В районе Сарпинских озер Куксов кружил уже вторые сутки. Изматывала жара. Постоянно хотелось пить. Но фляга давно опустела. Сергей ругал себя, что тратил питье так нерачительно, потому что вода в озерах оказалась горько-соленой и глоток ее только усилил жажду.
Временами Куксову казалось, что кто-то следит за ним. Но либо это была игра воображения, либо этот кто-то так искусно прятался, что даже тренированный глаз разведчика не мог обнаружить его в складках нехитрого пейзажа.
Сергей в который уже раз достал карту Зоттеля. На ней крестиком было помечено место, где пересыхающий в жару рукав Сарпы убегал к подножию Ергиней. По словам Гюнтера, именно здесь, где начиналась единственная в этих степях возвышенность, следовало искать людей Оганова. Но где они?
Куксов спрятал карту, нагнулся к вещмешку, чтобы достать сухарь, и в этот самый момент какое-то необъяснимое внутреннее чутье заставило его обернуться. Шагах в десяти от него стоял бородатый угрюмый человек в коротком замызганном халате, офицерских бриджах и солдатских кирзачах. На плече у него небрежно болтался «шмайссер». Сергей непроизвольно потянулся в карман, где лежал пистолет. Но угрюмый моментально вскинул автомат и неприятным хриплым голосом спросил:
— Что нужно здесь?
— Ищу одного человека, чтобы передать привет, — сказал Куксов спокойно и, улыбнувшись, добавил — Может, поможешь?
Угрюмый поморщился:
— Короче и яснее. Кого ищешь?
— Хозяина одной забавной штуки, — ответил Сергей и достал из нагрудного кармана гимнастерки огановский медальон.
Бандит сделал несколько шагов вперед. Рассмотрев медальон, он как-то жутковато оскалился, глаза его заблестели.
— Пошли, — сказал он, указав стволом «шмайссера» вправо, где начиналась едва заметная тропинка.
Сергей подхватил вещмешок и двинулся туда, куда указал бандит. Теперь он уже не сомневался, что за ним следили давно, выжидали, проверяли, нет ли хвоста. «Серьезные ребята», — подумал Куксов.
Шли около часа. Спустились в каньон.
— Стоять! — приказал угрюмый.
Тут же из-за огромного валуна выскочили еще два бандита. Они проворно накинули Сергею на голову мешок и потащили его куда-то. Тащили недолго. Когда мешок сняли, Куксов определил, что находится то ли в небольшом гроте, то ли в землянке. При тусклом свете единственной свечи он увидел человека лет сорока пяти. На хищном орлином лице его играла улыбка.
— Мне сказали, что вы хвастались старинным медальоном?
— Да, — сказал Сергей, протягивая медальон. — Меня просили передать его тому, кто покажет такой же.
Человек с орлиным лицом вынул из кармана точно такой же медальон и, протянув его Куксову, сказал:
— Слава аллаху! Дождался.
Сергей понял, что перед ним Оганов. Он бесцеремонно опустился на единственный стоящий здесь табурет и, кивнув на бандитов, что стояли за его спиной, потребовал:
— Пусть они уйдут.
Оганов махнул рукой, и они остались вдвоем.
…В это время в кабинете Бахрушева проходило совещание. Полковник был заметно взволнован. Он ходил из угла в угол и массировал виски. Голова раскалывалась: давало о себе знать напряжение последних дней. По расчетам Ивана Сергеевича Куксов уже должен был выйти на связь. Но он молчал.
Петраков прекрасно понимал состояние своего начальника. Он и сам нервничал, в который уже раз убеждаясь: нет ничего хуже, чем вынужденное бездействие, когда ты бессилен вмешаться в ход событий и обязан лишь одно — терпеливо ждать.
Наконец Бахрушев сел в кресло. Обведя собравшихся взглядом, сказал:
— Операцию по ликвидации банды Оганова необходимо форсировать. Не вернувшийся с задания самолет, безусловно, вызовет у абверцев беспокойство. И лично я не поручусь, что они не пришлют нам новых «гостей». — Иван Сергеевич помолчал немного, а потом, обращаясь к подполковнику-авиатору, спросил — Товарищ Платонов, что с «Фокке-Вульфом»? Когда он будет готов?
Подполковник поднялся:
— Я думаю, к завтрашнему утру закончим ремонт.
— Хорошо, — Бахрушев кивнул. — А что у вас, Васильчиков?
— Как вы приказали, людей отобрал, проинструктировал. Так что у нас готовность полная.
— Ясно. — Полковник закурил. — Только еще раз объясните людям, что оружие можно применять только в крайнем случае. Я уверен, что в этой банде далеко не все — ярые враги Советской власти. И не наша задача их казнить. Наша задача — обезвредить.
— Вас понял. Не подведем!
Сказано это было так, что и Бахрушев и Петраков почувствовали: комэск все организует без сучка, без задоринки. Вообще, после того как Васильчикова посвятили в суть операции, он с каким-то особым азартом помогал контрразведчикам. И если еще две недели назад, направляясь с фронта в тыл, он обижался на командира полка, остановившего свой выбор именно на его эскадроне, то теперь майор гордился, что именно ему и его казакам-пограничникам приходилось участвовать в операции, проводимой работниками «Смерша».
После слов комэска в кабинете повисло тягостное молчание. И никто не решался нарушить его. Наконец Иван Сергеевич загасил папиросу, сказал:
— Значит, так. К завтрашнему утру все должны быть в полной готовности. Связь со мной держать постоянно. К операции можем приступить в любую минуту. Все. Свободны.
Когда кабинет опустел, Бахрушев расслабил портупею и прилег на диван. Ему казалось, что едва он ляжет, как тут же заснет. Но сон не шел. Усталость отступала перед тревожным и томительным ожиданием известий из банды.
…Оставшись с глаза на глаз с Огановым, Куксов почувствовал себя намного уверенней. Стараясь держаться и говорить надменно, Сергей потребовал вернуть ему вещмешок:
— Я боюсь, ваши варвары испортят рацию. А эта штука сегодня для нас с вами, господин Оганов, — самая необходимая. — Куксов посмотрел на часы. — Кстати, скоро я должен выйти в эфир.
Оганов молчал. Сергей заметил, как передернулось лицо бандита при слове «варвары», невольно подумал — не переборщил ли? Между тем Оганов еще раз достал медальон и, поднеся его к свече, стал внимательно рассматривать. Наконец он сказал:
— Скажите, этот медальон вам передал господин Грубер?
Куксов насторожился. В беседах с Зоттелем фамилия Грубер не встречалась ни разу. Почувствовав какой-то подвох, Сергей внутренне собрался, внешне же сохраняя надменную снисходительность, ответил, усмехнувшись:
— Вам совершенно необязательно знать, кто лично вручил мне этот медальон, но так и быть, я удовлетворю ваше любопытство. Мне передал его доктор Долль, если вам что-нибудь говорит это имя.
Оганов просиял.
— Доктор Долль! Как же, я хорошо знаю его. Бедняга по-прежнему мучается печенью?
«Дешевая проверка, — подумал Сергей. — Он хочет посмотреть, не занервничал ли я». Это было ясно. Не ясно было другое — действительно ли у Долля больная печень. Нет, то что Оганов не знал Долля, в этом Куксов был уверен — Зоттель сказал, что они не могли встречаться. Но о Долле бандит мог слышать, мог слышать и о его болезни, если таковая существовала. «Так что ответить Оганову? Что?» — стучала в висках мысль.
…Разведчик всегда ходит по лезвию ножа — это Сергей хорошо знал по собственному опыту, ведь все предусмотреть невозможно. Поэтому риск неизбежен. Вот и теперь, любой ответ, какой бы ни дал Куксов, был рискованным. Оставалось надеяться на чутье, которое за время войны еще ни разу не подводило Сергея.
— Вы что-то путаете, любезный, — процедил сквозь зубы Куксов, господин Долль вполне здоров. И, кстати, скоро вы сможете убедиться в этом лично, если не будете задавать глупых вопросов.
Лицо бандита расплылось в притворной улыбке:
— Прошу простить меня. Но, как говорится, береженого Бог бережет.
Сергей кивнул:
— Я надеюсь, на этом мы закончим бесполезную часть нашей беседы. У нас с вами не так уж много времени. В ближайшие дни нам предстоит принять самолет с диверсионной группой и боеприпасами. Надеюсь, вы найдете для этого безопасное место?
Глаза Оганова заблестели.
— Бог мой, конечно, найдем. Ведь я ждал этого. Я так ждал!
«Пристрелить бы тебя, как собаку», — подумал Куксов, и, чтобы невольно не выдать своих мыслей, встал и отошел в глубь землянки. Здесь было сыро и пахло плесенью. Подумалось: «Вот и Оганов со своей бандой такая же плесень».
Сергей снова посмотрел на часы. Светящиеся стрелки сошлись на цифре девять. До выхода в эфир оставалось пятнадцать минут…
…Петраков влетел в кабинет Бахрушева без стука.
— Есть радиограмма! Куксов вышел на связь, — радостно сообщил он и положил на стол расшифрованную радиограмму. Иван Сергеевич пробежал текст: «Контакт с Огановым установлен. Приступаю к операции. Москвич».
— Ну что ж, Павел, — сказал Бахрушев, откладывая радиограмму. Теперь слово за нами. Сработать надо, чтоб комар носа не подточил.
— Понимаю, Иван Сергеевич, — ответил Петраков. Он действительно вполне отчетливо понимал всю меру сложности и ответственности предстоящей операции. Понимал и то, что Оганов — стреляный воробей и любая неточность может вызвать в нем подозрение в том, что гости, которых он ждет, — подставные. И тогда ситуация может стать непредсказуемой. Мысли Петракова невольно перекинулись на Куксова — так он там? И что принесут очередные сутки? Не пережмет ли он, форсируя события, не переиграет ли?
Словно угадав мысли подчиненного, Бахрушев сказал:
— Куксову верю. Парень с головой. Словом, надеюсь на вас.
В эти минуты Иван Сергеевич вспомнил Иванушкина. Сегодня утром он получил письмо от его матери. Из головы не выходили строки: «…Как радовалась я, когда Федя написал мне, что служит теперь в глубоком тылу. Ведь он у меня единственный. А что еще нужно матери, за что молить Бога, как не за то, чтобы единственная твоя кровиночка осталась живой и невредимой. Простите меня за это письмо, но я не понимаю, почему же и в нашем тылу убивают наших сыновей?»
«Да, убивают, — с горечью подумал Бахрушев. — И, к сожалению, Иванушкин не последняя жертва, павшая на этом невидимом фронте. Но мы должны, обязаны сделать все, что б этих жертв было как можно меньше!»
— О чем задумались, Иван Сергеевич? — прервал размышления полковника Петраков.
— О чем? — Бахрушев на секунду задумался, а потом ответил — О том, что операцию надо постараться провести без единого выстрела. Понимаешь? Без единого! Мы должны — ведь мы профессионалы.
Внутреннее волнение полковника передалось Павлу. Он посерьезнел, на его худом лице забегали желваки:
— Постараемся, Иван Сергеевич.
— Постарайся, сынок, постарайся… — это «штатское» слово, сорвавшееся с уст старого контрразведчика, заставило Павла на какое-то мгновение забыть, что перед ним полковник — начальник отдела «Смерш». Он увидел уже немолодого, много повидавшего на своем веку человека, отца, не раз посылавшего своих сыновей на смерть. Наверное, сколько смертей, столько и рубцов было на его сердце…
Почти двое суток прошло после того разговора в кабинете Бахрушева, а у Петракова он не выходил из головы. Вот и теперь, садясь в трофейный «Фокке-Вульф» вместе с группой в двадцать человек, переодетых в диверсантов, Павел снова вспомнил напутствие полковника — провести операцию без единого выстрела. Он еще раз оглядел бойцов. Это были надежные, тщательно отобранные люди. Капитан верил в них. И все же с каждой минутой полета сердце его билось все чаще…
Не меньшее волнение испытывал в эти же часы и Куксов. Трое суток, проведенных в банде, измотали его. Ему еще никогда не было так трудно. Даже в фашистском тылу он не ощущал такого адского напряжения. Здесь же он постоянно чувствовал, что за каждым его шагом, за каждым словом и даже взглядом постоянно следят. Огромных усилий стоило Сергею не показать, что он нервничает. А вот то, что Оганов нервничал, было заметно.
— Вас что-то беспокоит? — спросил Куксов, стараясь говорить как можно спокойнее.
Оганов молча уставился на Сергея. Так он смотрел на него, наверное, с полминуты, потом отвел взгляд и резко бросил:
— Нет!
В этот момент послышался отдаленный гул самолета.
— Пора зажигать костры, — сказал Сергей.
Оганов щелкнул пальцами, и двое бандитов, стоявших рядом, бросились выполнять приказ. Через минуту все шесть костров уже пылали.
— Господин Оганов, — сказал Сергей. — Я думаю, надо спешиться. Кони могут испугаться самолета. Пусть ваши телохранители отведут их в балку, где укрылся отряд.
Оганов недоверчиво посмотрел на Куксова.
— Чем вам помешали мои люди?
— Нам могут помешать кони. Это, во-первых. А во-вторых, — Сергей усмехнулся, — мне кажется, вы чего-то боитесь. Чего?
— Мне нечего бояться, — бросил Оганов и соскочил с коня.
То же самое сделал и Куксов.
— Отведите коней в балку и будьте начеку, Хамид, — сказал Оганов тому самому бородачу, что три дня назад присел Сергея в банду.
Тот молча кивнул. Между тем гул «Фокке-Еульфа» слышался уже совсем рядом. Не прошло и пяти минут, как Оганов и Куксов увидели самолет. Он сделал круг и пошел на посадку.
…Один за другим сбегали по трапу «диверсанты» — здоровые крепкие парни, увешанные оружием. Сергей лишь на секунду представил себе, что было бы, если б это действительно были гитлеровцы. Ему стало жутко. Зато в глазах Оганова забегали зловещие чертики. Во всполохах затухающих костров лицо его приобрело еще более хищное выражение. Похоже, он забыл о своих страхах. «Вот и славненько», — подумал Сергей.
В этот момент по трапу сошел Петраков. На переносице его блестело пенсне.
— Доктор Долль, — шепнул Куксов. — Пойдемте.
Когда Оганова с Куксовым и Павла разделяли несколько шагов, Сергей неожиданно остановился, принял строевую стойку и вскинул правую руку вверх:
— Хайль Гитлер!
Петрахов небрежно поднял ладонь:
— Хайль.
Затем он сделал несколько шагов навстречу и протянул Куксову руку:
— Рад видеть вас живым и невредимым.
— Спасибо, господин Долль, — отчеканил Сергей.
Похлопав его по плечу, Петраков протянул руку Оганову. Взгляды их на мгновение встретились. Этого хватило Павлу, чтоб убедиться, что перед ним беспощадный человек, способный на все, недаром же говорят, что глаза — это зеркало души. Слащавая улыбка, вдруг появившаяся на лице бандита, не смогла сгладить первого впечатления. С этой улыбкой елейным голосом он произнес, обращаясь к мнимому доктору Доллю:
— Счастливы приветствовать вас на калмыцкой земле.
— Я думаю, это встреча заслуживает того, чтобы ее отметить, — улыбнулся в ответ Петраков. — Пройдемте в самолет, у меня там есть бутылка великолепного коньяка.
Втроем они подошли к самолету. Павел легко взбежал по трапу и скрылся в салоне. Оганов, занесший было ногу на ступеньку, вдруг остановился. Сергей, стоявший позади него, увидел, как напряглась спина бандита. Он невольно потянулся в карман за пистолетом. Но замешательство Оганова было секундным. Зверь не почуял капкана…
В салоне на небольшом столике стояла бутылка французского коньяка и рюмки.
— Прошу, — сделал широкий жест Павел, приглашая выпить.
Оганов потянулся за рюмкой да так и застыл, ощутив на затылке леденящую сталь пистолета.
— Все, Оганов! Кончен бал, — сказал Петраков, снимая пенсне и доставая из кармана наручники.
Бандит тяжело задышал. Казалось, еще секунда, и он бросится на Павла. Куксов почувствовал это и крепче прижал ствол к затылку Оганова:
— Без глупостей, — строго предупредил он.
После этих слов бандит как-то весь обмяк. Ноги его задрожали, и он повалился на колени…
А через час окруженная в балке банда Оганова приняла предложение Петракова сдать оружие. Операция «Каракурт» полностью провалилась.
____________________
Юрий Викторович БУРЫЛИН — военный журналист, подполковник. Родился в Москве в 1954 году. В 1977 году окончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища. В 1986 году — редакторское отделение ВПА им. Ленина. Автор ряда рассказов на военную тему. Публиковался в сборниках Воениздата, журналах «Советский воин», «Пограничник».