бы в какое-нибудь постыдное прегрешение и на него не стали бы указывать пальцем, он решил запереть её в высокой башне своего дворца и не допускать, чтобы кто-нибудь её видел. По прошествии недолгого времени бедный старик, сам не зная из-за чего, проникся такою к ней ревностью, что едва верил себе самому.
Случилось так, что в городе тогда находился один студент с острова Крита, по возрасту совсем юнец, но сведущий и весьма рассудительный и всеми любимый за свою любезность и обходительность. Звали этого юношу Ипполито, и до того, как Филенью выдали замуж, он долгое время ею восхищался и любовался. Кроме того, он был близко знаком с мессером Эрминьоне и вхож в его дом, и тот любил его, словно сына. Молодой человек, несколько устав от занятий и желая дать отдых утомлённому трудами уму, покинул Афины и направился в город Кандию {72}, где некоторое время и оставался, а когда возвратился в Афины, нашёл Филенью уже замужнею женщиной. Эго безмерно его огорчило, и он огорчался тем больше, что был лишён возможности видеться с нею, когда ему хотелось того; не мог стерпеть он и то, что она была связана узами брака с таким беззубым и слюнявым стариком. Влюбленный Ипполито, не в силах вынести пылкие порывы и разящие стрелы любви, задумал изыскать какой-нибудь путь и тайный способ, с помощью которого он мог бы осуществить мучившие его желания. И он перебрал в уме великое множество таких способов и путей, пока благоразумно не остановился на том, который признал наиболее подходящим.
Посему, отправившись в столярную мастерскую своего соседа, он заказал ему два достаточно длинных, широких, с отвесными стенками ящика одинаковой величины и такого же качества, так что отличить один от другого было бы нелегко. Вслед за тем он пошёл к мессеру Эрминьоне и, притворившись, что нуждается в его помощи, с превеликой хитростью сказал ему такие слова: "Мессер Эрминьоне, любимый мною не меньше отца и неизменно высокочтимый, не будь мне известно, какую любовь ко мне вы питаете, я бы не решился так дерзко просить вас об услуге, но, поскольку вы всегда были ко мне расположены, я нимало не сомневаюсь, что смогу найти у вас то, чего страстно желает и жаждет моя душа. Мне предстоит отправиться по кое-каким чрезвычайно важным делам в город Френну, где я пробуду, пока не покончу с ними. И так как у меня в доме нет никого, на кого бы я мог положиться, ибо всё на руках у слуг и служанок, в которых я не слишком уверен, мне хотелось бы, с вашего позволения, доставить к вам ларь, наполненный самым ценным из того, что у меня есть".
Мессер Эрминьоне, нисколько не догадываясь о коварной уловке студента, ответил, что он согласен и, дабы ларь был надёжно пристроен, пусть его поставят в покое, где спит он сам. Студент рассыпался в изъявлениях благодарности, какие только он знал и какие ему удалось придумать, обещая вечно помнить об этой услуге, и, кроме того, обратился к мессеру Эрминьоне с настоятельной просьбой удостоить своим посещением его дом, дабы он показал ему вещи, уложенные в ларе. Когда мессер Эрминьоне явился в дом Ипполито, тот показал ему ларь, полный различной одежды, драгоценностей и нашейных цепочек немалой стоимости. Затем Ипполито позвал одного из своих слуг и, указав на него мессеру Эрминьоне, сказал: "Если этот слуга, мессер Эрминьоне, придёт к вам забрать ларь, окажите ему такое же точно доверие, как если б то были мы своею собственной особой". После ухода мессера Эрминьоне Ипполито поместился в другом ларе, как две капли воды схожем с тем, в котором находились одежда и драгоценности, и, запершись изнутри, повелел слуге доставить его туда, куда тому было указано.
Посвящённый в замысел Ипполито слуга, беспрекословно повинуясь своему господину, кликнул носильщика, и тот, взвалив ларь на плечи, отнёс его в башню, где находился покой, где мессер Эрминьоне спал ночью с женою. Мессер Эрминьоне был одним из знатнейших лиц города, к тому же очень богат и весьма влиятелен, и случилось так, что из-за известности, которой он пользовался, ему, вопреки его желанию, поручили отправиться на несколько дней в место, именуемое Портом Пиреем, каковой отстоит от Афин на расстоянии в двадцать стадиев {73}, дабы рассмотреть там кое-какие тяжбы и споры, возникшие между горожанами и деревенским людом. Итак, мессер Эрминьоне крайне неохотно покинул Афины, ибо терзался ревностью, ни днём, ни ночью не дававшей ему покоя, а запершийся в ларе студент слышал, как прекрасная дама не раз разражалась стенаниями, жаловалась, плакала, кляня свою злую судьбу, а также час, когда была выдана замуж за человека, который сводит её в могилу, и ждал той вожделённой поры, когда она, наконец, заснёт. Лишь только ему показалось, что её охватил первый сон, он вылез из ларя и, приблизившись к её ложу, сказал: "Пробудись, моя ненаглядная, ибо я твой Ипполито".
И она, пробудившись, увидела его и узнала, ибо в покое горел ночник, и собралась было крикнуть. Но юноша, положив руку на её рет, не дал ей закричать и, чуть не плача, сказал: "Помолчи, сердце моё; разве ты не видишь, что я Ипполито, твой верный влюбленный, которому невмочь жить без тебя". Немного успокоившись и мысленно сопоставив душевные и телесные качества старика Эрминьоне и юноши Ипполито, прекрасная дама сочла, что его поступок не так уж гадок, и провела всю эту ночь вместе с ним в любовной беседе, а также понося дела и поступки своего безмозглого мужа и умоляя Ипполито придумать, как бы они могли хоть кое-когда быть вместе. Наступил день, и юноша снова укрылся в ларе, а ночью выбрался из него, чтобы вкусить наслаждения, и возлежал вместе с Филеньей. Так миновали многие и многие дни, прежде чем мессер Эрминьоне столько же вследствие неудобств, которые он терпел вне дома, сколько из-за непрерывно терзавшей его бешеной ревности, постаравшись поскорее уладить споры в том месте, где находился, возвратился к себе.
Слуга Ипполито, прослышав о прибытии мессера Эрминьоне, не стал мешкать и, придя к нему, попросил от имени своего господина вернуть отданный на сохранение ларь, который, в соответствии с указанием Ипполито, и был без околичностей ему тут же выдан, после чего, взяв носильщика, он доставил его домой. Выйдя из ларя, Ипполито пошёл на площадь и наткнулся на мессера Эрминьоне. Расцеловавшись с ним, Ипполито, как мог лучше и как сумел красноречивее, принёс ему свою благодарность, добавив, что он сам и его достояние неизменно пребывают в полном распоряжении мессера Эрминьоне. Но вот как-то утром, залежавшись с женою в постели дольше обычного, мессер Эрминьоне, блуждая по стене взглядом, обнаружил на довольно большой высоте и очень далеко от себя следы подсохших плевков. Подстрекаемый своей никогда не оставлявшей его жгучей ревностью, он был глубоко озадачен увиденным и погрузился в бесконечные размышления, его ли это плевки или, чего доброго, кого-то другого. Хорошенько подумав над этим не раз и не два, он никак не мог представить себе, что эти плевки оставил он сам.
Поэтому, страшась того, что и в самом деле произошло, он повернулся к жене и с тревогой в лице сказал: "Чьи это прилипшие так высоко плевки? Уж во всяком случае не мои! Я тут ни при чём. Дело ясное, ты мне изменила!" Тогда Филенья, засмеявшись, ответила: "Неужто вам совсем больше не о чем думать?" Мессер Эрминьоне, видя, что она смеётся, рассвирепел и воскликнул: "Ты смеёшься? Ах, ты, потаскуха, как есть потаскуха! А над чем ты смеёшься?" - "Я смеюсь, - проговорила Филенья, - над вашей глупостью". Её слова мессера Эрминьоне нисколько не успокоили, и он, терзаясь сомнениями, пожелал проверить, сможет ли плюнуть столь высоко, и принялся, кашляя и отхаркивая слюну, плевать вверх, стараясь доплюнуть до старых пятен. Но все его труды были напрасны: его плевок возвращался назад и шлепался ему на лицо, так что вскоре оно оказалось вконец оплёванным. Бедный старик много раз возобновлял свои опыты, но успехи его становились всё плачевнее и плачевнее. Видя это, он окончательно проникся уверенностью, что жена обвела его вокруг пальца, и, повернувшись к ней, обозвал её таким словом, каким не обзывают даже уличных женщин.
И не страшись мессер Эрминьоне кары, он тут же собственноручно убил бы Филенью. Сдержав себя, он решил, что разумнее обратиться к содействию правосудия, чем обагрить свои руки в её крови. Горя желанием поскорее осуществить этот замысел, всё ещё в пылу гнева и ярости, он отправился во дворец, и там, представ пред градоправителем, заявил, что обвиняет жену в нарушении супружеской верности. Но так как градоправитель не мог её осудить, не исполнив того, что предписывалось законом, он послал за Филеньей, дабы подвергнуть её тщательному допросу. В Афинах непреложно соблюдался закон, согласно которому всякую женщину, обвинённую мужем в нарушении супружеской верности, ставили у подножия небольшой красной колонны, на которой возлежал змей. Тут она приносила клятву, что в нарушении супружеской верности неповинна. После принесения такой клятвы обвиняемой надлежало вложить кисть руки в змеиную пасть, и, если женщина оказывалась клятвопреступницей, змей тотчас же отхватывал у неё эту кисть; в противном случае рука оставалась целой и невредимой.
Прослышав о поступившей в суд жалобе и о том, что градоправитель сообщил женщине, чтобы она приготовилась защищаться, так как ей угрожает позорная смерть, Ипполито, хитрый и находчивый по природе и страстно желавший избавить Филенью от смерти, сбросил свою одежду и напялил на себя жалкие лохмотья, как обычно бывают обряжены сумасшедшие, после чего, таясь ото всех, никем не замеченный, выскользнул из дому и побежал ко дворцу, изображая сумасшедшего и непрерывно выкидывая самые сумасшедшие коленца, какие только видали на свете. Пока стража градоправителя вела молодую женщину ко дворцу, туда сбежался весь город, чтобы присутствовать при разборе дела, и сумасшедший, расталкивая толпу локтями, протиснулся настолько вперед, что очутился рядом с безутешной женщиной и, обхватив её руками за шею, смачно поцеловал прямо в губы, от чего она не могла уклониться, так как руки у неё были связаны за спиной. После того как обвиняемая предстала перед судом, градоправитель сказал ей так: "Как ты видишь, Филенья, здесь находится твой муж мессер Эрминьоне, обвиняющий тебя в нарушении супружеской верности и требующий, чтобы ты была наказана по закону; поэтому ты должна принести клятву, что в грехе, в котором он тебя обвиняет, ты не повинна".
Хитрая и изобретательная Филенья уверенно поклялась, что, кроме мужа и присутствующего тут сумасшедшего, никто никогда не прикасался к ней с вожделением. После произнесения этой клятвы служители правосудия подвели её к змею; Филенья вложила руку в его разверстую пасть {74}, но он не причинил ей никакого вреда, ибо она сказала сущую правду, а именно, что никто другой, кроме мужа и сумасшедшего, не прикасался к ней с вожделением. Увидев это, народ и родственники Филеньи, явившиеся посмотреть на ужасное зрелище, признали её ни в чём не виновной и принялись громко кричать, требуя для мессера Эрминьоне точно такой же казни, какую должна была претерпеть бедная женщина. Но так как он был знатен и родовит и почитался одним из первейших граждан Афин, градоправитель не пожелал, чтобы он был всенародно сожжён, хоть это и дозволялось законом, но, дабы не нарушить свой долг, отправил его в темницу, где он вскоре и умер. Вот так-то несчастный мессер Эрминьоне избавился, наконец, от своей неистовой ревности, а молодая женщина избегла позорной смерти. Спустя немногие дни Ипполито взял её в законные жёны, и они счастливо прожили многие годы.
Благоразумная Виченца закончила свою сказку, которая особенно понравилась дамам, и Синьора повелела ей соблюсти порядок и предложить положенную загадку. Подняв голову и обратив к присутствующим своё тонкое и обворожительное лицо, Виченца нараспев прочитала следующие стихи:
Загадка Виченцы была закончена. Всякий объяснял её на свой лад, и не нашлось никого, чей ум был бы столь проницателен, чтобы её разгадать. Заметив это, Виченца сначала раздражённо вздохнула, а затем с ясным лицом спокойно сказала: "Предложенная мною загадка говорит не о чём ином, как о холодной ревности, которая - тощая и бледная - зарождается одновременно с любовью и обвивает мужчин и женщин подобно тому, как плющ - дорогой ему ствол. Она питается скорбью, ибо живёт в вечной тревоге, облачается в чёрное, ибо всегда мрачно настроена". Это объяснение всем необычайно понравилось и в особенности синьоре Кларе, муж которой был на редкость ревнив. Но чтобы никто не догадался, что это было сказано для него, Синьора приказала прекратить смех и замолкнуть и чтобы Лодовика, которой подошла очередь рассказывать сказку, приступила к повествованию, и та начала его так.
Я всегда слышала, милые и прелестные дамы, что мужчины - самое благородное и самое могущественное творение, какое когда-либо создавала природа, ибо бог создал его по образу и подобию своему и пожелал, чтобы он властвовал над другими и никому не был подвластен. Вот почему говорят, что мужчина - творение совершенное и намного совершеннее любого другого творения, ибо все, не исключая и женщин, находятся в подчинении у мужчины. Отсюда с очевидностью следует, что стремящиеся коварно и с помощью всяческих ухищрений умертвить столь поразительное и прекрасное существо - преступники и элодеи, И неудивительно, что, пока подобные люди тщатся причинить смерть другому, они неосмотрительно навлекают её на себя самих, что и произошло с четырьмя женщинами, считавшими, что они обманывают другого, а в конце концов оказавшимися сами кругом обманутыми и жалким образом окончившими жизнь свою, как вы легко это поймёте, прослушав сказку, которую я собираюсь вам рассказать.
В Провино, городе достославном и местопребывании короля, жили-были в минувшие времена три сестры, пригожие с виду, добронравные и обходительные, но низкого происхождения, ибо были они дочерьми маэстро Риго, пекаря, который держал пекарню и, не разгибая спины, выпекал хлеб на продажу. Одну из этих сестёр звали Брунора, другую - Льонелла, третью - Кьяретта {76}. И вот однажды, когда, все три девицы прогуливались в саду, что было для них неописуемым наслаждением, мимо проезжал король Анчилотто, который развлечения ради направлялся с многолюдной свитою на охоту, и Брунора - старшая из сестёр, восхищённая столь блестящей и высокородной свитой, обратилась к сестрицам - Льонелле и Кьяретте - с такими словами: "Когда бы домоправитель короля был моим мужем, я бы, уж похвастаюсь этим, напоила бы одним кубком вина весь его двор". - "А я, - молвила Льонелла, - когда бы первый камерарий {77} короля был моим мужем, уж похвалюсь этим, наткала бы из одного мотка ниток столько холста, что одела бы всех его придворных в тончайшие и превосходнейшие рубашки". - "Ну, а я, - сказала Кьяретта, - похвалюсь тем, что, если бы король был моим мужем, я сразу родила бы ему трёх младенцев, двух мальчиков и одну девочку, и у каждого были бы вьющиеся, перевитые чистейшим золотом волосы до плеч, ожерелье на шейке и на лбу звёздочка".
Эти слова услышал один из придворных; он поспешил приблизиться к королю и в точности пересказал, что говорили между собой девицы. Узнав об этом, король распорядился привести их к нему и расспросил одну за другой, о чём они говорили, находясь в саду. Все три с величайшим почтением и без запинки повторили свои слова. Королю Анчилотто они очень понравились, и он отбыл оттуда не раньше, чем домоправитель не взял за себя Брунору, камерарий - Льонеллу, а сам Анчилотто - Кьяретту. Оставив намерение отправиться на охоту, все воротились в королевский дворец и там пышно справили свадьбу. Эта свадьба, однако, пришлась не по вкусу матери короля, ибо, хотя девушка и была пригожею с виду, красива лицом, стройна и её речь исполнена приветливости и мягкости, она не подходила, по её мнению, королю с его величием и могуществом, будучи бабёнкой худородной, низкого звания, из мелкого люда; к тому же мать короля никак не могла примириться и с тем, что домоправитель и камерарий стали свояками короля, её сына.
Отсюда возникла и укрепилась такая ненависть свекрови к невестке, что она едва могла выносить её голос и, ещё того меньше, видеть её. Однако, чтобы не огорчать сына, свекровь затаила эту ненависть про себя. Случилось, поскольку так было угодно тому, кто властен над всем, что королева в скорости понесла; король был этим чрезвычайно доволен и с величайшей радостью ждал появления столь замечательного потомства - детей, обещанных ему королевой. Немного спустя королю пришлось отлучиться в соседнюю область с тем, чтобы пробыть там несколько дней, и поэтому он самым настоятельным образом просил мать не оставлять своими заботами королеву и малышей, которые должны были вот-вот родиться. И хотя та не любила невестки и даже видеть её не хотела, она, тем не менее, не поскупилась на обещания иметь о них неусыпное попечение. Итак, король покинул столицу и пустился в дорогу, а королева тем временем родила трёх младенцев, из которых двое были мальчиками и один - девочкой, и у всех трёх, как посулила она королю ещё в девушках, были ниспадающие до самых плеч вьющиеся волосы, прелестная цепочка на шейке, а на лбу звёздочка.
Непреклонная в своей злобе, коварная мать короля, не доступная ни милосердию, ни состраданию и распалённая неистовой, смертельною ненавистью, как только родились близнецы, решила - и потом уже не отступалась от своего вероломного замысла - их умертвить так, чтобы и помину о них больше не было и чтобы королева впала в немилость у короля. Кроме того, так как Кьяретта была королевой и стояла недосягаемо высоко над всеми, обе её сестрицы прониклись такою завистью к ней, о какой никто никогда и не слыхивал, и непрестанно измышляли всяческие козни и ухищрения, дабы навлечь на сестру ещё большую ненависть разъярённой матери короля. Случилось так, что в то самое время, когда королева разрешилась от бремени, родились при дворе и три плюгавых щенка - два пёсика и одна сучонка, у которых на лбу также было по звёздочке, а вокруг шеи - по подпалине вроде воротника. И вот завистливые сестрицы, по внушению самого дьявола, взяли трёх этих плюгавых щенков, жадно сосавших мать, и понесли их к жестокосердной свекрови.
Отвесив ей должный поклон, они сказали ей так: "Мы знаем, сударыня, что ваше высочество не очень любит и жалует нашу сестру - и поделом, ибо она низкого звания, а вашему сыну, нашему королю, отнюдь не подходит женщина столь презренной, как она, крови. Поэтому, зная, в чём состоит ваше желание, мы явились сюда и принесли трёх плюгавых щенков, родившихся со звёздочкою на лбу, дабы узнать, как вы к этому отнесётесь". Всё это немало обрадовало свекровь, и она задумала показать щенят невестке, ещё не знавшей, кем она разрешилась, и уверить её, что это и есть рождённые ею младенцы. Но чтобы этот обман не открылся, злокозненная старуха приказала повивальной бабке сказать королеве, что младенцы, которыми она разрешилась, - три плюгавые собачонки. И вот свекровь с повитухой и двумя сестрами королевы вошли к ней и сказали: "Взгляни, о, королева, на плоды твоего благополучного разрешения; сбереги их целыми и невредимыми, дабы король по своём возвращении мог полюбоваться расчудесным потомством, которое ты ему подарила".
Произнеся эти слова, повитуха поднесла щенят к роженице, не преминув добавить увещание не отчаиваться, ибо подобные вещи, бывает, приключаются и с особами высокого положения. Итак, каждая из этих преступных женщин полностью осуществила свой злодейский и мерзкий замысел, но оставалось ещё одно последнее дело: безжалостно умертвить невинных младенцев. Ведь господу неугодно, чтобы они обагрили руки той же самою кровью, что течёт в их собственных жилах! И вот был изготовлен короб, его тщательно просмолили тягучим варом, положили младенцев, заделали сверху, бросили в протекавшую невдалеке реку и пустили вниз по течению. Но всеблагой бог, который не попускает, чтобы страдала невинная и беспорочная кровь, прислал на берег реки мельника по имени Мармьято, и тот, увидев короб, поднял его, и, открыв, обнаружил в нём трёх улыбающихся младенцев. И так как они были чудо как хороши, Мармьято подумал, что это дети какой-нибудь знатной дамы, которая, стараясь скрыть от всех свой позор, сотворила это столь чёрное дело.
Закрыв короб и взвалив его на плечо, он воротился домой и сказал жене, которую звали Гордьяной: "Погляди, жена, что я нашёл на речном берегу; дарю свою находку тебе". Гордьяна, увидев младенцев, охотно их приняла, как если бы они были порождением её собственной плоти, вскормила и воспитала. Одного из них она нарекла Аквирино, другого - Флувьо, так как найдены они были в воде, а девочку назвала Сереной {78}. Между тем король Анчилотто, по-прежнему весёлый и бодрый, мечтал по своём возвращении найти трёх пригожих новорождённых, но случилось совсем не так, как он ожидал, ибо его хитрая мать, лишь только стало известно, что её сын уже приближается ко дворцу, вышла к нему навстречу и сказала, что его дорогая супруга вместо трёх детей родила трёх плюгавых щенков. Приведя его затем в комнату, где его опечаленная жена лежала после родов, она показала ему трёх собачонок, которым королева в ту пору давала грудь. И хотя, горько рыдая, она решительно отрицала, что разрешилась ими, тем не менее её завистливые сестрицы подтвердили, что сказанное старой матерью короля - сущая правда.
Выслушав это, король так взволновался, что от скорби едва не упал наземь, но, придя немного в себя и ещё долго колеблясь, кто прав - жена или мать, кончил тем, что безоговорочно поверил материнским словам. И так как несчастная королева была терпеливейшим существом и безропотно сносила злобность придворных, король, проникшись к ней состраданием, решил оставить ей жизнь, но приказал, чтобы она находилась там, где мыли кастрюли и сковородки, и чтобы её пищей были помои и гнилые отбросы, которые оставались в мерзкой и отвратительной моечной. Пока горемычная королева пребывала в этом зловонном месте, питаясь отбросами, Гордьяна, жена Мармьято, родила сына, которому дали имя Боргино {79} и которого она любовно растила вместе с тремя остальными младенцами. У Гордьяны было в обычае раз в месяц подстригать трём приёмышам их длинные кудрявые волосы, из которых при этом высыпались драгоценные камни и крупные белоснежные жемчужины. Вот почему Мармьято оставил своё жалкое и убогое ремесло мельника и быстро разбогател, а Гордьяна с тремя приёмышами и Боргино, живя в величайшем достатке, наслаждались ничем не омрачаемым счастьем.
Лишь достигнув юношеского возраста, эти трое узнали, что они вовсе не дети Мармьято-мельника и Гордьяны и что их нашли в коробе, принесённом рекой. Это сильно их огорчило, и, загоревшись желанием попытать счастья, они сердечно попрощались с названными родителями и братом и пустились в путь, что не очень-то пришлось по душе Мармьято с Гордьяной, ибо, расставшись со своими приёмышами, они лишались драгоценностей, сыпавшихся из их светлых кудрей и с отмеченных звёздочкой лбов. Итак, оба брата с сестрицей, покинув Мармьято с Гордьяной, шли много дней, пока, наконец, случайно не попали в Провино, город их отца короля Анчилотто. Там, сняв дом, они все вместе и жили, продавая драгоценности и самоцветы, которые сыпались у них с головы. Случилось так, что однажды королю, гулявшему по своим владениям с несколькими придворными, довелось проходить мимо дома, где жили оба брата с сестрою, которые ни разу ещё не видели короля и вовсе его не знали. И вот, когда он проходил мимо их дома, они, спустившись по лестнице, направлялись к выходу. Увидев его, они сняли головные уборы и, отвесив, как должно, поклон, почтительнейше его приветствовали.
Король, у которого зрение было не хуже, чем у сокола-сапсана, посмотрев пристально им в лицо, приметил, что у обоих юношей было на лбу по золотой звёздочке, и внезапно сердце его загорелось страстным желанием, чтобы они оказались его сыновьями. Но он сдержал свой порыв и произнёс: "Кто вы такие? И откуда вы прибыли?" Они смиренно ответили: "Мы бедные чужестранцы и прибыли сюда, чтобы жить в этом городе". На это король сказал: "Очень приятно; ну, а как вас зовут?" Один сказал: "Аквирино"; другой: "Меня зовут Флувьо". - "А моё имя Серена", - проговорила сестра. Тогда король обратился к ним с такими словами: "Приглашаем всех троих оказать нам честь и завтра прийти отобедать с нами". Слегка покраснев от смущения, юноши не могли отказать королю в столь любезно выраженной им просьбе и приняли приглашение. Вернувшись во дворец, король сказал матери: "Сударыня, прогуливаясь сегодня развлечения ради, я наткнулся на двух пригожих собою юношей и прелестную девушку, и у всех троих на лбу было по золотой звёздочке, если не ошибаюсь, точно такой, какие были обещаны мне королевой Кьяреттой".
Выслушав это, злокозненная старуха чуть усмехнулась, но для неё сообщение сына было ударом ножа, пронзившим ей сердце. Она немедля послала за повитухой, которая принимала младенцев, и, когда та явилась, сказала ей, таясь ото всех, такие слова: "Известно ли вам, милая моя повитуха, что дети короля живы и что они прекрасны, как никогда". Повитуха ответила: "Возможно ли это? Разве они не захлебнулись в реке? Откуда вы это взяли?" На это старуха сказала: "Насколько я поняла со слов короля, они живы, и ваша помощь крайне необходима; иначе все мы окажемся в смертельной опасности". Повитуха на это ответила: "Пусть это вас нимало не беспокоит; я надеюсь повести дело так, что все трое погибнут". Сказав это, она ушла и, не мешкая, отправилась в дом Аквирино, Флувьо и Серены. Застав лишь одну Серену, она поздоровалась с нею и после долгой беседы сказала: "А нет ли случайно у тебя, доченька, воды, которая пляшет?" Серена ответила отрицательно. "Какая жалость, доченька! - воскликнула повитуха, - будь она у тебя, сколько чудесных вещей смогла бы ты повидать! А умыв ею лицо, стала бы ещё краше, чем теперь".
Девушка спросила: "А как её раздобыть?" Повитуха ответила: "Пошли своих братьев поискать эту воду, и они, конечно, её найдут; ведь от наших мест это не так уж и далеко". Произнеся сказанное, она ушла. Когда Аквирино и Флувьо воротились домой, Серена, встретив их у порога, обратилась к ним с просьбой, чтобы из любви к ней они, приложив все старания, поискали для неё ту драгоценную воду, которая пляшет. Флувьо и Аквирино, подшучивая над сестрицей, отказались отправиться на поиски этой воды, ибо не знали, где её можно найти. Но в конце концов побеждённые жалостными просьбами любимой сестры, запаслись подходящей склянкой и оба отправились в путь. Проскакав многие мили, братья добрались до прозрачного и обильно текущего родника, в котором плескалась белая, словно снег, голубка. Нисколько не испугавшись вновь прибывших, она их спросила: "О, юноши, что вы разыскиваете!" Флувьо ответил: "Мы разыскиваем ту драгоценную воду, которая, как говорят, пляшет". - "Ах, вы, бедненькие мои! - сказала голубка, - а кто же послал вас её привезти?" Флувьо ответил: "Наша сестра".
Голубка промолвила: "Вы идёте на верную смерть, ибо там водятся злобные звери, и они, едва вы попадётесь им на глаза, растерзают вас и пожрут. Но предоставьте эту заботу мне, и я, наверное, доставлю вам воду, что пляшет". Взяв склянку, которую юноши прихватили с собой, и, подвязав её под правое крыло, голубка поднялась в воздух и полетела. Достигнув места, где была эта редкостная вода и налив ею склянку, голубка вернулась к юношам, которые с величайшим нетерпением её дожидались. Получив воду и поблагодарив голубку, братья воротились домой и отдали воду сестрице Серене, строго-настрого наказав ей при этом никогда больше не давать им таких поручений, ибо они сопряжены со смертельной опасностью. Прошли немногие дни, и король снова увидал юношей и сказал им так: "А почему, приняв приглашение, вы тем не менее не явились в назначенный день отобедать с нами?" Они почтительно ему отвечали: "Неотложнейшие дела, священный венец, - такова главная тому причина". Тогда король произнёс: "Всенепременно ждём вас завтра утром откушать с нами". Юноши ещё раз принесли ему свои извинения.
Вернувшись во дворец, король сказал матери, что опять видел юношей со звёздочками на лбу. Услышав это, мать про себя очень встревожилась и, послав снова за повитухой, рассказала ей, таясь ото всех, обо всём, как оно было, и повелела придумать что-нибудь, чтобы отвратить нависшую над ними опасность. Повитуха постаралась её успокоить, сказав, что ей нечего опасаться, ибо она сделает так, чтобы этих юношей никто больше не видел. Покинув дворец, она отправилась к девушке и, найдя её в одиночестве, спросила, достала ли она уже воду, которая пляшет. Девушка ответила, что достала, но не без величайшей опасности для жизни обоих братьев. "Мне бы очень хотелось, доченька, - молвила повитуха, - чтобы у тебя было бы также поющее яблоко, ибо никогда ты не видела яблока краше и не наслаждалась столь нежным и сладостным пением". Девушка на это заметила: "Не знаю, как бы я могла его раздобыть, ведь братья не захотят отправиться на его поиски, так как они подверглись такой смертельной опасности, что у них почти не оставалось надежды выжить".
- "Однако они достали для тебя воду, которая пляшет, - сказала старуха, - и тем не менее не погибли. И как они привезли тебе воду, точно так же они добудут и яблоко". Попрощавшись с Сереной, повитуха ушла. Едва повитуха ушла, как воротились домой Аквирино и Флувьо, и Серена обратилась к ним с такими словами: "Мне бы очень хотелось, братья мои, увидеть и послушать то яблоко, которое так сладостно и нежно поёт, и, если вы его для меня не добудете, знайте, что вскоре найдёте меня бездыханной". Услышав это, Флувьо и Аквирино стали её упрекать и заявили, что не хотят подвергаться из-за неё смертельной опасности, как это с ними произошло в прошлый раз. Однако просьбы Серены и её горячие слёзы, исторгнутые из самого сердца, были столь кроткими и столь трогательными, что Аквирино и Флувьо сдались и решили исполнить её желание, чего бы им это ни стоило. И вот, сев на коней, они отправились в путь и скакали, пока не достигли одной гостиницы. Войдя в неё, они спросили хозяина, не может ли он сказать, где им отыскать яблоко, которое сладостно и нежно поёт.
Тот ответил, что может, но что отправиться туда всё же нельзя, так как яблоко находится в великолепном и прекрасном саду; его охраняет дикий и свирепый зверь, который, распластав крылья, убивает ими всех тех, кто приближается к саду. "Но как же нам быть, - заметили юноши, - ведь мы решили во что бы то ни стало завладеть яблоком?" Хозяин ответил: "Если вы поступите так, как я скажу, то завладеете им и вам не придётся страшиться злобного зверя и ещё того меньше смерти. Итак, возьмите эту одежду, сплошь расшитую зеркалами; пусть один из вас наденет её на себя и так обряженный войдёт в сад, вход в который вы найдёте открытым, между тем как другой должен остаться за оградою и никоим образом не показываться. Когда первый из вас войдёт в сад, зверь тотчас же бросится ему навстречу, но, увидев себя в зеркалах, сразу же рухнет наземь. Тут тому, кто будет в саду, нужно направиться к дереву поющего яблока; осторожно сорвав с него плод и не оглядываясь назад, он благополучно выйдет из сада". Юноши горячо поблагодарили хозяина и, покинув гостиницу, сделали всё точно так, как научил их хозяин. Завладев яблоком, они вручили его сестрице, увещевая её больше не приневоливать их к столь опасным затеям.
Спустя несколько дней король снова увидал юношей и, повелев призвать их к нему, молвил: "Какова же причина, по которой, вопреки отданному вам приказанию, вы не явились откушать с нами?" Флувьо ему ответил: "Мы не пришли потому, что нам помешали различные наши занятия". На это король сказал: "Ждём вас на следующий день, и устройте так, чтобы вы непременно явились". Аквирино ответил, что они могут отложить некоторые свои дела и с превеликой охотой сделают это. Воротившись во дворец, король рассказал матери, что снова видел юношей, что они задели его за живое, что он непрестанно думает о тех детях, которых ему обещала Кьяретта, и что душа его не знает покоя и не успокоится, пока они не придут с ним отобедать. Мать короля, услышав такие речи, встревожилась пуще прежнего, опасаясь, как бы козни её не открылись. Трепеща от страха и терзаемая заботой, она призвала к себе повитуху и сказала ей так: "Я полагала, моя милая, что юнцы уже сжиты со свету и о них больше не будет ни слуху ни духу; между тем они живы, а мы - в смертельной опасности. Так вот, позаботьтесь о наших делах - иначе все мы погибли".
"Высокородная госпожа, - произнесла в ответ повитуха, - будьте покойны и не тревожьтесь: уж я-то обязательно сделаю так, что вы подарите меня своей похвалой и больше ничего о них не услышите". И, полная злобы и ярости, она ушла и отправилась к девушке. Поздоровавшись с нею, повитуха спросила её, достала ли она поющее яблоко. Девушка ответила, что достала. Тогда хитрая и пронырливая старуха сказала: "Можешь считать, доченька, что у тебя нет ничего стоящего, пока ты не получишь ещё одну вещь, которая намного прекраснее и прелестнее обеих первых". - "А что же это за вещь, матушка, столь прелестная и прекрасная, о которой вы говорите?" Повитуха ответила: "Ярко-зелёная птичка, доченька; она щебечет без умолку дни и ночи и повествует о вещах поистине поразительных. Будь она в твоей власти, ты могла бы назвать себя счастливой и обласканною судьбой, как никто". Произнеся эти слова, она удалилась. Едва братья вернулись домой, как Серена предстала пред ними и попросила у них не отказать ей в одной-единственной милости и на вопрос, какой же милости она от них хочет, ответила: "Ярко-зелёную птичку".
Флувьо, которому пришлось встретиться лицом к лицу с диким и злобным зверем и который помнил, какой страшной опасности он подвергся, наотрез отказался отправиться за ярко-зелёной птичкой. Но Аквирино, хоть и он несколько раз отклонял просьбу сестры, в конце концов, движимый братской любовью и тронутый обильными и горячими слезами, пролитыми Сереной, склонил Флувьо сдаться на её мольбы, и они оба решили пуститься в дорогу. Сев на коней, они скакали многие дни и, наконец, достигли усыпанного цветами зелёного луга, посреди которого поднималось очень высокое дерево с густою листвой, окружённое различными мраморными, в точности как живые, фигурами; там же рядом протекал ручеёк, орошавший весь луг, а на дереве, прыгая с ветки на ветку и произнося слова, казавшиеся скорее божественными, чем человеческими, порхала ярко-зелёная птичка. Спрыгнув со своих скакунов и оставив их пастись на лугу, братья подошли к мраморным статуям и, притронувшись к ним, тотчас же обратились сами в мраморные фигуры.
Между тем Серена, многие месяцы с нетерпением поджидавшая своих обожаемых братьев Флувьо и Аквирино, прониклась уверенностью, что потеряла их навсегда и что нет ни малейшей надежды когда-нибудь с ними свидеться. Это повергло её в глубочайшую скорбь, и, оплакивая горестную смерть братьев, она, тем не менее, решила попытать счастья. И вот, сев на выносливую и сильную лошадь, Серена отправилась в путь и скакала до тех пор, пока не достигла того самого места, где обитала ярко-зелёная птичка, сидевшая на ветке дерева с густой листвой и сладостно щебетавшая. Въехав на зелёный луг, Серена сразу узнала пасшихся на траве скакунов своих братьев и, оглянувшись кругом, увидела их самих превращённых в две статуи, которые были совсем как живые, и, поражённая этим зрелищем, обомлела. Сойдя с лошади и приблизившись к дереву, она протянула руку и схватила ярко-зелёную птичку. Увидев, что лишилась свободы, та принялась просить смилостивиться над нею, отпустить её на волю и не удерживать, ибо в должное время и в должном месте она отплатит за это. Серена ответила, что ни за что не снизойдёт к её мольбам, пока её братья не будут возвращены в своё первоначальное состояние.
Тогда птичка сказала: "Поищи у меня под левым крылом, и ты обнаружишь перо с несколькими жёлтыми пятнышками, которое намного зеленее всех остальных; выдерни его, подойди к статуям и коснись этим пером их глазниц, и как только ты к ним прикоснёшься, твои братья, живые и невредимые, возвратятся в прежнее своё состояние". Девушка, приподняв у птички левое крылышко, нашла то самое пёрышко, о котором сказала ей птичка, и, подойдя к мраморным статуям, коснулась этим перышком и той и другой, и тотчас же безжизненные фигуры стали людьми. Увидев, что братьям возвращён первоначальный их облик, Серена с великой радостью обняла их и осыпала поцелуями. После того как Серена осуществила своё заветное желание, ярко-зелёная птичка снова принялась просить девушку смилостивиться над нею и отпустить на свободу, обещая, буде Серена дарует ей это благодеяние, прийти ей на помощь, если когда-нибудь она ей понадобится. Но та, не довольствуясь этим, ответила, что не вернёт ей свободы, пока не отыщутся их отец и мать, и пусть птичка терпеливо переносит неволю.
Из-за пойманной птички между братьями и сестрой разгорелся горячий спор, но после продолжительных препирательств птичка, с общего согласия, была оставлена девушке, которая с немалым усердием её сторожила, а также холила и окружала нежной любовью. Итак, получив в свои руки ярко-зелёную птичку, Серена и её братья сели на лошадей и довольные воротились домой. Король, частенько проходя мимо дома, где жили юноши, и не встречая их больше, немало был озадачен этим и, спросив у соседок, не случилось ли чего с молодыми людьми, услышал в ответ, что никому ничего не известно и что их уже давненько не видно. Не прошло и двух дней после их возвращения, как их снова встретил король, который спросил, что с ними случилось и почему их так долго не было видно. Аквирино ответил, что некоторые непредвиденные события были причиной этого, и если они до сих пор не явились к его величеству, как ему было угодно и что отвечает их собственному желанию, то теперь они изъявляют полнейшую готовность загладить свою оплошность. Почувствовав, что у них не всё ладно и проникнувшись состраданием к ним, король на этот раз их не покинул, а повёл всех троих во дворец отобедать с ним.
Аквирино, тайком прихватив с собой воду, которая пляшет, Флувьо - яблоко, что поёт, а Серена - ярко-зелёную птичку, весело вошли во дворец вместе с королём и сели за стол. Злокозненная мать короля и завистливые сёстры Кьяретты, увидев столь прекрасную девушку и пригожих благовоспитанных юношей, чьи чудесные глаза сияли, как лучистые звёзды, прониклись беспокойством и подозрениямии ощутили немалую тоску в сердце. По окончании обеда Аквирино сказал королю: "Мы хотим, прежде чем все встанут из-за стола, показать вашему величеству кое-какие вещи, которые вам очень понравятся", - и, взяв серебряную чашу, налил в неё воду, которая пляшет, и поставил эту чашу на стол. Его брат Флувьо, сунув руку за пазуху, извлёк яблоко, что поёт, и положил его возле воды. Серена, державшая на груди ярко-зелёную птичку, также не замедлила поставить её на стол. И вот яблоко запело сладкогласную песню, а вода под звуки песни пустилась в затейливый пляс. Это так потешило короля и всех окружающих, что они не могли удержаться от хохота.
Но тревога и затаённые подозрения, терзавшие подлую мать короля и сестёр королевы, усилились ещё больше, и их охватил нестерпимый страх за свою жизнь. Когда пляска и пение прекратились, заговорила ярко-зелёная птичка, которая молвила так: "О, священный король, чего заслуживает тот, кто пытался умертвить двух братьев с сестрой?" Коварная мать короля поторопилась ответить: "Ничего, кроме костра". Так же ответили и все остальные. Тогда вода, которая пляшет, и яблоко, что поёт, возвысили голоса и воскликнули: "О, лживая, полная безграничной подлости мать, тебя осуждает собственный твой язык! А вы, завистливые и злобные сёстры вместе с повитухой, подвергнетесь точно такой же казни". Услышав это, король тут же оцепенел. Но ярко-зелёная птичка продолжила свою речь и сказала: "Священный венец, они трое твоих детей, которых ты так страстно желал. Они твои дети и на лбу у каждого из них звёздочка. А их ни в чём не повинная мать до этого часа томилась и в это мгновение всё ещё продолжает томиться под отвратительной моечной".
Король повелел извлечь несчастную королеву из этого зловонного места и нарядить её в достойное её сана платье. Облачённая в подобающий ей наряд, королева предстала пред королём; и хотя ей пришлось провести долгое время узницей и над ней всячески измывались, она тем не менее сохранила прежнюю свою красоту. Ярко-зелёная птичка в присутствии всех рассказала об этом деле с начала и до конца, как оно было задумано и исполнено. И когда королю открылась вся правда, он, обливаясь слезами и плача навзрыд, горячо обнял жену и своих дорогих детей. А вода, которая пляшет, яблоко, что поёт, и ярко-зелёная птичка, оставшись без присмотра, все вместе мгновенно исчезли. На следующий день король приказал сложить посреди площади огромный костёр и безжалостно сжечь на глазах у всего народа свою мать и обеих сестёр с повитухой. Что же касается его самого, то он прожил ещё долгие годы со своей дорогой женой и возлюбленными детьми; дочь он достойным образом выдал замуж, а сыновей оставил единственными наследниками своего королевства.