Из-за попойки и визита к Даме Аваро опоздал почти на час, и «сестричка», страшившаяся допроса от дежурного-третьегодки, не стала дожидаться его в городе. Самого загулявшего отчитали за позднее возвращение и хмельной душок, пригрозив в следующий раз написать донос, за которым обычно следовали выговор от начальника лагеря и отправка на полевые или строительные работы с бесчеловечным режимом и телесными наказаниями за любую провинность.
Аваро вынужден был ходить по струнке, а потому приватно побеседовать с Ло удалось только через три дня, когда её отпустили из канцелярии пораньше в честь завершения стажировки. Они сидели прямо на траве возле дороги, ведущей от города к лагерю.
— Ты должна напроситься в гости к Ширму.
— Зачем? Он вернётся только завтра.
— У тебя снова должно быть разрешение выйти в город, чтобы не дать даже повода для подозрений.
— Так зачем мне в город?!
— Слушай, ты просила план — он готов. И он хорош. Было о-очень нелегко, а от тебя требуется какая-то мелочь. Ты читала письмо?
— Конечно, нет. Представь себе, стажёрам не преподносят для ознакомления важные доносы. Мир несправедлив.
— Если вкратце, то некий немолодой дикарь, к тому же хромой, сумел обхитрить постовых и прикарманить ключик от двери на западе. Как ему это удалось, не совсем понятно: по объяснениям постовых он где-то раздобыл их форму и как ни в чём не бывало проник в здание наблюдательного пункта, представившись переведёнником из охраны Верховного. Никто не заподозрил обман, потому что человек знал не только порядки и текущие дела, но также имена и звания всех присутствующих. Через час исчез и самозванец, и ключ из портков старшего. Торди в сопроводительном письме предположил, что версия — абсурд, на самом же деле имел место подкуп. И, наверняка, не обошлось без пьянки в честь новоиспечённого сослуживца.
— И где нам искать этого вора?
— Дослушай! Про западную дверь можно забыть — теперь она охраняется круглосуточно, от неё не отходят ни на шаг. И это нам пригодится. Торди приказал усилить состав наблюдательного поста на случай, если дикарь придёт с целой бандой. Его просчёт в том, что он доверяет только опыту, — подмогу запросил не из лагеря, а с других постов, тем самым ослабив их защиту.
— А толку? Не говори, что ты тоже украл ключ…
— Нет. Но ты только подумай, как легко провернул всё старый больной дикарь! В одиночку! А мы самые настоящие солдаты, на короткой ноге с Торди — нам поверят куда охотнее. Я и отмычек наделал из шпилек одной безалаберной дамы.
— Торди верно подметил, что это абсурд. Дикарь просто подкупил наблюдателей, но даже если нет, они не полные дураки, чтоб второй раз на одни и те же грабли…
— Письмо довольно секретное. Скажем, что нас прислали вместо ушедших на запад. А не поверят — применим силу. С одним-двумя я справлюсь, ты поможешь ножичками. Если их больше, отступим.
— Легко тебе говорить: чуть что не так, дашь стрекача — и всадник не угонится. Ты это умеешь. Даже сможешь вернуться в лагерь, опознают-то не скоро, а у меня отходных путей нет.
— Я соратников не бросаю! Если надо, на руках потащу. Одному бежать не имеет смысла…
— Раньше ты другое говорил. И мы с тобой не бывали в серьёзных переделках. Тогда в лесу Торди устроил спектакль — кто знает, на что они способны на самом деле. Без защиты верхушки с нами не станут церемониться.
— Но и я уже не тот, каким был в Фосе или Анатри. Я кое-чему научился и кое-что стал понимать в людях. Теперь меня не так легко прижать к стенке. Почему ты не можешь просто мне довериться?!
— Ты и сам мне не больно-то доверяешь. Ладно, сделаю, что просишь. Но я развернусь и уйду сразу же, как увижу, что ты ведёшь нас на смерть, или когда снова возомнишь себя всесильным.
— Идёт! — Аваро выдохнул с облегчением и довольно прищурил глаза. Ло же, уткнув взгляд в траву под ногами, нещадно грызла кожу губ.
— Ещё кое-что. Придётся три дня недоедать: надо собрать еды в дорогу — только постарайся сделать это незаметно. В гости ты должна напроситься именно на четвёртый, никак иначе. Настаивай на своём.
— Почему это так важно?
— Если вдруг пошлют кого-то к Торди за подтверждением, у нас должно быть достаточно времени. Вполне возможно, что он до сих пор торчит на западном пункте. Между тем и нашим, северным, километров двадцать — на лошади туда и назад всего час пути. Это мало. Но я знаю, когда он окажется намно-о-ого дальше. Через три дня годовщина назначения первого Верховного — главное торжество в Сервоне. В резиденцию на роскошное празднество приглашают исключительно выдающихся персон. Всем уже известно, что Ширма не позвали — прикинься, будто хочешь его утешить и устроить свой маленький праздник. Ортей подтвердил, что Торди каждый год заказывает подарки у его отца — честолюбие не позволит старшему генералу пропустить настолько значимое мероприятие. На карте, которую я раздобыл, резиденция не указана, но Ортей уверен, что она очень далеко на юге.
***
В судьбоносный день Аваро поджидал сообщницу у северной границы города. Вокруг было пустынно: народ стекался к главной площади, где по указу Верховного устроили массовые гуляния с песнями-танцами, играми, состязаниями и, что самое заманчивое, бесплатной похлёбкой из трёхсотлитрового котла. Ма́лька парень визитом не удостоил. Под конец наставничества старик растерял строгость к подопечному: Аваро часто опаздывал, порой и вовсе являлся лишь за подписью в пропуске, а Охерн только милостиво вздыхал, мол, молодая кровь горяча, ничего не поделаешь.
Бежать решено было через лес: чуть дольше, чем по дороге, но гораздо безопаснее. Выходить из лагеря поодиночке и в разное время. Маленькую сумку с припасами привязать к поясу и спрятать под одеждой.
Аваро предусмотрительно сверился с башенными часами и всю дорогу из города продолжал в уме отсчитывать секунды и минуты. Больше всего он боялся утратить чувство времени: заявиться на пост к вечеру значило удвоить недоверие наблюдателей.
Ло опаздывала. Немного, но всё же. Что угодно могло её задержать: дежурный на выходе из лагеря, знакомый генерал или солдат, столпотворение, пьяные прилипалы на площади.
"Вряд ли она так же переживает о пунктуальности. А может…Вот вредина, решила отомстить за тот раз, когда я напился. Желание понятное, но не в такой же момент!"
Аваро усомнился в правильности подсчёта: не слишком ли он торопился проматывать в уме секунды? Можно облажаться раза в полтора.
Он уставился на солнце, преодолев резь в глазах: зенит уже пройден. Значит, не так сильно и ошибся.
Мучила жажда, бок под сумкой был мокрым от пота. Не выдержав, парень снял её и положил рядом. Внутри лежала фляга с водой, но он запрещал себе думать даже о маленьком глотке: на той стороне водоёмов может не оказаться. Тени деревьев потихоньку меняли направление — Аваро перемещался вместе с ними. Он вспомнил, что в трёхстах метрах отсюда между заброшенными дворами видел колодец — дойти туда и назад пять минут, вытянуть воды и напиться ещё пять. Но что если они с Ло разминутся? Вдруг она подумает, будто пришла не в то место и отправится блуждать дальше? Что если обидится, и не захочет ждать?
"При желании могу добежать туда-назад и за минуту. Гораздо лучше, но тогда я ещё сильнее вспотею."
Через полчаса он наплевал на риски и вразвалку поплёлся к колодцу. Голова раскалывалась от жары. Он перестал считать, только наблюдал, как солнце медленно, но упёрто клонится к горизонту. Мутноватая, восхитительно ледяная вода ненадолго облегчила его страдания. Он пил через силу, надеясь наполниться впрок, вылил немного себе на голову, отчего рубаха промокла почти насквозь.
Аваро вернулся к условленному месту — по-прежнему никого. На секунду он заволновался: вдруг Ло уже была здесь и ушла; но отбросил эту мысль — слишком уж бредово звучит. Несколько раз он показывал ей точку на карте, объяснял на словах, называл ориентиры. Путаницы быть не могло. Что-то случилось.
"От чего она не смогла бы отвертеться, что бы напрочь подавило её волю?"
Ответ направил его в кабак. Стрелки часов на площади подползали к двум. Народные гуляния набирали силу — Аваро чуть с ног не сбила нёсшаяся в дикой пляске парочка. Внутрь кабака было не попасть: посетители забили помещение до отказа, часть вожделеющих жидкого веселья стояла у входа с монетами наготове в ожидании, пока к ним протиснется хозяин с кружкой. Аваро пристал к ближайшим с расспросами, но те или отмахивались, или ничего не могли расслышать из-за громкой музыки и гомона толпы.
"Волк меня подери! Как бы кстати сейчас пришлась карта города!"
Он успокоил въедливые сожаления здравой мыслью о том, что за восемь лет многое могло измениться. Почти отчаявшись, Аваро ухватил за локоть хозяина, вручающего очередную кружку.
— Если ничего не покупаешь, ступай прочь! Не видишь что ли, сколько народу набежало? Всех обслужить надобно. Не до тебя, солдат.
— Прошу! — заорал ему прямо в ухо парень. — От этого зависит моя жизнь! Всего один вопрос!
— Ну чего тебе?! Давай живее.
— Где дом Анжа Ширма?
— Знать не знаю, кто это.
— Младший генерал, начальник галт-отряда.
— Да развелось этих генералов! Хотя…Стой! Знаю фифу одну с таким же прозвищем, захаживала пару раз. Живёт через две улицы.
— Это его жена, наверное. Заклинаю, подскажите дорогу.
Грубо расталкивая всех на своём пути, Аваро прорвался к нужному дому. Он постучал и тут же крепко сжал правую руку в кулак, чтобы выкинуть его прямиком в физиономию Ширма, как только та покажется в проёме. Замок щёлкнул нескоро — открыла женщина. Парень остановил несущийся вперёд кулак уже в полёте и растопырил пальцы в чудаковатом приветственном жесте.
— Ты у нас кто? — она говорила в нос и делила слова раздражающе долгими паузами.
— Простите за беспокойство, Ло случайно не у вас гостит?
— Ло? Что за Ло? А-а, это та белобрысенькая девчушка? Да, у нас, а что тебе от неё нужно?
— Я её брат, хочу проводить сестру до лагеря. А то знаете, эта пьяная толпа…
— Ещё слишком рано! Мы только-только сели за стол. Никого не отпущу, пока пирог не будет съеден. Что я зря всё утро на кухне крутилась?! Видишь этот кошмарный порез на пальце? Не стой в дверях, заходи.
Женщина вела его через очень чистые, светлые, но полупустые комнаты. Мебель, которую он видел: стул, шкафчик с зеркалом, крохотный диванчик, обитый сиреневым бархатом; была новой и добротной, но столь малочисленной, что дом казался нежилым.
— Повтори, будь добр, как зовут девочку, — шёпотом попросила жена Ширма. — Голова никак не хочет запоминать.
— Ло.
— Странное имя. Такое короткое, будто незаконченное. Я ведь угадала?
Аваро пропустил вопрос мимо ушей. Она восприняла это как призыв разъяснить суждение.
— Меня, например, зовут Суфока. Аж шесть букв. Чувствуется цельность при произношении, согласен? А как тебя зовут?
— Аваро.
— Над твоим родители основательнее потрудились. Букв поменьше, чем у меня, но тоже хорошо.
Парень хотел язвительно подметить, что у её мужа только три, но сдержался: всё-таки они с этой манерной особой кое в чём были негласными союзниками. Суфока и сама спохватилась.
— У сокровища моего, кстати, тоже шесть — не зря мы сошлись. При рождении-то его нарекли Анжионом, только тсс. Никому. Он терпеть это имя не может, даже когда на службу устраивался, в документах указал сокращённо. Причуды самцов!
Ширм и Ло сидели за широким обеденным столом напротив друг друга и о чём-то тихонько, но взволнованно беседовали.
— Ло! Я правильно сказала имя? За тобой пришёл братик, но я уговорила его присоединиться к нам. Даёшь продолжение банкета!!!
Анж сухо поздоровался, Аваро не ответил и испепеляюще уставился на Ло, но та избегала смотреть ему в глаза — лишь на долю секунды взгляд виновато скользнул по его подбородку.
— Что ж ты стоишь, дружочек! Застеснялся? Чувствуй себя как дома, вот стул — усаживайся рядом с сестрёнкой.
— Мы спешим вернуться в лагерь.
— Я договорился с дежурным, чтоб не цеплялся к опоздавшим. Такой праздник раз в году бывает, солдатам тоже нужно веселиться.
— Анж, ты такой молодец! Ни о ком не забываешь! — восторженно похвалила жена и хлопнула в ладоши. Ширм натянуто улыбнулся и густо покраснел.
Аваро не нашёл, чем парировать и принуждённо сел. Суфока без умолку щебетала про блюда на столе, предлагая попробовать то одно, то другое, но гость почти не чувствовал вкуса. Лицо женщины против воли приковывало к себе внимание: впервые парень видел такую беспокойную мимику. Брови, щёки, уголки губ, ресницы, крылья носа — всё дергалось, то и дело ползало вверх, вниз, вбок. Поначалу он пытался отследить значение каждой ужимки, но очень скоро устал и признался себе, что ничего не понимает. Загнанный в прострацию до страшного огромными совиными глазами, Аваро и не заметил, как их обладательница сменила тему.
— Анж, ты им не рассказывал, как тебя на службе ранили? Он же раньше дозорным был, объезжал отдалённые деревни, бандитов выгонял — мы тогда ещё не были женаты, всё присматривались к друг другу. Мне его служба страх как не нравилась! Хорошо, что он быстро перешёл оттуда в канцелярию. Я всегда говорила, что он достоин большего. Так и оказалось — его лидерские качества почти сразу заметили и сделали генералом.
— Серьёзно ранили? Как это случилось? — участливо спросила Ло.
— Было страшновато, когда кровь из груди хлестала, но всё обошлось. Обыкновенный деревенский забулдыга воткнул край серпа меж рёбер без особых причин. Я вообще не ожидал — и поплатился. Такой вот я непутёвый солдат.
— А ведь могли и сердечко задеть! Я бы не пережила! Зато мы по-настоящему прикипели друг к другу, пока я его выхаживала. И вот после стольких жертв и мытарств его хотят с должности главного по лагерю сместить! Возмутительно! А ведь давно должны были старшего генерала дать. Но мы-то с вами понимаем, что это происки завистников. И даже имена знаем, но уж не будем за столом… Многовато чести для таких пиявок. Ничего, унывать мы не намерены: у Анжа много друзей в верхушке, которые за него горой! Только чёрствые людишки могут остаться равнодушными к его очарованию. А какую чудесную речь он написал для злопыхателя, обвинившего его в лени и отсутствии дисциплины у солдат! Подождите минуточку.
— Суфока, прошу тебя, не надо! Избавь нас от этого… Я писал её в стол, пусть там и остаётся.
— Ну уж нет! — она вышла из комнаты и вернулась со смятым листком в руках. Встала в театральную позу, выдала серию ужимок, вероятно, означавших: "приготовьтесь, сейчас снизойдёт благодать"; и зачитала одухотворённо торжественным голосом:
"Свершения — плод воли. Воля есть тугое сплетение желаний, желания же рождаются из любви. Я не утверждаю, что всякая любовь чиста и непорочна, но не всегда это плотское сладострастное влечение. Есть и любовь к музыке, природе, красоте, веселью и лёгкости, к человеческому разуму, к жизни, наконец. Проблема силы воли не в отсутствии дисциплины, а в истощении чувств, нехватке любви. Не той, что приходит извне, а внутренней, глубинной. Вылечить недуг безволия может только кропотливое взращивание любви — к чему угодно! — в собственной душе.
Дисциплина орудует страхом и чувством вины, а популярность свою приобрела благодаря тому, что напугать и обвинить всегда быстрее и проще, чем научить любви. Однако этот метод никогда не сравнится с любовью по эффективности…"
Ширм приподнялся и играючи выхватил бумажку.
— Хватит на сегодня посредственной философии, аж в сон потянуло. Ты всё время обо мне, да обо мне. Ребята и слова вставить не могут.
— Разве плохо, дорогой, что я сильно тобой горжусь? Ты слишком себя принижаешь, надо открыто заявлять о своих талантах.
— Да, Анж, мне тоже речь очень понравилась, — пролепетала Ло.
— Я каждое утро перечитываю! За каждое слово расцеловать готова.
Ширм места себе не находил от льющейся с двух сторон патоки. Он обречённо поцеловал руку жены в надежде утихомирить нелепые восторги. Аваро впервые испытал к нему жалость.
— Нам уже пора уходить, не хочется напороться на серп случайного гуляки.
— Что вы, мы же не в деревне! Давайте ещё поболтаем!
Ширм кинул на Суфоку взгляд, полный смертельной усталости.
— Но, если так нужно…
Когда гости оказались на улице, был уже четвёртый час. Посреди весёлого людоворота только эти двое выглядели измотанными и опустошёнными. Их путь лежал на окраину города, граничащую с фермерскими наделами. Аваро первым прервал тягостное молчание.
— Всё плохо, но план ещё может сработать! Украдём коня и до пяти будем на месте.
— Сам себя послушай. Мчать на краденной лошади по дороге, ведущей только к двери?!
— Мердо! Где ты вообще умудрилась с ним столкнуться?!
— Я не сталкивалась, а пришла сама. Мне стало жаль его. Анж столько сделал для меня, а я отплачу грубым обманом? Да ещё и в праздник. Это слишком жестоко.
— То есть тупая учтивость для тебя важнее, чем все мои старания, чем возможность вырваться из проклятого рабства?!!!
— Мы понятия не имеем, что за дверями! С чего ты взял, что там лучше? Сервон — единственный город с какой-никакой культурой и худо-бедно работающими законами. На сотни и тысячи километров вокруг никого, кроме дикарей-людоедов и грабителей.
— Ты повторяешь заученные фразы из лекций. Забыла, что дикари-людоеды — это мы?! Чего нам бояться: мы через всё это проходили! И ещё через многое сможем пройти.
— Я не хочу так жить. А ты — иди дальше. Только не кради лошадь. Без обузы вроде меня ты и на своих двоих доберёшься за полчаса. Возьми мою сумку.
— Она при тебе? Выходит, ещё утром ты была готова сбежать. Что изменилось?!
— Ничего. Я и утром собиралась остаться, просто не хотела тебя обижать…
— Но обидела! Нет, растоптала! Ты хоть понимаешь, насколько подло всё, что ты сделала?!
— Понимаю… Прощай, Аваро, — девушка с непроницаемым лицом поднялась на цыпочки, поцеловала его в щёку и зашагала в сторону лагеря, не оборачиваясь.
Аваро в растерянности смотрел, как отдаляется успевшая стать такой привычной, такой родной фигурка. Через минуту она исчезла за поворотом.
"Значит, таков конец… Вот так просто".
Зажмурившись и неимоверным усилием отключив голову, парень со всех ног помчался на север. Никогда прежде он не бегал так быстро.