Стоит ли говорить, что Аваро обыскал каждый куст в радиусе десяти километров, каждую расщелинку в скалах, каждую вершину, даже вглядывался в дно заводей и омутов.
Из пещеры пропали все корзины, несколько орудий да пара шкур. Разве бросают большую часть скарба, когда уходят с концами? Только ведь речь о потомке аборигенов — для него обзавестись новым раз плюнуть. Лишь бы не совался в недра пустыни… В пустыне ребёнок погибнет, если даже взрослый чудом избежал смерти.
В мыслях царила полная неразбериха.
"С ним случилась беда! Зверь напал, утащил в логово!"
Сам Аваро не встречал в округе хищников страшнее карликовой лисы, но в пещере хранились потрёпанные шкуры пятнистого волка и рыжей кошки со здоровенными лапами и когтями.
"Нашёл другой портал и заблудился на той стороне!"
Признавать очевидное: что от него улизнули — хотелось меньше всего. Но деваться некуда.
"Снова тот, кого считал другом, ушёл в неизвестность, снова не попрощавшись. Это случается со всеми, или я особенный? Как же! Одержимый беглец. Был им. Но первыми уходят именно они, ранимые улитки. Ползут так, что глазом не приметить движения, — уверен, что никуда им от тебя не деться, а стоит отвернуться, отвлечься, замечтаться, как останется только липкий след, блестящий на солнце. Он ведёт в сырые кущи и быстро обрывается. Разошедшись с улиткой, ты вряд ли увидишь её, ту самую, вновь, ведь домик улиток всегда при них — куда спешить, зачем возвращаться? Но одна вернулась, пусть и не ко мне. Странные, странные улитки. А я… Я бы душу продал за такой домик! Ещё имелась бы она…"
— Спорить глупо: я редкостная сволочь, но виноват не я один! Слышите?!
Делёжка вины, впрочем, приносила боль вместо облегчения.
На третий день розысков и суетливого ожидания Аваро осознал, что достаточно наотдыхался. Наговорился, намудрствовал, а после наворотил всякого. Пора и в путь. Здесь больше ничто не держит. Куда дальше? Не ему это решать. Есть гора, есть река — есть высота и есть проторенная дорожка к ней. Рассуждения излишни.
Он сплёл корзину и сложил всё, что могло пригодиться. Позаимствовал из пещеры десяток шкур, в том числе кошачью, которую повязал на себе чудаковатым способом: передние лапы обнимали шею, а задние, скреплённые брошью, обвивались вокруг талии. Если память ему не изменяла, в Фосе кошек с похожей шерстью и кисточками на ушах звали линко. Аваро по-прежнему нравились имена на букву Л. Остальные шкуры он прошил нитью из волокон крапивы — получилось добротное одеяло, под каким можно спать без костра. С каждым днём в предгорной равнине прибывало тепла, но сами горы — совсем другое. Снежные шапки и не думали уменьшаться. Захватил он с собой и охапку угля: при взгляде с гряды склоны казались абсолютно голыми.
Близ реки всегда была пища для непритязательного желудка, и первые два дня путешествия прошли с комфортом. На третий всё усложнилось: растительность редела, воздух холодал и хуже насыщал лёгкие, а берега становились до головокружения крутыми и обрывистыми — сорваться с таких и выжить мог рассчитывать только дурак или баловень судьбы, что, в сущности, одно и то же.
Ночью Аваро испытал на себе всю прелесть заморозков вблизи быстрой воды, когда ледяной туман поднимается на метры, а после оседает на коже и одежде моросью. До захода луны он истратил весь уголь и лежал подле стынущего пепелища, закутавшись в одеяло с головой. Дрожь со сном несовместима, и, чтобы хоть как-то отвлечься, Аваро стал припоминать слова песенки, что горланили ребята из галт-отряда под конец испытания. В уме всплывал лишь один куплет — он напевал сначала вполголоса, а затем повторял всё громче, переходя на надтреснуто бравурный крик и наслаждаясь подпевкой эха.
Обтянут алым шёлком ладный старенький обоз,
Мы будем первыми на тракте без тоски и слез.
И не фальшивь мне про наследие на полпути —
Грошовый рай сквозит, от сглаза шторку опусти.
Вскоре голос от колючего холода сорвался и захрипел. Пение прекратилось, а вместе с ним иссякло воодушевление. В ушах тоненько звенело, даже не так — свистело, хотя ветер давно ослаб. Внезапно трели укоротились. Аваро заткнул уши, и звук почти исчез — он точно шёл извне. Для птиц слишком монотонный, безыскусный. Иногда сходным образом пищат сурки, приветствуя утро, но темноте расступаться было рано. Свист то растворялся в шуме реки, то снова пробивался сквозь него.
— Бружиго-о-он! Это ты?!
Ритм не изменился.
"Вряд ли человек, если это он, мог разобрать слова с такого расстояния".
Аваро хотел вскочить с насиженного места и пойти на звук, однако рассудок пока не вполне его покинул. Полагаться на обманчивый слух во тьме, коченеть на морозе, лазить по обрывистым скалам на ощупь — извращённый вариант самоубийства.
Да и почему обязательно Бружигон? Кто угодно мог сделать свисток: бандит, людоед, солдат, культист. Клюнуть на приманку и стать жертвой, добычей, пленником — сама по себе перспектива эта нынешнего Аваро страшила мало, но в истый ужас вгоняло будущее во власти таких же докучливых одержимых. Оставалось ждать рассвета.
***
Часок-другой всё же удалось поспать. Аваро не переставал дивиться скачкам температур: яркий луч, просочившийся через грубые швы одеяла, прямо-таки выжигал веки. Грудь под рубашкой взмокла. Скинув шкуры, путник напряг слух. Одно лишь журчание.
"Стоит ли снова вопить?"
Если на него нападут или попытаются схватить, он сам себя прикончит — быстро и безболезненно. План в наличии, значит, бояться нечего.
— Бружигон, Бружигон, ты прекрасен и умён, и хозяйственен, и чист — жаль, не девушка, а глист! Ну же, дай знак. Долго ещё дифирамбы петь?!
Свистун отмалчивался.
Аваро заприметил смотровую площадку на подъёме к одному из ледовых пиков: большая часть горы оттуда должна быть как на ладони.
"Подбираться к ней с корзиной наперевес слишком рискованно: один чёрт придётся бросить её на предпоследнем уступе. Лучше припрятать вещи здесь. Справиться бы со спуском: он всегда жутче, чем слепое восхождение".
Через два часа запыхавшийся скалолаз стоял на обрывистой площадке — взору открылась величественная панорама предгорной долины, а вот подножие, отроги и склоны оглядеть можно было, только приблизившись к узкому краю. Потеря равновесия обернулась бы полётом с двухсот метров, так что Аваро решил не пушить хвост — лёг на живот, подполз и свесил голову. На дальнем уступе по правую сторону от реки, который виднелся едва на половину и к которому спуска отсюда природой не предусматривалось, глаз зацепился за одинокую, скривлённую ветром, но могучую сосну. Единственное дерево во всём обозримом пространстве, а под ним — нагромождение потемневших досок, давным-давно бывших чьим-то укрытием.
“Жильё! Старое и разрушенное, но за горой наверняка остались города или хоть что-то, созданное человеком".
Раздался свист — сперва отрывистый, затем протяжный. Куда громче, а значит, ближе, чем ночью.
— Где ты, чёрт возьми?! — заорал парень сердитым басом.
К сосне из тени выплыла крохотная меховая фигурка с ладонью у рта.
— Бружигон!!! — больше не труся, Аваро выпрямился во весь рост. — Пугтруо! Ты зачем слинял? Поднимайся ко мне! Отсюда и до вершины легко — вместе глянем на ту сторону.
Мальчик заметил его и махнул рукой, зазывая к себе.
— Прошу прощения, любезный, но меня не больно-то тянет спускаться, чтобы потом лезть обратно! Разве тебе не любопытно? Вдруг там новый мир, люди иные?!
Радостный Бружигон ещё раз поманил, свистнул три раза и скрылся за выступом скалы.
Аваро понятия не имел, как перелезть на тот отрог, а пик — вот он, и путь туда очерчен: ясно даже, на какие камни ступать, обходя ледник. Но что он увидит с вершины? Другие горы? Поля, леса, озёра, реки, может, даже дома и города — только это уже было. Вместо мужчин, женщин и детей — точки, подобные муравьям. Оракул будет знать наперёд все их траектории, но так и не разглядит ни единого лица. Припас ли мир хоть что-то поистине удивительное для искушённого скитальца? Без проверки, как водится, не узнать.
"Ох, а проверок-то сколько учинено… Гори оно всё…"
Спуск к месту ночёвки оказался пустяковым. Уступ Бружигона располагался гораздо правее, в тени другого, куда большего — отсюда разве что верхушка сосны виднелась. Подступиться к нему проще с совсем другого бока горы — петлять далеко и долго, но Аваро не сомневался, что осилит. Разучился бегать, зато постигтонкости восхождений.
***
— Я мысленно уже тебя похоронил, бубачо!
Увидев, чем абориген занимался на уступе, Аваро всецело уверился: выбор сделан правильный. У теневого края обрыва лежала склеенная заново дверь. Светлым выделялась заплатка из среза сосны с резьбой, почти не уступающей исполнением оригиналу.
— Ты сумел её починить! Аж на гору затащил! И ждал меня?! Дурень! Мог бы сразу позвать за собой, не оставляя наедине с чувством вины.
Хотелось наругать сорванца ещё пуще, но в памяти вспыхнули фразы последнего разговора с Ло, и Аваро осёкся. Малец знает его лучше, чем он сам.
В ответ Бружигон, улыбаясь, пожал плечами. Восторг фосца сменился привычным скептицизмом.
— Ты герой, но… Портал из разных частей, к тому же изначально чужого авторства точно заработает? Легенды гласят, будто на создание одного у мастера могло уйти полжизни.
Молчание.
Аваро коснулся полотна и ручки, покрутил по-всякому. Дверь как дверь.
— Ну что ж, развлекайся. Буду с тобой здесь столько, сколько нужно. Тайком не сбежишь.
За минувшие шесть дней Бружигон успел соорудить просторный шалаш из старых досок, на многих даже гвозди сохранились. Утеплил со всех сторон сосновыми лапами, наладил сбор воды с влажных скальных стен. Затруднения вызвала разве что еда — припасы охотника пришлись кстати. Сам он, утомлённый лазанием, улёгся в шалаше, но вздрагивал каждые полчаса и выглядывал наружу, проверяя, не бросили ли его снова. Нет: мальчик по-прежнему сидел на краю и мирно обтёсывал заплату. К вечеру сон стал затягивать глубже, и прерывать его удавалось с переменным успехом — Аваро больше не высовывался, доверял ударам инструментов. Тук-тук-тук. Кто бы мог подумать, что эти звуки будут его убаюкивать и окунатьв подзабытое чувство покоя.
Запах жареного защекотал ноздри. Пришлось вставать и налегать на хрустящих ящериц. Было уже темно и холодно, но высокий костёр заменял солнце и уютно потрескивал. Даже посидеть на жёстких камнях не довелось: юный мастер сколотил длинную лавку из досок. Объевшись и с довольным видом схватившись за живот, он залез в шалаш, а Аваро растянулся на лавке и глядел на звёзды, покуда не прогорели сосновые дрова, и налетевший ветер не загнал под крышу.
Тук-тук-тук. "Рановато Бружигон принялся за работу. Посплю ещё".
Следующее пробуждение случилось от тычка пальца точно в шрам на шее.
— Ммм?!
Мальчишка указал наружу, но выход из шалаша прикрывали сосновые ветки, из-за которых проглядывали только угольки вчерашнего костра. Туго соображающий спросонья, Аваро накинул шкуру, приколол брошью и медленно выполз из согретого дыханием укрытия, пересчитав головой опоры.
— Это что?! Для кого?! — опешил он от увиденного.
Как обычно, Бружигон воздержался от разъяснений, но когда Аваро попробовал отодвинуть ЭТО от края, тот схватил его за рукав и оттащил.
— Да-да, я знаю. Порталы соединяют исключительно точки пространства, соприкасавшиеся в прошлом, но неужели нельзя было сдвинуть на шаг назад?
Абориген помотал головой.
— Петли из гнутых гвоздей, конечно, впечатляют, но что насчёт поставить вертикально?! Сделаем по обычаю заборчик: настругаем кольев из сосны, укрепим досками.
Недоумённая мина.
— Можно хоть за ручку потянуть?
Кивок.
Дверь открылась с трудом: самодельные петли не останавливали створку на ребре — приходилось придерживать рукой, чтобы она, нависая над пропастью, не утащила вниз своей тяжестью и ящик, к которому крепилась. Ещё вчера этот гробик был лавочкой. Аваро вгляделся в зазор меж досок дна: та же каменистая земля, что и под ногами.
— Она работает в одну сторону? Только для того, кто находится внутри?
Бружигон подтвердил догадку.
— Сам-то проверял? Нет?! Серьёзно?! Откуда тогда знаешь, что вообще работает?
Вместо ответа творец с лукавой рожицей развёл руками.
— Если ты ждёшь, что я полезу туда первым, то заявляю со всей возможной категоричностью: я пас.
Резко захлопнув дверцу, Аваро демонстративно уселся на неё.
Абориген не выглядел расстроенным: порубил несколько досок на дрова, а затем полез куда-то вниз. Старший тут же подорвался за ним.
— Идём назад, к пещере? Вещи брать?
Мальчик пропускал вопросы мимо ушей. Он остановился на выположенной площадке и устроил охоту на жучков. Набрав полный карман, вернулся к шалашу.
— Вместе мы уже никуда не отправимся? — с грустью сообразил Аваро.
Бружигон неловко тряхнул головой, как если бы собирался кивнуть, но быстро спохватился и замаскировал движение.
— Кто ты, чтобы это решать? Несмышлёныш. Будто кровь в твоих жилах сама по себе источник мудрости, всевидения и колдовской силы! Я в эту чушь больше не верю. Останусь с тобой и точка. Буду следовать по пятам — привыкай. Я умею петь песни, сочинять дразнилки и рассказывать истории, а тебе всего-то надо выучить язык, чтоб оценить их по достоинству. Глядишь и расхочешь от такого спутника избавляться.
На лице Бружигона цвела улыбка: то снисходительная, то тёплая, то задумчивая — во всяком случае, так её толковал собеседник.
— Ты меня понимаешь?
Мальчик долго-предолго качал головой, а когда устала шея, разразился оглушительным гортанным смехом. Он хлопнул Аваро по плечу и направился к ящику. Встал у "изголовья", открыл дверцу и, подпирая её левой рукой, правой приглашающе забарабанил по дну, как приманивают котов.
— Скучать хоть будешь?
Плавно прикрыв веки, Бружигон прижал все пять пальцев ко лбу и склонил голову. Фосец отзеркалил его жест.
Ящик оказался не по росту, зато достаточно глубоким, чтобы согнуть колени. В надежде вновь рассмешить мальца Аваро сложил руки на груди крест-накрест, но проводник уже набросил вуаль серьёзности. Прищуренные глаза источали умиротворённую сосредоточенность — она передалась и провожаемому, рассеявшись, только когда навалилась темнота.
Не кромешная, но давящая. Бьющее по ушам судорожное дыхание. Каждый выдох разбивался об дверь и спёртый воздух моментально возвращался назад. Аваро чувствовал свой страх как нечто материальное, что можно пощупать, потому ласково взял его за шкирку, словно нашкодившего, но любимого питомца, и выставил из разума.
— Бружигон! Ты здесь?
Мальчик постучал по двери, навалился, а в следующий миг Аваро лежал на боку — лицом к пропасти. Сколько же сил у этого существа! Колени ощущали невесомость: край ящика болтался в воздухе. Лишь закрытая дверь и неподвижность отделяли от падения. Сзади послышался скрежет камня о дерево — строгий проводник подпёр ящик булыжниками. Замигал свет: лежавшая поверх досок ладонь медленно скользила прочь.
Шаги Бружигона, поначалу отчётливые, звучали глуше, дальше, призрачнее. Всё во вселенной замерло на излёте.
"Когда будешь готов," — успокаивал сердцебиение отбывающий, но времени не терпелось продолжить свой бег, и оно снисходительно шепнуло подсказку.
"Когда соберёшься с духами…"
Аваро открыл дверь
***
Коль Вы, читатель мой любезный, —
А я иного, чем на Вы, к дошедшему до сих страниц
Уже не мыслю обращенья,
Хотя и не пада́ю ниц —
Скорейшего желали б продолженья
Истории незавершенной
(Но спело вызревшей, не дав покоя
Плантатора уму, —
Уже б вовсю закатывать варенье,
Да вот неясно: уплетать кому?),
Вознаградите пряльщика сего творенья
Докуда это вмоготу:
Неоднократным к тексту возвращеньем,
(Листайте раза три любимую главу!);
Заглавным пальцем, вверх подня́тым;
Ласкающим мой взор усталый
Словцом уютно непредвзятым.
Вклад значим сколь угодно малый:
Постом, рублём ли, али евроцентом…
Аристократ, достойных всех регалий,
Катарсис славит пуще дивидендов.
Великий Гугл да поможет
Заблудшему в строю убожеств
Облегчить Путь
Хоть чем-нибудь.
Больше книг на сайте - Knigoed.net