-- Скажите, нету, - объяснил Максим и молча пожал руку своему лысому зятю, тоже появившемуся в коридоре.
-- Может, помыться хочешь? У вас вода горячая есть? Слышишь, - Нина Максимовна обернулась. - Катьке скажи, трубку будет брать, так его нету.
Горячая вода у Максима была, но он решил, что это, пожалуй, оптимальный вариант - отсидеться полчасика в уединении. Заодно и душ принять...
-- Да, - сказал Максим, - я уж сразу в ванную...
-- Полотенце сейчас чистое дам! - прокричала Нина Максимовна и скрылась.
Максим прошел в ванную и присел на бортик. В атмосфере уверенного присутствия матери ему стало немного легче. Натравить бы ее на Вальку, подумал он мечтательно. От той бы, пожалуй, перья б полетели, так что любо-дорого... Ладно... не хочется мать втравливать... Сам мужик, сам разберусь... тем более что действительно все говорили, и обо всем предупреждали... Он услышал звонок, раздавшийся в прихожей, и голос Николая Георгиевича:
-- А вот он и Слава! Проходи, Слав!
-- Здравствуйте, - ответный голос действительно очень напоминал и по тембру и по интонациям хорошо знакомый голос отцова сослуживца, Александра Арсеньевича. Они на рыбалку все раньше вместе ездили. Громкий такой был мужик, веселый... этот вроде потише... но и времени сколько прошло, не все до пенсии веселиться... - Я ж на минуту - на охоту еду... Это вот к чаю... с гарантией, что съедобно. Даже вкусно. Сам надзирал за исполнением... сам заставил этих лишенцев руки помыть. Так что этим точно отравиться нельзя.
-- Проходи, Слав, проходи...
Голоса проследовали мимо двери ванной в сторону кухни, и Максим включил воду. На охоту он еще едет. Тот был рыбак, этот охотник... Хотя что ж ему еще остается, в институте-то работая... Странно, что к брату не уехал. А впрочем, семья, наверное... А впрочем... какой у него еще институт... может, он какую-нибудь историю КПСС изучал... нет, эти-то ребята сейчас все в шоколаде, это народ изворотливый...
Постояв немного под теплым душем, Максим пришел в себя. Ничего, подумал он, случалось и не такое... Утро вечера мудренее... завтра встану, там будет видно, что к чему. Подумаешь - жена. Не первая и не последняя. Подумаешь - друг-приятель. Одним меньше, одним больше... Раз живой, значит, все в порядке. Вон Борька как... и тот не рыдает... Взять бы сейчас того же Борьку, мы б с ним таких дел наворочали... Ладно, об этом завтра лучше думать...
Когда Максим вышел, Нина Максимовна крикнула откуда-то из комнаты:
-- Иди на кухню, я тебе положила! - вслед за этим послышался энергичный хлопок, как от знамени на ветру, очевидно, Нина Максимовна встряхивала пододеяльник.
Максим вошел на кухню. Там на одном краю стола был сервирован чай с то ли кексом, то ли пирогом, облитым глазурью, а на другом краю - ужин, предназначенный Максиму. Вячеслав Арсеньевич сидел к нему спиной, обтянутой китайской байковой рубашкой в невообразимую клетку и говорил:
-- Да мне она на самом деле такая на фиг не нужна. Я бы, понимаешь, лучше бы вездеход купил. Все эти их машины на нашу грязь все равно не рассчитаны. Или завязнешь... или подвеску поломаешь. Но у нас же не думают о родной промышленности, наоткрывали этих дурацких автоцентров, вот и покупай, чего дают. А на вездеходе даже если и поедешь, то это до первого мента, на взятки больше потратишь. Да и девать его некуда... плохо. Все говорят, поддержка отечественного производителя, а где она?..
-- Да, да, - подтверждал Николай Гергиевич. - Совсем о своих не думают.
Точно, убито подумал Максим. Началось... Поздоровавшись, он посмотрел на Вячеслава Арсеньевича. Оно самое. Обнищавший инженер. Грошовая рубашка. Жиденькие седые волосы домиком. За толстыми стеклами очков лукавые-лукавые глаза. Наверняка в КСП когда-то участвовал. Сейчас начнут рыдать о судьбах родины... Он решительно взял в руки вилку.
-- Помнишь Вячеслава Арсеньевича? - спросил Николай Георгиевич. - Это брат Александра Арсеньевича, - Максим уже слышал эту информацию раньше, но покорно кивнул. - Как там Саша-то, Слав?
-- Так, ничего, - лукавые глаза Вячеслава Арсеньевича еще заискрились от чего-то, кажущегося Вячеславу Арсеньевичу очень смешным. - Он там совсем от жизни отстал. Уезжал-то он, когда мы тут спирт "Рояль" хлебали, ну ему все так и кажется...что мы тут милостыню в метро собираем. Он как-то посылку прислал. А в посылке бутылка бренди, такого, что в нем только носки полоскать, и водолазка, сделанная в стране, которой не то что на карте, а и в природе-то, по-моему, нету. Юморист...
-- Что ж, - вздохнул Николай Георгиевич. - Оторвался от корней... Ты ему, Слав, привет от меня передавай.
-- Обязательно. Да ты сам ему напиши. Почта быстро ходит. У них с географией плохо, но страну Россию все-таки знают, худо-бедно отправляют правильно... Он как-то жаловался - в Киргизию писал, так шло чуть ли не через Мозамбик... а к нам пока правильно идет, в неделю может.
-- Напишу, - сказал Николай Георгиевич и словно что-то вспомнил. - Я уж тыщу лет никому писем не писал, разучился... Ты пей, Слав.
-- Уж пью, - согласился Вячеслав Арсеньевич. Он поднял подстаканник на уровень глаз и полюбовался медово-золотым светом, вспыхнувшим в стакане на просвет. - Хороший чай, - произнес он с удовольствием. - Вкусный.
Максим тоже невольно поднял глаза на стакан, но тут его внимание привлекла рука, сжимавшая ручку подстаканника, и его словно ударило. Маникюр. Настоящий. Ногти подпилены, кожица с лунок срезана... Опять бред. Такого просто не может быть. Или он педик? Нееет... Инженеры не бывают педиками. Или запутался в смутное время? Или подрабатывает массажистом где-нибудь в салоне красоты, так знакомая маникюрша сделала... но зачем? Нет, нет, все не то... Бред, да что ж такое, везде, куда ни пойдешь просто полоса какого-то сплошного сумасшествия... Живой Борька... Валя с Серегой... инженер с зарплатой тридцать баксов и с маникюром на руках... скоро марсиане с неба посыплются... Может, куда-нибудь в санаторий?... нервы подлечить?..
-- Ты чего? - спросил Николай Георгиевич, заметив Максимово смятение. - Плохо себя чувствуешь?... - он понимающе крякнул и пояснил Вячеславу Арсеньевичу, стараясь не вдаваться в семейные подробности. - Работы много. Бизнесмен, - он произнес это слово, как будто в нем было что-то неприличное. - Да они теперь все бизнесмены. Другое поколение, неромантичное. Деловое. Все на деньги считают. Так что ж... может, так и надо время от времени... трезвый взгляд на вещи...
-- Ничего подобного, - возразил Максим, угрюмо жуя. - Тут у нас кругом одни романтики. Вон Толян... помнишь? Так он на этой романтике просто помешался. То к кришнаитам ходил, голову брил, то к каким-то экстрасенсам... псалмы поет, раскачивается... за колокольчики дергает. Душа у него, видишь ли. Возвышенного требует. Дышать-то и то по-человечески не может... все по-Стрельниковой... по Бутейко... - он покосился на гору грязной посуды в раковине. Валя, по крайней мере, никогда себе такого не позволяла.
-- С жиру бесится, вот и все, - махнул рукой Николай Георгиевич. - Это ж он сам не знает, чего хочет, вот и дергается.
-- Ну, почему, - проговорил Вячеслав Арсеньевич задумчиво. - Само по себе неплохо. Леонтьев вот говорит, что любой порыв к мистицизму позитивен, как отвлечение от прозы жизни, даже к самому кривому мистицизму. Правда, он имел в виду людей с твердым христианским воспитанием, а у нас тут какое ж воспитание. Пустыня. Был моральный кодекс строителя коммунизма, да и тот не читали...
-- Этот-то, - презрительно хмыкнул Максим, удивляясь столь хорошо сохранившейся неопытности Вячеслава Арсеньевича. - Он что ему велят, то и скажет.
Вячеслав Арсеньевич снова засмеялся про себя, и глаза за стеклами очков хитро засветились.
-- Не тот Леонтьев, - произнес он мягко и погладил наманикюренными пальцами ручку подстаканника. Максиму снова стало не по себе, и он промолчал.
-- А вы ведь рядом работаете, - вспомнил Николай Георгиевич. - Вы же это... Ты ведь рядом с НИИ "Гранат" работаешь? Зеленое здание такое, в переулке? Они рядом, - пояснил он Вячеславу Арсеньевичу.
Максим мстительно усмехнулся про себя. Вот ты откуда, подумал он. Ну-ну. Знаем твой "Гранат". Съедим скоро твой "Гранат" вместе с твоими умствованиями. У себя на кухне будешь умничать.
-- Знаю, - проговорил он и, помолчав добавил. - Знаю даже одну организацию, которая ваше здание хочет занять. Скорее всего, займет.
Не скорее всего, а точно, подумал он про себя.
Глаза у Вячеслава Арсеньевича стали уже просто какими-то радужными от избытка радости. Просто конкурс детсадовского рисунка. Солнышко, и птички поют.
-- Передайте этой организации, - сказал он иронично. - Что у них вряд ли чего получится, - и он обратился к Николаю Георгиевичу. - Они все думают, что у нас НИИ. Что мы наукой занимаемся. Была наука, милые мои... Была когда-то... А к примеру, даже вот этот пирог, - он указал пальцем на тарелку, - и тот у нас в подвале узбеки испекли. А я проследил, чтоб чистыми руками... Наукой-то у нас во всем институте три человека занимаются... сам академик и два аспиранта, которым корочки нужны, что они кандидаты. Им это на визитках написать, говорят, сейчас ценится... Ладно, Коль, - он допил чай и поднялся. - Поеду я, спасибо. Темно уже, а мне ехать черте куда... Всего хорошего, - проговорил он в Максимову сторону, насмешливо наклонив голову.
Максим что-то промычал в ответ, и Николай Георгиевич пошел провожать гостя, а Максим уставился непонимающими глазами на пирог. Что за черт... может на понт берет... мы же все проверили... все выяснили... обычный НИИ... во флигеле библиотека... да не может быть, нет такой секретности сейчас, чтобы мы не знали, что там происходит... все секреты давно уж проданы... или это не те секреты... Ну, допустим... Он тупо отломил кусок пирога, положил в рот и пожевал. Вкусный... ну и что?.. Да! На чем он поедет? Максим вскочил и уставился в окно. Седоголовый человек вышел из подъезда, поиграл брелком сигнализации, и здоровый "Лексус", стоящий у бровки, откликнулся и мигнул фарами. Вячеслав Арсеньевич привычно осмотрелся по сторонам - не подошли ли сзади - легко вскочил внутрь, и "Лексус" пополз к выезду, огибая по дороге наставленные там и тут машины. Максим замер. Вездеход ему, подумал он. Отечественный производитель ему нужен... На охоту он поехал... Или все-таки мне это снится, и завтра я проснусь? А если не проснусь?.. Отпуск завтра срочно, с утра же... И пусть Серега сам все расхлебывает... У меня права подписи нету... Или лучше вообще уволиться, мало ли...
Он пошел в гостиную, где на диване была расстелена свежая постель, присел на одеяло, все еще находясь в какой-то прострации, и услышал приглушенный шепот из соседней комнаты.
-- И чего? Чего они пришел? Так он здесь у нас и жить будет? Сначала женится на какой-то твари, а потом является подарочек...
Сестрица, гадюка, понял Максим. Я же сам в эту их квартиру сколько вложил, а теперь ей дивана жалко... Муженек ее в жизни в дом копейки не принес, да и сама она в своей инвестиционной так называемой компании девочкой на побегушках...
-- Цыц! - сердито отозвалась Нина Максимовна. - Я тебе! Брат родной, а ты нос воротишь. Ну, воспитала я тебя, ну воспитала...
-- А чего брат? Эта комната Катьке нужна. Ей уроки делать где?..
Пошли вы все к черту, подумал Максим. Завтра же уеду... В санаторий поеду. Один, никто не пожалеет, никто руку помощи не протянет... Он чуть даже не всхлипнул от жалости к себе. Пойду лягу в больницу... как Борька говорил, что он в больницу тогда лег. Или в санаторий. В санаторий лучше. На воздухе гулять, на природе... ванны принимать... Полечусь месяц, пока оно само по себе здесь уляжется... А там видно будет... Нет, лучше даже не в санаторий, а дом отдыха, наш любимый дом отдыха, мы как-то туда в командировку вчетвером уезжали, дома думали, что мы в Смоленске... и Новый Год мы там как-то встречали... Максим вспомнил в подробностях, как встречали. Да, там лучше, и обстановка привычнее. Там перезимую.... Тихо и незаметно. И, весь измученный от общей обиды, он уснул.
Утром, пока все бегали мимо полуодетые и собирались, кто на работу, кто в школу, он принципиально не просыпался. Пусть себе в своей убогой клетушке остаются, думал он. Я поеду туда, где поля... где свежий воздух...
Когда все разошлись, он позвонил на работу.
-- Вера, - велел он секретарше. - Оформи мне с сегодняшнего дня отпуск. За свой счет. На месяц.
-- Хорошо, - Максим Николаевич, - согласилась Вера, но тут за пределами трубки возникло какое-то смятение, и Вера, чуть помедлив, спросила: - Максим Николаевич, а вы где?
-- На Кипре, - ответил Максим. Пусть думают. Пусть, коли нужен, на Кипре поищут...