Аваро уже третий час безрезультатно бродил по лесу. Его мутило от запаха подтухшей коровьей печени в мешке за спиной. В первоначальный план Ширм внёс правки: хоть и согласился не брать собак, чтоб не распугивать зверей, но от быстроногого новобранца требовал только приманить волка, скормить ему мешок мяса, а пока клыкастый будет с ним разделываться, медленно отойти и подать сигнал ожидающим всадникам — завыть. Если волк испугается и драпанёт, тогда уже погонщик мог его преследовать, выдерживая дистанцию. Лук брать запретили.
…Видимость в густом лесу низкая, издалека не попадёшь, а с десяти метров атаковать — почти самоубийство: одна стрела едва пробьёт шкуру. Пока достанешь вторую, разъярённый хищник уже будет у твоего горла… — инструктировал Ширм на утреннем собрании.
Всё это время Аваро думал о побеге, но чем глубже забредал в лес, тем всё меньше верил, что сможет уйти далеко без карты и припасов. При себе у него были кинжал, четыре метательных ножичка, верёвка с петлёй и мешок смердящего мяса, съесть которое он согласился бы разве что за подробную карту не только Сервона, а всего мира. Или за правдивую историю происхождения дверей. За то, чтоб никогда не знать Ло. Но с последним он не был так уверен: всё-таки мясо пахло омерзительно.
Аваро решил поменять тактику: теперь он отрывал по маленькому куску печёнки и кидал в траву через каждые пятьдесят шагов.
"Так волк быстрее учует приманку, пойдёт по мясному следу и приблизится с нужной стороны".
Когда в мешке осталась четвертина, охотник услышал треск дерева и замер на месте. Звук не утихал. Он опустился на корточки и вгляделся в серую гущу. Что-то дёргалось справа, скрытое кустами. Прежде чем завыть, Аваро должен был убедиться, что это не птица или кабан, иначе весь день потрачен впустую.
Он крался почти бесшумно, но уже через пару шажков треск сменился хриплым рычанием. Сердце забарабанило где-то в глотке, мешая ровно дышать. Охотник медленно достал из мешка кусок печени и кинул перед собой — зверь принюхался, шурша ноздрями, но не подошёл. Треск продолжился. Ноги Аваро начинали затекать, а волк всё не спешил показываться.
"Чем дольше пробуду во власти страха, тем труднее дастся малейшее движение в сторону опасности. Волки трусов любят только на обед".
Он заставил колени распрямиться и подошёл к источнику звука, не кроясь. Метательный нож был наготове. Зверь лишь мельком глянул на него и продолжил с упоением вгрызаться в бревно, превращая его в труху, даже пытался проглотить оторванные щепки. Достав ещё один кусок говядины, Аваро медленно положил его на землю в двух метрах от животного. Никакой реакции. Волк выглядел жалко: рыжеватая короткая шерсть была осыпана репейниками, челюсть не смыкалась до конца и свисала чуть набок, жёлтые зубы казались тупыми и стёртыми. А главное, морда — короткая и широкая — укрепляла подозрения, что никакой это не волк.
— Ты как тут оказался, псина? Отбился от наших на вчерашней облаве?
Собака в ответ на речь прекратила жевать древесину и безразлично уставилась в землю.
"Лагерных псов хорошо кормят, а у этого рёбра торчат. Да и грязи столько на себе собрать за ночь невозможно".
Аваро пребывал в растерянности. Он условился со всадниками, что подаст сигнал при встрече с волком. Значило ли это, что нужно бросить тощего пса в лесу и продолжить поиски? А если Зоргат перепутал, и никакого волка не было?
Решение накинуть на собаку петлю, привязать к дереву и отправиться дальше показалось единственно верным. После охоты он вернётся и отведёт животное в лагерь.
Аваро вынул верёвку и стал примериваться для броска. Обращение с арканом в боевую подготовку не входило, а потому парень сомневался, что попадёт с первого раза. Пёс, почуяв угрозу, оскалился и стал пятиться назад. Из его пасти доносились бульканье и скрежет, как от прикосновения наждачки к ржавому металлу.
Бросок. Петля летела прямиком на шею, но зверь бойко отпрыгнул, рванул к охотнику и, сверкнув клыками, впился в его ботинок.
— Так это всё же ты — кусака! Пусти, сейчас же!
В попытке скинуть щуплую тушку охотник тряс ногой и подтягивал к себе верёвку. Убивать собаку он не хотел, но слюнявые зубы уже продырявили башмак насквозь и щекотали ступню — в отчаянии Аваро завыл. Собака подняла на него стеклянные глаза, перестала теребить ногу, но челюсти не разжала. Он уже почти затянул петлю на её шее, когда послышался топот копыт. Всадники были совсем близко. Пёс тут же вырвался и помчался в противоположную от звука сторону, Аваро — за ним, продолжая выть на бегу. Животное оказалось неожиданно резвым: парень порой терял его из виду и двигался на чутье, выдавливая из себя всю механически возможную прыть. Заныл бедренный сустав, дыхалка подводила — перерыв в тренировках давал о себе знать, но Аваро чувствовал, что при нужде достиг бы предельной для живых скорости и после десяти лет простоя, словно его навык был заслугой разума, а не тела.
Насколько быстро убегала собака, настолько скоро она выбилась из сил. Не стала искать укрытие, а просто ковыляла, с трудом передвигая лапами, пока не застыла на месте. Будто и не заметила веревки, затянувшейся на шее, не проявила ни страха, ни злобы перед Аваро.
"Может, уже признала меня хозяином?"
Он потянул за импровизированный поводок, но собака сильнее упёрлась лапами в землю и снова захрипела. Вскоре их догнал Ширм с помощниками — второгодками. Вид лошадей что-то пробудил в голове собаки: с глаз исчезла мутная поволока, они увлажнились, загорелись, налились кровью. Она даже разразилась сиплым подобием лая, лихорадочно завиляла хвостом.
— Так это и есть тот "волк"? — надменно крикнул второгодка, с которым Аваро добирался до леса в одном седле.
— Больше я никого не нашёл. Собака крупная, лес тёмный. Зоргат мог и барсука принять за волка, зная его склонность к преувеличениям.
— Она на тебя напала? Ты ранен? — перебил Ширм.
— Нет, пострадал только ботинок.
Ширм с минуту отрешённо глядел на разорванную штанину и прокушенную обувь.
— Что ж, ребята, доставим пса в лагерь на опознание. После шума, что мы подняли, в дальнейшей охоте мало смысла. Так держать, Аваро.
— Не могу её с места сдвинуть, заартачилась.
— Неважно. Собака одичавшая, агрессивная — ограничимся двумя пострадавшими. Жаль, но живой вести её в лагерь мы не имеем права. Не волнуйся, я сам её умерщвлю.
— Это же собака! Просто собака! За что вы хотите её убить? Она напала, когда я пытался её поймать — ожидаемая реакция. Бьюсь об заклад, что Зоргат её спровоцировал! Он этим хвастался!
— Чего раскудахтался? — вмешался другой второгодка, — Ты солдат, или кто? Мы сто раз охотились на кабанов, что-то тогда я не слышал нытья в защиту зверей. Ради вкусного мяска готов поступиться сердобольностью? Ты же не местный, из дикарей. Ваши что ни день людей потрошат, а ты с нами в праведника играешь?
— Угомонись! И повзрослей, — приказал Анж помощнику, — Слушать тошно. Аваро, отойди, ты в этом не участвуешь. Моё решение не обсуждается.
Стоило Ширму вынуть ногу из стремени, как собака кинулась к его лошади, будто уловила суть перебранки. Аваро дёрнул верёвку, но пёс успел цапнуть за ногу коня, тут же вставшего на дыбы. Анж чудом удержался в седле.
— Кадавр! — выругался командир, — Держи крепче, парень.
Утихомирив лошадь, он лихо выпрыгнул из седла и достал нож. Проворно захватил под локоть шею пса и с силой сжал его челюсти. Пёс заскулил, но сдаваться не собирался: бодался, извивался, прыгал, бил лапами. Аваро подмывало отпустить повод.
"Пусть хоть в клочья разорвёт Ширма! Так справедливее".
Он решался слишком долго. Генерал всей тяжестью массивного туловища прижал пса к земле и всадил нож точно между третьим и четвёртым ребром. Борьба мгновенно прекратилась. Ширм даже не запачкал манжетов белоснежной рубахи — умелая и аккуратная работа. Казалось, он проделывал подобное сотни раз. В мёртвых глазах собаки застыло больше пыла и неукротимости, чем имелось у любого из солдат отряда.
Командир выхватил верёвку из рук оцепеневшего Аваро и передал её второгодке.
— Привяжи к седлу, и выдвигаемся.
— Хотите протащить его по всему лесу? Это чистой воды надругательство! Вы настоящие палачи!
— Это необходимость. Прикуси язык, — отрезал помощник Ширма.
— Позвольте завернуть его в мешок! Повезу на руках.
— Ты со мной в одном седле приехал. Мне за спиной не нужен труп грязной шавки. И тебя хватает.
— У командира из-за неё лошадь хромает, надо разгрузить беднягу, а то до стойла не дойдет. Анж, залезайте ко мне. Как видишь, новобранец, места для тела нет.
— Поехали, Аваро. Собака мертва, ей всё равно.
Весь обратный путь парень оглядывался назад и наблюдал, как взлетает на кочках и снова погружается в грязь перекошенная собачья морда. Левый глаз почти вылез из орбиты, но правый по-прежнему яростно сверкал.
В лагере к ним быстро сбежалась публика. Кто-то ужасался развороченной тушки, другие смеялись над "грозным зверем". Ло тоже была здесь, но держалась позади и избегала прямого взгляда в сторону Аваро. Послали за Зоргатом.
— Да это же наша Дорлота! — послышалось в толпе.
— Точно-точно.
— Глаза разуйте, вон она, Дорка, под деревом развалилась. Не лагерь же охранять. К тому же это кобель.
— Постойте-ка, — нежданно воскликнул единственный третьегодка, — Эй, Корф, помнишь, два года назад Дора ощенилась? Один только выжил, да лучше б подох. То и дело в провизию нос совал, дрессировке вообще не поддавался. Я его отравить собирался, да не успел. Пропала псина. Видать олух какой-то подальше в лес отвёл — и вот он результат.
— Ничё я не помню, два года назад только в лагерь заехал, не до того было.
— Память твоя дырявая, я ж с тобой это обсуждал.
Зоргат доковылял до Ширма, нарочито хромая.
— ЭТО твой волк?
— Не… Тот здоровый был, страшный, пасть с мою голову.
— Уверен?! — в низком голосе Ширма послышалось нечто давящее, если не угрожающее.
— Ну, не знаю. Может, подстёрся, пока его волочили, зубы растерял, усох. По окрасу похож, глаза вроде те же, злющие.
— Это вообще не волк, болван! — сорвался помощник командира, — За ложное донесение ответишь.
— Да как их разберёшь вообще? Кидался на меня, что медведь разъярённый!
— О как, уже и медведи у него вылезли.
— Чё к словам цепляешься? По-твоему, лучше б я молчал? Чтоб эта тварь больше людей поранила? Рассказал, как видел.
— Угомонитесь, — мягко скомандовал генерал. — Зоргат всё сделал правильно. Охоту прекращаем, но меры предосторожности остаются в силе, раз нет уверенности в показаниях. Ло, где ты? Если не сложно, составь отчёт со слов участников.
— Конечно.
Ширм удалился перевязывать рану лошади. Солдаты разошлись по делам, а труп оставили валяться под кустом. Аваро смотрел на него неотрывно, затем взял лопату и вырыл глубокую могилу. Напоследок он прошептал:
— Надо было отпустить поводок. Прости.
Он ждал, когда Ло явится к нему с вопросами, но девушка так и не подошла. Отчёт обошёлся без показаний приманки.
***
— Верховный правитель есть центральная фигура циркулярного градоустройства, на чьи плечи всецело ложится тяжкое бремя охраны многовековых законов от попрания и извращения внешними силами. Он единственный вправе рассудить и указать ближайшим звеньям на заведомо вредоносные вмешательства в закономерное жизнепротекание градогосударства…
Охерн второй час зачитывал подопечному выдержки из "Судеб предводителей" — одной из самых старых и, вероятно, самой скучной книги в библиотеке. Монотонно-нравоучительный голос Малька только усугублял уныние — Аваро зевнул восемь раз за минуту. Последние недели старик был его единственным собеседником, да и то вынужденным. Всё свободное время до и после посещения наставника парень тренировался и работал наравне с новичками, чтобы избавить себя от необходимости слушать лагерную болтовню, а вечером мгновенно проваливаться в сон.
— Как хоть зовут нашего предводителя? Ни разу не слышал, чтоб его называли по имени.
— И не услышишь: этим мы подчеркиваем, что Верховный правитель — титул безличный. Это отсеивает подлецов, стремящихся к власти только ради вечной славы и почитания.
— То есть простой народ даже не знает, кого винить, к кому идти, когда в Сервоне происходит беспредел?
— Такого не бывает. Генералиссимус — всего лишь элемент безупречно отлаженной системы. Кто бы ни занял эту должность, граждане Сервона неизменно процветают. Они не переживают о смене правителя, более того — они совсем не думают о политике и силы направляют на собственные дела, что всем идёт на пользу.
— Кто и как решает, кому отдать титул?
— Простая калькуляция. Думаешь, мы отчёты от скуки да безделья строчим? Каждая, даже самая скромная бумага обязательно вкладывается в единый годовой отчёт. Тот, чьё имя на год смены правителя упоминается в отчёте чаще прочих, очевидно, оказывает мощное влияние на события настоящего и грядущего. Этот человек и заслуживает титула. Подсчитывают старшие генералы, только им достоверно известно имя Верховного. Я, кстати, знаю, но разглашать его запрещено.
— А если кто-то захочет подтасовать результаты? Или будет писать ничего не значащие отчёты каждый час?
— Разумеется, все отчёты проверяются. И не раз. Твоё недоверие оскорбительно: наделены правом сдавать отчёты только генералы, а в Сервоне бесчестный человек генералом не станет никогда. Радуйся, что я наставник и мягкосердый старик, озвучь ты такое в высоких кругах, на месяц бы отправился поля перекапывать. Со временем и до тебя дойдёт, что наши порядки рождают исключительные условия для трудолюбия: никто не знает, когда Верховный завершит своё правление, потому служащие из года в год работают на пределе возможного, соревнуясь с собратьями в числе побед и благих деяний.
— Простите, если мои слова звучат дерзко. Я лишь хочу избавиться от клейма чужака. Похоже, нужно знать всё о культуре и правилах Сервона, чтобы не навлечь на себя гнев командиров. Последний хамский вопрос: а что может сподвигнуть Верховного покинуть свой пост?
— Смерть. Или тяжкая болезнь. При ином в смене нет резона. Продолжим: "Оберегать тактически ценные линии наступления от диверсий, в том числе привитием подчинённым сакрального к ним отношения…"
— Это про двери?
— Мефито! Стеркейо! — желчно обозвал его наставник. — Ясен хрен, про них! Прекрати меня перебивать!
— Мне казалось, вы чтите предписания. Особенно третье. Не зря ж заставляли зубрить их часами.
— Эти предписания для добропорядочных жителей Сервона, а когда меня выводят из себя, я перестаю быть таковым!
— Ещё раз простите. Я ведь упоминал, что Торди нужна помощь с дверями. Почему они так важны? Он ведь заказывает их с какой-то целью?
— Торди? Заказывает двери?! — Мальк выдержал театральную паузу, после чего от души расхохотался. — Кто тебе скормил эту ересь? Я бы ему кружку пива поставил! Большинству дверей под сотню лет, некоторым и семьсот, если верить историческим заметкам. Помнишь легенду о Флуане и коренных искусницах? Аборигены ещё задолго до возвышения Сервона устанавливали двери в чистом поле на небольшом удалении от селений. Древний язык никто не понимал, поэтому они укладывали несчастные пятнадцать метров мостовой как намёк местным самим проложить туда дорогу. Для чего их ставили, неизвестно, так что у жителей деревень это вызывало подозрения. Они либо высаживали вокруг густой лес, либо снимали двери с петель и прятали в заброшенных домах, либо вешали на них замок и закапывали ключи. Однако я не слыхал ни об одном случае, чтобы вожди нарочно разрушили порталы. Может, они боялись кары, а может, хотели обладать исключительным правом сбежать от своего разгневанного чахнущего народа в места, где начнут всё сначала.
— Как же порталы работают? Откуда у аборигенов столь сильные магические способности?
— Если б все об этом знали, то понатыкали бы порталы на каждом шагу. Тогда прощай суверенитет. Представь, что каждый мог бы проникнуть в твою спальню в любое время суток. Не очень приятно, согласен? Поверь, мастера дверей не были ни богами, ни колдунами. Обыкновенные ремесленники, такие же люди, как мы. Почти такие же. Говорят, секрет заключён в их полузабытом языке.
— Эти племена до сих пор живут в Сервоне? Мой сосед мастерит деревянные вещицы, напоминающие оформлением двери.
— Большинство выслали, потому что они отказывались следовать ограничениям и работать в союзе с командованием. Тех, что входили в подпольные кружки, казнили. Болтунам, рвавшимся учить ремеслу кого ни попадя, поотрезали языки. Но то было давно, по тем временам невинное и гуманное наказание. Оставшиеся — это малочисленные дальние потомки, которым метод создания порталов неведом. Многие генералы с радостью спрятали бы двери в каком-нибудь подвальчике, но работают они только на исконных местах. По легендам портал соединяет лишь те территории, что были некогда единым целым, но земля разверзлась и разделила их.
Выходит, Торди отправит тебя на наблюдательный пост. Зачем я тогда распинаюсь? Эх, прежде меня из-за такой ерунды не тревожили.
— Он не говорил про наблюдательные посты.
— Да ты не трусь, работёнка непыльная: днями будешь сидеть на холме и беспрерывно лупоглазить в бинокль, ночами патрулировать вокруг дверей, докладывать Торди о каждом шорохе в пограничной зоне и хватать за шкирку диверсантов. Глубокие познания для этого не нужны. Уже полчаса меня зазря донимаешь, змеёныш. Только заикнись мне ещё о предписаниях!
Мальк продолжил нудную лекцию, но Аваро уже не слушал. Ему и без того было, о чём подумать.
"Ага, Торди, ты заранее знал о нашем появлении. Целенаправленно шёл вербовать и прихватил Фирба, чтоб угрожал нам расправой. Часто ли ты так делаешь, или мы удостоились особой чести?"