Ребятам пришлось пустить в ход всю ловкость и гибкость, чтобы с вещами переправиться на ступень ниже. Среди скопления елей они наткнулись не то на сторожку, не то на заброшенный наблюдательный пункт, возведённый, судя по всему, сервонскими лазутчиками. Крышу проломил метровый валун, отколовшийся от кромки ступени и разделивший надвое единственную комнату. Из мебели уцелел лишь низкий круглый столик.
— Я не хочу тут жить… — плаксиво начала Ло.
— Ночами, должно быть, ещё холодно, спрятаться от ветра или дождя подойдёт, а завтра начну разбирать эту халупу на брёвна и доски — отстроимся в более подходящем месте. За неделю будет готово — после лагеря опыта хоть отбавляй.
— А что мы будем есть, когда кончатся консервы и сухари?
— Земля вокруг усыпана дерьмом, уже все ботинки измазал, — думаю, это горные козлы постарались. Правда, за ними ещё угнаться надо, Охерн рассказывал, что они взбираются раз в пять быстрее человека.
— Зачем гоняться, если можно расставить ловушки?
— И то верно.
Новосёлы вычистили сторожку от мелких камней, покинутых птичьих гнёзд и скелетиков мышей, сложили сухие ветки перед камином, а прошлогодние листья, наоборот, смели в дальний угол. Природный ковёр годился для утепления пола под ложем, но мог вспыхнуть за считанные секунды. Позже Аваро заготовил тонких брёвен и колышков, установил две хитрые ловушки на козьей тропе, а Ло отправилась на поиски ручья или родника. На этом ярусе ни того, ни другого не оказалось, но выручила полная мутной воды впадина на теле гигантского валуна, выдолбленная падающими с большой высоты дождевыми потоками.
Девушка развела в очаге огонь, прокипятила воду в котелке, забросила туда украденные из лагеря лук, морковку, свеклу и мелко рубленую солонину. К возвращению Аваро незатейливый ужин был готов. После работы на прохладном горном воздухе в аромате простой похлёбки ему почудилось благоухание так и не испробованных яств Верховного.
— Нужно отметить успешный побег. Откупорь-ка большую коричневую флягу. На дне сумки.
— Что это? Бражка?
— Нет, дурында, самое настоящее вино. Даже я такого ещё не пробовал. Прикупил у фермера в предпоследнее своё задание.
— А ты уверен, что побег успешный? Случиться может всё что угодно. Мы снова сами по себе.
— Хуже не будет. Солдат умышленно приучают бояться свободы. Пригуби немного, и страх уйдет.
За полчаса они приговорили больше двух третей фляги, но застолье вышло невесёлым. Аваро заплетающимся языком расфилософствовался о той ужасной рабской участи, которой они, благодаря смелости и расчёту, сумели избежать.
— Свобода свободой, но что дальше? Какое будущее нас ждёт? Ты подумал об этом, притаскивая меня сюда? — неожиданно грубо перебила Ло, раздражённая тирадой.
— Человеку не дано знать грядущее — теперь я это понимаю. Пожелай форфики любому, кто назовётся ясновидящим.
— Не хочу провести молодость в захолустье на краю света, одичать и растерять все таланты. Мои дети будут обречены на то, на что была обречена я в Анатри.
— Ты уже думаешь о детях? Не рановато?
— Люди обязаны об этом думать! Всё живое на земле рождено множиться. Тело бесконечно терзают болезни, малейшая неосторожность причиняет боль, другие существа так и норовят отнять всё, чем владеешь. Когда ты сыт и ничем не обременён, одолевает убийственная тоска, когда погружён в дела — захлёстывает тревога. И лишь моменты, ведущие к плодородию, приносят блаженство и покой. Мир твердит нам: "Ты не важен, никто с тобой не считается, твой удел на все времена — бесчисленные напасти". И пусть твои хилые плечи не созданы вынести их все… Стремись оставить свой след в других, и тогда сможешь коснуться чего-то, что выше грязной и утомительной борьбы за кусок хлеба.
— Прежде не слышал проповедей из твоих уст. Тебя мать этому научила? Или Ширм?
— Нет. Я так чувствую. Нутром.
— Ну что ж, тебе пойдет нянчиться с оравой дармоедов, ухаживать за садом, печь пироги. Довольно умилительная картина.
— К чёрту! Это меня не прельщает. Всё, что требуется, — родить, вернуть одолженное у природы и укорениться в благодатной почве. Запомни, Аваро, мы не есть жизнь, мы лишь её носители. Нам её доверили, и мы должны передать её дальше.
— Должны, обязаны, обречены… Погоди, я правильно понял, что высшим счастьем ты считаешь плотские утехи? — хищно сверкающие глаза Аваро крепко впились в неё.
— А также то, что предшествует этому — любовь, — Ло порозовела и поспешила отвести взгляд.
— Ты говоришь так, словно в этом смыслишь, обладаешь богатым опытом. А мне вот страсть не приносила покоя и блаженства. Такой же источник бед, как и всё прочее. Кроме сна. Полное забытьё и бегство от мира — вот лучшее из удовольствий. Длилось бы оно вечно. Да, я не жизнь… И не смерть, к сожалению. Но вдруг я носитель смерти? Я точно должен передавать её дальше?
— Тебе не идёт актёрство, носитель незрелости. Мне нужно на воздух, — девушка привстала с кучи листьев, покрытой одеялами, но Аваро перехватил её за плечи и усадил обратно.
— Ло, разговоры с тобой частенько приводят меня в замешательство. А иногда и в помешательство… Но мы уже год существуем в довольно тесной близости, так что я позволю себе бестактность и скажу прямо: если хочешь воспользоваться моим телом, чтобы продолжить свой род, я не могу отказать — давай, хоть сейчас! Но этих странных идей я не разделяю.
— Чурбан! Штипо! — завопила она нарочито громко. — Думаешь, я мечтаю о потомстве от такого, как ты?!! Да что ты о себе возомнил! — голос срывался с визга на хрип. — И я не собираюсь делать это сейчас, ясно тебе?! Только самовлюбленный кретин мог настолько извратить мои слова!
Прокричавшись, Ло так резко вскинула руками в попытке освободиться от непрошенных прикосновений, что залепила парню локтем по носу. Извинений не последовало. В тягостной тишине оба демонстративно растащили свои одеяла по разным углам настила, после чего Ло выбежала на лужайку и пропадала где-то целую вечность, а когда вернулась, Аваро прикинулся спящим, хотя за всю ночь так и не познал величайшего, с его точки зрения, блаженства во вселенной. Несмотря на усталость и изрядное подпитие, он вновь маялся тщетностью усмирения настырных голосов стыда и обиды, исступлённо сражавшихся друг против друга на полях его разума. Объявляли перемирие в битве лишь случайные прикосновения тонкой лодыжки Ло к его бедру. Веки парня всё же сомкнулись, когда умиротворяюще тусклый свет начал просачиваться в комнату через дыру в крыше.
Проснулся он с тяжёлой головой. Оделся потеплее, похлебал из котелка и вышел на улицу за водой: бульон только обострил жуткую жажду. По положению солнца Аваро определил, что полдень уже пару часов, как остался позади. Он доплёлся до валуна, но воды в лужице начерпалось всего на полкружки. Ему хотелось вылакать живительную влагу прямо там, вместе с мутью и песчинками, но он заставил себя прокипятить её, потеряв с испарениями ещё треть. Иссушенный организм едва заметил эти жалкие капли.
Аваро обошёл всю ступень, но воды не было, равно как и Ло. Поднялся на ступень выше в надежде набрать и растопить снега, но разрозненные островки отпугивали лежалостью и коричневыми примесями. Такую воду сколько ни фильтруй через бумагу, сколько ни кипяти, шанс отравиться не сведёшь к нулю. Мимоходом парень осмотрел заколоченный портал — со вчера с ним ничего не приключилось, однако смутные сомнения продолжали шершавым языком драить нервы. Он бросился назад к сторожке проверять ключ — тайник не трогали. Вспомнил про бинокль — вот его на положенном месте не оказалось. Невооружённым взглядом трудно было рассмотреть внизу не то что человеческий силуэт, а даже завитки излучин.
После часа гневно-тревожного ожидания Аваро решил спускаться в долину. Внимательно изучил уступ и наметил себе казавшийся сверху безопасным путь, тем не менее, на середине сорвался, с десяток метров проехался по наклонной каменистой стене и ободрал до мяса всю правую руку в попытке затормозить и ухватиться хоть за что-нибудь. Спас скалолаза торчавший голый куст с сильными корнями.
На следующем уступе Аваро услыхал изнурённое кряхтение и подошёл к краю. Ло карабкалась совсем близко, за её спиной болтались непонятно откуда взявшийся бурдюк и плотный мешок, внутри которого что-то трепыхалось. Парень помог ей взобраться и, не дав передохнуть, принялся отчитывать.
— Ты где была?! Теперь о нас знают, могут заявиться с оружием хоть посреди ночи! Добиваешься, чтоб нас на фарш пустили?!
— Пугтруо! Только не здесь, не сейчас. Ещё целая ступень, а я уже готова копыта откинуть. Пока ты бока отлёживал, я столько всего успела! Лучше возьми бурдюк.
Аваро стерпел выпад, принял сосуд и тут же к нему приложился. Вода была удивительно приятной на вкус.
— А в мешке что?
— Увидишь наверху.
Когда они вскарабкались, Ло с тяжким выдохом развалилась на траве, но мешок из рук не выпускала. Его содержимое, ощутив под собой землю, зашевелилось энергичнее. Послышалось недовольное кудахтанье.
— Откуда у тебя курица?!
— Подарили. Соорудишь какой-нибудь загон, или мне держать её вечно?
— Могу отправить её в лучший мир прямо в мешке.
— Нет! Сдурел? Пусть несёт нам яйца на завтрак. На дне мешка есть немного зерна, скоро появятся травы и червячки.
Ло не дождалась, пока Аваро сплетёт клетку из прутьев, и запустила птицу в дом. Сильно бушевать та не стала, но успела нагадить в трёх местах. Им досталась или чрезвычайно отважная курица, или безнадёжно тупая — без малейшего страха давала гладить себя, как покладистая кошка, чем Ло с удовольствием пользовалась.
— Теперь даже жаль сажать в клетку это рыжее чудо.
— Я что зря потратил два часа жизни?
— Зануда.
— Не хочешь объясниться? С чего это незнакомцы так расщедрились? Что ты дала взамен?
— Подарок на то и подарок, что ничего взамен не требуется.
— Это ты так думаешь. Он возьмёт плату позже.
— Какой ещё "он"?! Это была женщина, Флуг, на вид чуть старше Квиеты. Там все удивительно добрые и радушные.
— Уже со всей деревней перезнакомилась? Ну докладывай, разведчик, где мы находимся.
— Знаю только, что посёлок называется Лим. На обратной дороге заглянула в закусочную, где местные коротают время, — опережая упрёки, Ло поспешила добавить, — Просто поздоровалась. Все очень приветливые.
— Сочли тебя аппетитной.
— Мы с Флуг поболтали по душам — к людоедству лимы относятся с крайним презрением, у них свои учения и обряды. Она рассказывала сбивчиво, я мало что поняла.
— Культисты. Фирб предупреждал, что они тронутые.
— С каких пор предвзятые оценки Фирба стали истиной? Хоть бы раз поверил мне! Они совершенно безобидны.
— Как скажешь, но больше без меня в долину ни ногой.
***
Постройка нового жилища из брёвен сторожки заняла две недели — Аваро малость переоценил привитую лагерем сноровку. Выбор пал на уютное местечко у более пологого и крепкого теневого склона, где дом был с двух сторон укрыт от ветра и посторонних глаз скальными выступами. Ло совсем не помогала: обычно девчонка просыпалась раньше и отправлялась в долину, пока ничто не могло воспрепятствовать. Она помнила каждый уступ, каждый камешек и раз за разом преодолевала спуск-подъём всё быстрее.
Едва Аваро закончил со стенами и крышей дома, как бросился рыть яму во дворе, где скальные породы покрывал полуметровый слой почвы. Откопал и перекатил мешавшиеся глыбы весом под центнер, выложил борта тщательно подобранными мелкими обломками, натаскал с нижних ступеней сероватой глины и обмазал стенки изнутри. После первого же ливня бассейн наполнился до краёв — отпала нужда спускаться в долину, чтобы утолить жажду или искупаться. Ло, разумеется, похвалила зодчего, но исчезать поутру не перестала. Устав бороться, Аваро решил поручать ей покупки самого необходимого, но, к его досаде, внизу принимали только монеты, а сервонские бумажки даже в руки брать не хотели — ценность компенсации за ранение уменьшилась втрое.
Пару раз Ло звала друга с собой, намекая, что он желанный гость внизу, и им давно интересуются местные жители, наслушавшиеся историй о совместных приключениях двух отчаянных детишек. Аваро категорически отказывался — из принципа или плохо сознаваемой ревности.
Когда тайная обитель близилась к завершению, Ло внезапно озаботилась меблировкой. Причиной послужила кровать, вызвавшая у девушки бурный протест своей двуспальностью. К концу второго часа препираний и взаимных оскорблений, столяр-новичок всё же смог убедить её, что на две койки не хватит ни места, ни приличных досок. Домик и правда вышел кукольно крохотным, даже меньше исходной сторожки. Внутри кое-как уместились столик, лавка, камин, комод для вещей и инструментов и, собственно, сама кровать, на которой двое размещались без должного простора.
Весна давно обуяла долину, но до плато во всём своём великолепии добралась на месяц позже. О численном измерении времени напоминала Ло, а ей, в свою очередь, новые знакомые, для Аваро же оно потеряло значение с тех пор, как исчезли надзиратели. Девчонка уже не так пылко рвалась вниз: горные луга украсили ярко-оранжевые двойники роз на коротких тонких ножках без шипов, маки и лиловые в белую крапинку распускающиеся бутоны в форме приоткрытого рта с усиками и будто высунутым языком. Появились бабочки, по скалам ловко прыгали птицы с неприглядными головками, но завораживающе алыми с черной окантовкой крыльями, то и дело попискивали из расщелин забавные шарообразные зверьки — нечто среднее между зайцем и бесхвостой мышью; горных козлов стало до того много, что они, не страшась, паслись у дома и порой жертвовали жизнями ради сытного пикника его обитателей. На фоне горной пестроты и живости долина померкла до мрачности: вскоре после полудня на неё наползала тень и разрасталась с каждым часом.
Над склоном же солнце зависало подолгу — Ло пристрастилась нежиться на тёплом гладком валуне в одной лишь короткой сорочке, отчего кожа её сменила оттенок с молочного на персиковый. В самые тёплые дни она отваживалась запрыгнуть в бассейн, но миг спустя с пронзительным криком выскакивала оттуда плотно облепленная мокрой тканью, гибкая, влекущая. Аваро выбегал из дома, ругался для виду, и, поглядывая исподволь, вручал своё одеяло, чтобы беспредельщица укуталась и согрелась. Частенько высохнуть до темноты оно не успевало, и незадачливый ухажёр всю ночь дрожал под влажной шерстью, но раз за разом безропотно следовал правилам игры ради краткого приобщения к запретной красоте.
Ло о существовании "правил" не догадывалась, или, по крайней мере, делала вид, чтобы оставить за собой право их нарушать. В начале третьего месяца весны она снова сбежала в долину, не соизволив дождаться пробуждения Аваро. Он разозлился, но приутешился яичницей с пряными травами, угодливо оставленной в горшочке на углях. Новый приступ гнева настиг его, когда солнце клонилось к мнимому горизонту — плоской крыше соседней горы. Закат от непролазной тьмы отделяло больше полутора часов, но прежде Ло не задерживалась внизу допоздна. Аваро сел на траву, отбросил мысли и пристально уставился в небо.
Солнце скрылось. Ждать дольше нельзя. Он переоделся (не отдавая себе отчёта, зачем) в самое приличное, что было — форму охотника, рассовал по карманам монеты, нож, ключ. Глянув в бинокль, наметил кратчайший путь до посёлка и приступил к спуску.
"Ей не сдобровать. Как и любому психу, который рискнёт помешать".
Через боль от острых камней и страх высоты он прыгал с уступа на уступ, уворачивался от им же порождённых обвалов и съезжал на копчике там, где головокружение от крутизны склона было выносимым. Когда носок ботинка наконец коснулся плоской устойчивой поверхности, Аваро выдохнул с несказанным облегчением. Он вернулся в свою стихию — тут скорость переставления ног что-то да значила.
"И как только Ло умудряется проделывать подобное изо дня в день?! Я мог умереть раз десять".
Сумерки плотно обволакивали долину: пушистые сосны и высаженные в ряд ягодные кусты, нагромождения камней и рукотворные ограды, муравейники, навозные кучи и рыхлые горки у кротовых нор просачивались друг в друга, и отличить их можно было только по фактуре.
Блеск и струистость — река. Вдоль неё Аваро и пошёл, отклонившись от намеченного маршрута. Вот он оступился и промочил ноги, вот собрал лицом паутину, вот получил веткой в левый глаз, но правым узрел слабый свет на другом берегу. Через неведомое число шагов выплыл из черноты деревянный мост, широкий и крепкий.
Огоньки колыхались в окне глиняного дома, стоявшего несколько в стороне от посёлка на потеху всем ветрам. Тот, кто его построил, явно ценил живописные виды больше уюта. Скруглённые шероховатые стены навевали мысли о гнезде ласточки-переростка или кривобокой вазе за авторством начинающего гончара-исполина. Забравшись на пригорок, Аваро понял, что дом на этом берегу совершенно одинок. Вдали среди деревьев тоже понемногу загорались окошки, но свет отсюда казался холодным, негостеприимным. На входной двери красовалась фигурная табличка из той же глины с вдавленными буквами, начертание которых было нетипичным для мезаяза, но всё же читаемым: Азилон.
"Опыт подсказывает, что места с таким названием не заслуживают доверия".