Кем-кем, но сестрой милосердия Вальбурга Блэк никогда себя представить не могла, да и не пыталась — такое и в голову-то не приходило. Но, как известно, человек предполагает, а реальность потом сполна дает ему в ощущениях…
Ощущения были настолько странными, особенно когда ей пришлось лично укладывать и очищать всех, в том числе Хагрида, тем самым заклинанием для детей, что ей казалось — она уже никогда не будет прежней. Правда, по сравнению с тем, что там же лежал ее собственный домовик, и ей пришлось ухаживать за тем, кто должен был служить ей самой — раньше такой дичайшей мысли она и допустить не могла, полувеликан оказался даже не самым худшим из зол. Просто самым большим.
А потому, когда Хагрид наконец со стоном открыл глаза и попросил воды, она исполнила все в лучшем виде. И это было вовсе не Агуаменти ему на голову, а обычная вода в обычной чашке, но кто больше обалдел от происходящего, Хагрид или сама Вальбурга, история умалчивает.
Вслед за полувеликаном очухался и Кричер, чему, точнее, кому леди Блэк не единожды вознесла хвалу. Мысленно, конечно, до того, чтобы признаться в таком вслух, она еще не дошла. Пары суток наедине с полуживыми телами не хватило, наверное. Зато безумие отпускало — медленно, но верно, особенно когда она смотрела на дорогие ей черты Регулуса. И на то, как медленно вздымалась под простыней его грудь.
Конечно, первым делом она пригласила семейного колдомедика, но тот и сам ничего не понял, и не нашел никого, кто хотя бы раз сталкивался с подобной проблемой. А потому, когда мистер Таббс заикнулся о том, что это, безусловно, неснимаемое смертельное проклятие неизвестного происхождения, был выставлен из дома с треском. И было это всего через час после прибытия… э-э-э, как же их назвать-то… Тел? Ах, точно. Пострадавших.
Да, терпением леди Блэк сроду не отличалась. А еще и Гарри капризничал, пока не уснул — снова на животе того, кого выбрал основной «мамой». Снейп не протестовал. Дышал, и слава магии.
Когда леди из собственных рук напоила своего домовика, а потом спросила, как скоро он будет способен сварить бульон, бедняга едва на месте не помер. А через несколько мгновений просиял, подскочил и помчался, хотелось надеяться, в сторону кухни. Но надежда оказалась тщетной — сначала тот принес золотой слиток-кукиш и вручил его хозяйке, не совсем вразумительно лопоча, что «плохая вещь больше не имеет силы и теперь все точно будет хорошо». А вот потом исчез, кажется, уже на кухню.
Андрея это успокоило, хоть поведение леди и настораживало, но он чувствовал себя так, что… Ой, чтоб не соврать — не чувствовал он себя. Он понимал, где его голова, мог моргать и смотреть, но пока говорить даже боялся. Тела же не ощущал совсем…
«Вот что испытывала голова профессора Доуэля, — пронеслось в его голове. — Хотя я вроде бы вижу, что ниже — тоже я, но что с этим делать и как это пошевелить, не понимаю». Его передернуло — увы, только мысленно.
А потом Кричер принес бульон…
И леди Блэк кормила его с ложечки — держа ее, конечно, заклинанием, но тем не менее. И выражение ее лица было бесценным. Горячая жидкость оказалась чудодейственной: с ней тепло медленно опускалось вниз, так что через некоторое время ледяные обручи отпустили грудь и дышать стало свободнее.
— Еще? — спросила Вальбурга совершенно нейтральным голосом, глядя не на Хагрида, а на лежащего на соседней софе сына.
Андрей, который наконец ощутил горло, хрипло ответил:
— Благодарю. Не ожидал. Это… потрясает.
Вальбурга фыркнула, точь-в-точь как Снейп. А к Андрею наконец пришла идея, которую стоило попробовать реализовать.
— Леди, я… кхм, извиняюсь, но…
Тонкие нервные брови встали аккуратным домиком — мол, чего еще?
— Вы не могли бы меня потрогать?
— Что?
Но ее рука потянулась к его лицу, и вот палец уже коснулся носа.
Она дотронулась до неприкасаемого — до полувеликана, выродка, до… и ничего не случилось. Дом не обрушился ей на голову, ее не унесла стая пикси, не испепелило на месте… Она покосилась на портрет основателя рода, висевший в гостиной, и тот спокойно кивнул ей. Рот приоткрылся сам…
— Леди, если вы пережили это, ударьте меня, пожалуйста, по руке или ноге.
— Зачем? — растерянно спросила Вальбурга, оборачиваясь к нему.
— Я не чувствую их. Но думаю, что если вы это сделаете, это поможет мне сориентироваться.
— А. Ладно.
Она коснулась одной его руки, потом другой, потрепала за локоть, и полувеликан шевельнул пальцами, а потом рукой и просиял:
— Получается!
И она не смогла сдержать такой же торжествующей ответной улыбки — только смутилась и начала охлопывать его по ногам, чтобы тот не заметил ее радости.
А потом они разделили работу — леди, конечно, кормила сына, а Хагрид вместе с Гарри — Снейпа. Специальным заклинанием, стимулирующем глотание, поделилась Вальбурга, чем удивила еще раз. Но самым любопытным оказалось, что у Гарри получалось куда лучше донести полную ложку до рта Северуса, чем до своего, и, хоть вся его импровизированная постель была изрядно орошена бульоном, наконец все действительно получили хоть какое-то питание. Конечно, чистить Снейпа и его лежбище пришлось долго и тщательно. Потом они как можно теплее укрыли обоих и отошли — у камина, возле которого разместили пострадавших, стало жарковато.
Тогда, взяв на руки тихого и непривычно серьезного Гарри, Андрей наконец рассказал, как все произошло. Вальбурга, выслушав, пришла в ужас.
— Вы могли не вернуться, — прошептала она. — Кричер выложился, когда переносил вас обоих, а Снейп, я думаю, еще в пещере. Сколько раз он использовал Адское пламя?
Андрей пожал плечами:
— А посинел почему?
— Вода…
— Да, водичка явно была непростой.
— Да уж, чтобы инфери содержать, нужно многое. Но теперь я хотя бы знаю, в каком направлении искать. Мы с Кричером будем в библиотеке, — сообщила она, поджимая губы — видимо, спокойно и запросто общаться с полувеликаном ей было еще сложно.
Ох, главное, ей не придется больше лично его кормить и… все остальное!
— Вы будете следить за состоянием больных, а я подумаю, кого еще можно будет подключить… Хотя если никто из Мунго не сообразил, что к чему, надежды немного.
— Что значит немного? — возмутился Андрей. — Они что… так будут?! Я это дело так не оставлю!
— А я оставлю? — сварливо переспросила Вальбурга и сердито посмотрела на Хагрида. — Рано или поздно я найду, что может бороться с таким колдовством.
Андрей кивнул и подумал, что сейчас, пожалуй, готов лично оживить Тома, предоставить ему какое-никакое тело и выпотрошить его на предмет озера и вообще всего, что он там в пещере накрутил. А потом в ту же водичку макнуть, да. Эх, мечты, мечты…
Но все начинало понемногу устаканиваться.
Кричер перенес любимого хозяина Регулуса в его комнату, сияя от счастья, после чего проводил в отдельные покои и Хагрида со Снейпом, причем вел себя на удивление вменяемо. Видимо, не забыл, кто уничтожил крестраж, тем самым выполнив его работу. Андрей уже выстроил одну довольно стройную гипотезу и в разговоре с домовиком получил ей полное подтверждение.
Действительно, Кричер не мог ослушаться приказа и вернуться назад, пока артефакт не уничтожен. А вот то, что Регулус оказался жив… Домовик Блэков не был чокнутым, он был чертовым гением. Он каким-то образом стал хроноворотом — сам, так что они попали в пещеру, когда Регулус Блэк еще не дошел до такого состояния, чтобы пойти испить из озера.
«Как Иванушка», — мысленно ухмыльнулся Андрей, представив себя сестрицей Аленушкой.
А потом точно так же Кричер «проткнул время» назад, отчего чуть не умер — домовики, конечно, колдуны те еще, но за все надо платить, тем более за шуточки со временем.
Кричер менялся медленно, но прямо на глазах — Андрей видел, как в его редких волосах прибавилось белизны, как начала скрючиваться спина, и даже лицо выдавало куда более почтенный возраст — тот начинал все больше походить на того, каким его прообраз был изображен в известном сериале.
— Я могу чем-то помочь? — спросил он Кричера, и тот уставился на него непонимающими глазами:
— Полувеликан хочет помочь? Кричеру?
— Ну, если ты знаешь что-то от… возраста… Я ж того, у меня, может, что найдется, — косноязычие Хагрида оказалось удивительно к месту.
— Кричер… благодарен, но Кричер не знает, — пожал тот тощенькими плечами. — Кричер должен был отдать жизнь, но его жизнь пока нужна Хозяину и Хозяйке, и маленькому Хозяину.
— Конечно, нужна, — согласился Андрей. — Прямо необходима, я считаю.
— Поэтому Кричер будет жить.
«Бессмертие из чувства долга? — подумал Андрей. — Ничего себе…»
А потом вернулась довольная, прямо-таки сияющая Вальбурга и сообщила, что знает, что приведет в порядок обоих «мальчиков» — слезы Феникса.
Андрей тяжело вздохнул в ответ:
— Я почему-то так и подумал, что мне придется тащиться в школу вышибать слезу из директоровой птички, — начал он и удивленно замолчал, когда леди Блэк расхохоталась и покрутила перед ним небольшим фиалом.
— Чтобы у Блэков, да не было?
— Какая удача! — обрадовался он.
— И с каких это пор вы не торопитесь к вашему ненаглядному Дамблдору?
Пришлось рассказывать… Но для начала они, конечно, угостили редчайшим веществом Регулуса и Северуса, и к тем начал постепенно возвращаться нормальный цвет кожи. По крайней мере, они перестали походить то ли на статуи, то ли на свежих мертвецов.
* * *
На следующее утро после закапывания слез Феникса в рот, нос и даже уши оба горемыки пришли в себя, хотя двигаться по-прежнему не могли. Хотя и это было уже громадным шагом вперед. Вальбурга снова начала срываться на Хагрида — видимо, одного урока ей было мало. Андрей не на шутку задумался о том, как бы повторить «кашку» — никому бы из присутствующих не повредило.
Он каждый день ходил «на работу» в свою хижину, кормил Клыка, хоть тот его и порадовал после долгого отсутствия хозяина: выложил на пороге хижины пару задушенных садовых гномов и какую-то крысу с перепончатыми лапами и сильно вытянутым рылом.
«Выхухоль, чтоб меня! — подумал Андрей. — Только рыло странное, плоское».
Он уже наклонился, чтобы взять и рассмотреть тушку, но тут зверек дернулся и… исчез.
«Вот еще какая-то хрень волшебная, — понял он. — Притворялся дохлым, значит. А Клык небесталанен, раз может таких ловить. Выходит, непростая у меня собачка-то».
Он свистнул пса и отправился в лес — побродить и осмотреться. Да и он вроде как работает тут, пора бы и принимать, что ему вверено. И заодно подумать, как добраться до единорожьего молока и директорской птички. То, что он доведет ее до слез, Андрей не сомневался, в отличие от процесса доения единорогов. Потому что последнее он точно не умел — только несколько раз видел. У бабушки в деревне, совсем еще мальцом.
Неспешно топая по тропинке, Андрей рассматривал все, что попадалось ему на пути — деревья, травы, живо… животные не показывались — лес как лес. Поговорить бы с кем…
Знал бы он, что накликает.
Тропинка петляла меж старых, но вполне нормальных стволов, никакой особой зловещести Андрей не чувствовал. Останавливался, рассматривал стволы внимательнее на предмет грибка и прочих дефектов, но вскоре бросил — убирать деревья в этом лесу вроде как не полагается. Кстати, а сажать?
Последняя мысль пришла к нему после того, как он заметил густую поросль одинаковых стволиков и в голове само возникло «их бы рассадить». Что ж, если это так «наследство Хагрида-первого» проявляется, то придется заняться. Он и пару лопат в сарае видел.
Каково же было его удивление, когда тропинка резко повернула от зарослей и повела его вниз, к оврагу.
«Кажется, я что-то такое припоминаю, — напрягся Андрей. — Где-то тут любимчики Хагрида должны гнездо устроить, если я ничего не путаю». Однако лес совсем не походил на грозный киношный, особенно в свете разгоревшегося солнышка раннего осеннего дня. Опавшая листва мирно шелестела под ногами, полупрозрачные и прозрачные, потерявшие листву кроны прекрасно пропускали солнечные лучи, и вообще тишина и покой. Но вот Андрей увидел, как один из лучей осветил… ого! Паутинка, если это можно было так назвать, была толщиной с палец. Естественно, Хагридов.
А потом внизу оврага послышался шум, кусты раздвинулись… И пока Андрей пытался совладать со вставшими дыбом волосами и успокоить дыхание, акромантул размером чуть меньше самого лесника, просвистел-прощелкал приветствие, и едва Андрей сумел ему кивнуть, осведомился насчет того, удалось ли тому найти ему долгожданную супругу.
После волны ужаса и офигения от вида «славного паучка» Андрея затопило немалое облегчение — семьи пауков в лесу пока нет. «И хрен вам будет», — подумал он, но рядом стоял Арагог, и надо было как-то объясниться.
Начал он, как водится, издалека: поделился своими последними приключениями, конечно. В отличие от «уважаемого директора» Арагог слушал со всем вниманием и прищелкивал, кажется, от удовольствия. А потом даже кое-что переспрашивал. Оказалось, скучно ему в лесу. Потому и мечтал о семье, вроде как хоть делом заняться, ребятишек растить. Незаметно для себя Андрей разговорился и почувствовал себя так, словно общается со старым добрым соседом. Паучара был просто удивительным, как и некоторые его суждения, особенно об известных обоим людях — канонный Снейп бы позавидовал. При всем при том он оказался совершенно неагрессивным. Даже не нападал ни на кого, просто жрал то, что в сети попало. Ну, или кто.
«А уж если какой лесной зверь попал в такую сеть, — подумал Андрей, покосившись на висящее рядом макраме такого размера, что ветерок его даже колыхнуть не мог, — то туда и дорога, естественный отбор идиотов как он есть, в конце концов. Но еще одного такого же, а тем более самку…»
— Эх, как я тебя понимаю, — ответил он, похлопывая паучище по мощной лапе. — Мне вот тоже бы кого… Сам понимаешь, с людьми мне ловить нечего, хоть с волшебниками, хоть нет. Никого не нашел, — он вздохнул как можно тяжелее. — Ни себе, ни тебе. Эх, век вековать нам с тобой, Арагогушка, бобылями-и-и…»
И всхлипнул как можно натуральнее. Получилось достоверно — паучара издал горестный звук и прослезился, по крайней мере, тремя парами глаз — теменных Андрей не видел.
Лирический момент оказался прерван недовольным женским голосом:
— О, явился! Немедленно убери с меня эту пакость!
И от того ствола, возле которого висела часть «макраме», отделилась угловатая, но явно женская фигура. Глядя на ее движение, Андрей невольно подумал, как все же бывает ошибочно воображать себе то, что описывают в книгах.
«Дриады — гибкие и прекрасные? Мда… Робот класса Буратино не хотите? Правда, в ломаных движениях все равно сквозит своеобразное обаяние…»
Пришлось улаживать конфликт интересов, так сказать. Самым трудным оказалось заставить обоих чудушек лесных познакомиться, договориться друг с другом они смогли и сами. Арагогу было совершенно однофигственно, на какие деревья развешивать свои ловчие сети, деревья дриад он не чуял — не умел, так что явившаяся, как выяснилось, Старшая дриада взялась-таки его учить.
Паучище остался доволен — теперь хоть было с кем поговорить кроме Хагрида. Доволен был и Андрей — он снова начинал верить в то, что обладающие разумом существа способны договориться. А заодно разжился клубком паутины — надо же было снять «украшение» с дерева дриады — и уже начал присматриваться к подвижным крючочкам на хелицерах Арагога — там вроде как должны открываться протоки ядовитых желез, а яд акромантула — штука редкая, дорогая и вообще.
Ну да, он же в лес пошел! Корзинка с собой была, ну и в ней тоже всякое-разное. Пара пакетов (мало ли что), фляжка с водой, пара булочек, заначенных со школьного завтрака, ну и пара пустых бутыльков — мало ли, найдется что-то интересное в жидком виде? Да хотя бы вода лесных ручьев, может, в Запретном лесу они тоже какие особенные. А Снейп уж как-нибудь разберется…
Разделив свой нехитрый перекус с новыми знакомыми (и без разницы, что оба они считали себя старыми), Андрей еще раз живописал свое падение на голову, послушал сетования на странное и невыгодное с точки зрения природы строение своего тела, повздыхал, мол, а что делать, деваться-то некуда, и даже получил что-то вроде сочувствия. А потом решил поинтересоваться именем дриады, ощущая себя почти Иваном Васильевичем, который вот только что сменил профессию.
— Э… не напомните ли, уважаемая, как вас звать-величать?..
Однако вместо почти ожидаемого «Марфа Васильевна я» дриада неожиданно злобно оскалилась:
— Захотел хитростью узнать мое имя, маг?
— Почему хитростью? — оторопел Андрей. — А… мы это… не представлены, что ли?
— И правда на голову упал, — прошипела дриада. — Придется простить. Запомни, никогда и никому дриады не называют свои настоящие имена!
— Понял. Был неправ, обязательно исправлюсь, — Андрей сглотнул, глядя как сухонький кулачок дриады расслабляется и из него прахом осыпается небольшой камешек, которым та поигрывала во время предыдущей беседы.
— А как же тогда?
— Что?
— Ну как-то ж надо обращаться, он вот Арагог… Я — Хагрид… Может, тебе такое имя придумать, не настоящее, а запасное, для чужих — ну, чтобы…
— Ну, — дриада задумалась, подбирая следующий камешек. — И что ты можешь предложить?
— Осенина! — осенило Андрея. — Осень потому что. И деревья осенью самые красивые, правда? А если коротко, для своих, то… можно даже выбрать, или Ося, или Нина… Ниночка, во.
— Оссся… Хм. Ниночка, — она неожиданно улыбнулась. — Ося я буду для тех, кого я не люблю. Это похоже на свист ветра между стволами… А Ниночка… Это для своих. Так и быть, можете оба меня так называть.
* * *
Вернувшись из леса после экскурсии с милейшей (если вести себя с ней правильно — благо он не постеснялся первым делом взять у нее интервью на эту тему) старшей дриадой Ниночкой, Андрей поставил изрядно потяжелевшую корзинку на стол, уселся на топчан и со вздохом вытянул ноги. Сил не было даже встать покормить Клыка, так что псу волей-неволей пришлось успокоиться и ждать, пока хозяин передохнет. Сам щен умотал домой, когда Андрей только повернул к оврагу — видимо, почуял-таки Арагога и от близкого знакомства предпочел отказаться. Инстинкт самосохранения, ага. Ну да что с того было взять?
Немного отдохнув, Андрей наконец покормил его, а потом начал разбирать дары леса. Хорошо, зонтик взял — флаконы для яда пришлось удваивать трижды — Арагогушка нацедил ему почти литр. А потом еще Нинок привела его к «вечно плачущей» — ею оказалась какая-то совершенно удивительная сосна, по стволу которой дриада провела коготочком, тот раскрылся — и Андрей только успевал подставлять бутыльки под прозрачную янтарную жидкость, странно напоминавшую ему хороший коньяк. Да, запахом в том числе.
Ликбез по лесу ему провели такой, что голова пухла. Где какие волшебные травы, где кентавры, с которыми дела лучше не иметь, дурные они, где дневки фестралов и где их ночные пастбища, и наконец, где пасутся единороги.
Андрей не смог сдержать разочарованного возгласа, когда последние, стоило подойти к ним на расстояние, с которого можно было их более-менее рассмотреть, мгновенно поднялись и ускакали. Прекрасная Ниночка была настоящей хозяйкой, которая знала все в своем лесу наперечет. Так что Андрей, попросив еще раз разрешение воспользоваться зонтиком, трансфигурировал себе из кучки сухих листов самый простой блокнот, из сучка — карандаш, и начал записывать. Поголовье фестралов… самцы, самки, детеныши, подростки — неполовозрелый молодняк, половозрелый молодняк… И так со всеми. И да, блокнота хватило как раз на экскурсию. Правда, потому что он еще и схемы тропинок зарисовывал, стыдно же леснику не знать.
Под конец он искренне восхищался Ниночкой и даже при прощании поцеловал ее опасную ручку, склонившись в глубоком поклоне. Правда, пришлось объяснять, что это вообще за жест и что в него вкладывают люди. К счастью, объяснение ей понравилось.
Тихий стук в дверь прервал его раздумья, но когда он открыл ее, то никого не увидел — только удивительный, чуть светящийся бело-голубым флакон… точно такой же, какой он обнаружил тогда в шкафу с молоком единорога.
— Спасибо! — крикнул он в вечерний сумрак и сгущающийся туман. — Спасибо от всей души, храни вас… мироздание!
А потом быстро собрался и зачерпнул летучий порох: хозяйка дома на Гриммо открыла-таки собственный камин, пусть только для него, зачаровав на его кровь. Его там ждали.