Вдоль стен резиденции владыки Старогулья и предельного князя Суломатья выстроились ровными рядами ратники. Поместная стража, Железное войско и Старшая дружина. Над воинами трепетали знамёна Дома Озеровых. С левой стороны от ворот, прямо напротив пеших бойцов Старшей дружины, возвышался на коне Селиван, новый мудрейший храма Юма и Живы. На эту сцену смотрели сотни самых знатных и богатых горожан Старогулья. За их спинами собрались тысячи простых жителей предельного города.
Над городом поплыл доносившийся со стен резиденции гул боевых рогов. Резко затрещали полтора десятка барабанов. Горожане замерли, некоторые от любопытства разинули рты. Ворота княжеской резиденции отворились и в них показался сидящий на коне Чернек Озеров. Предельный князь подъехал к мудрейшему и спешился. Селиван сделал то же самое.
— Князь Суломатья, — провозгласил Селиван, — желаешь ли ты искренне открыть свои мысли пред взглядами людей и взорами богов?
— Желаю, — Чернек Озеров опустился перед мудрейшим на колени. — Пред подданными моими и благими богами хочу я просить прощения за то, что не поддержал мудрейшего Вейкко в святой войне против Строговых.
Горожане загудели, одобряя честность своего правителя. Селиван очертил над головой коленопреклонённого князя круговое благоосенение. Чернек Озеров поднялся.
— Клянусь не убирать меч свой в ножны, пока не одержу победу над Строговыми и всеми врагами благой веры. Пока не заставлю их всех признать законные притязания древних богов на главенство в земле Рустовесской!
Чернек отступил чуть в сторону, встав лицом к площади, и подал знак своим людям. В распахнутых воротах резиденции появились отроки, несшие в руках увесистые мешки с монетами. Юноши с почтением сложили деньги у ног мудрейшего Селивана.
— Из своей собственной казны, — произнёс Чернек, — я жертвую храму Юма и Живы тысячу золотых калист и четыре тысячи серебряных ул! На эти деньги мудрейший сможет восстановить Храмовую дружину.
Восхищению горожан щедростью своего князя не было границ.
— Также я предлагаю почтенному Селивану в любом насущном количестве брать оружие из моих арсеналов.
— Благодарю могучего князя за столь невероятное великодушие! Храм с радостью принимает Вашу помощь.
Чернек Озеров продолжал улыбаться и смотрел приветливо, но от него явственно потянуло угрозой. Едва заметно для всех остальных, князь приблизился к мудрейшему. Могло показаться, что он заключил главного хранителя благоверия в братские объятия. Жёстко и твёрдо, так что слышал лишь Селиван, Чернек процедил сквозь зубы:
— Вы что умыслили, мудрейший? Сговор был, что Вы откажетесь от моего оружия!
— Ох, — притворно опомнился Селиван, — я и забыл! Конечно же — мудрейший обратился к горожанам. — Храмовая дружина не так велика как силы князя. Так что нет необходимости нам лезть в предельные арсеналы. На пожертвованные деньги мы купим мечи и кольчуги у оружейников Старогулья.
Стоявшие промеж иных богатых горожан оружейники, заметно оживились. Мысль мудрейшего пришлась им по вкусу. Чернек с довольной улыбкой глянул на Селивана. Хитрец хотел под шумок и деньги у себя оставить, и оружие получить. За ним глаз да глаз нужен.
Тем временем на площадь вынесли столы и храмовые писцы, разложив на них бумагу и чернила, объявили исключительный набор в дружину. Все ратники храма Юма и Живы сложили свои головы в Орешкином овраге и на Михайловом лугу. Требовалось срочно собрать нужное число воинов. Но Чернек и об этом позаботился. Он заранее пустил слух о готовящемся действе. И сейчас к столу потянулись молодые люди, желающие служить под красным солнцем на жёлтом поле. Третьи и четвёртые сыновья Ратных и Малых домов, кому уж точно не светило отцовское наследство. Дети лесных охотников с готовностью записывались в лучники. Подходили даже простолюдины. Из всех них умелые офицеры и жестокие тренировки выкуют сильное войско.
— Для подготовки Храмовой дружины я предоставляю мудрейшему Селивану своих офицеров. Бойцы могут обучаться в казармах Поместной стражи.
— Благодарю Вас, князь.
Рядом выставили отдельный стол с большим посеребрённым блюдом. В него каждый благовер мог сложить монетку в качестве пожертвования храму на святую войну. Горожане, воодушевлённые примером своего князя, охотно откликнулись на предложение и рядом с очередью добровольцев, возникла цепочка желающих поделиться имевшимися накоплениями. С приятным позвякиванием в блюдо стали обильно падать медные резы, серебряные улы и даже золотые калисты.
— Эх, — немного раздосадованно произнёс Селиван. — Надо было три разных блюда выставить. Под каждую монету своё. А то теперь перебирать придётся.
— Не расстраивайтесь, мудрейший, — улыбнулся князь. — Не вам же их перебирать.
Чернек заметил подходящего к столу рослого парня со светлыми волосами. Князь без труда узнал его. Офицер его собственной Поместной стражи Егор Михайлов. Как он здесь оказался? Предельный князь знал, что бойцы его стражи, которых он подставил Вейкко в Орешкином овраге погибли либо там, либо на Михайловом лугу. Те, кто попал в плен были обезглавлены по приказу Лесьяра Строгова как изменники. Сопоставив известные сведения, Чернек Озеров легко понял что к чему. Еле сдерживая довольную ухмылку, предельный князь осторожно подошёл за спину писцу с которым разговаривал Егор.
Бывший пристав заметил его, но упёр взгляд в писаря, делая вид, что не обратил внимания, кто стоит за его спиной. Писарь по всей видимости был «знающим» — старшим учеником в школе мудрости храма. Не проявляя никакого особого интереса к Егору, он монотонным голосом задавал заученные вопросы.
— Из какого сословия?
— Из воинского. Малый Дом князей Михайловых.
— Наследник?
— Нет. Четвёртый сын.
— Какому виду боя обучен?
— Пешему и конному.
— Конному в тяжёлой броне или лёгкой?
— Лёгкой.
— Ты ведь знаешь, что Храмовой дружине никто не платит?
— Знаю.
— Ну куда тебя? Хм, — писарь задумался. — Давай в лёгкую конницу.
Старший ученик взял бумагу со списком имён тех, кого записали в лёгкую кавалерию. Потянулся кончиком пера к глиняной чернильнице. Но Чернек Озеров остановил его.
— А не хочет ли офицер моей Поместной стражи рассказать как он тут оказался и с чего вдруг решил стать храмовым дружинником?
— Князь, — Егор почтительно поклонился. — Я…
— Ты ведь бился в Орешкином овраге? — перебил Егора Чернек.
— Бился.
— И судя по всему, не погиб там.
— Нет. Меня…
— Взяли в плен?
— Да…
Вокруг столов, помимо тех, кто записывался в дружину, сгрудилось большое количество зевак, привлечённых перепалкой. Всем стало интересно, что же будет дальше. Предельный князь продолжал глумиться над своим бывшим офицером.
— Я слышал, что Вейкко казнил тайных стражников, а бойцов Поместной стражи призвал вступать в Благую рать. И все вступили.
— Это так, князь.
— Стало быть и ты вступил?
— И я вступил, — Егор давно понял куда загоняют его вопросы владыки Старогулья.
— Но никто из Поместной стражи не пережил битвы на Михайловом лугу. Одни погибли в сражении, другие были казнены. А как тебе удалось выжить?
Егор сжал кулаки, чтобы сдержаться. Его лицо было бледным как волосы, а уши налились кровью. Их пунцовое сияние ещё ярче было заметно на фоне светлых волос и белой кожи.
— Я… Я не участвовал в битве, — еле слышно выдавил он.
Толпа взорвалась насмешками. Предельный князь торжествовал.
— То есть ты признаёшься нам всем, что предал мудрейшего Вейкко и дезертировал в тот самый миг, когда ему нужны были все его бойцы? Ты побоялся погибнуть в сече за веру своих предков! А теперь такой предатель как ты хочет вступить в храмовую дружину. Зачем, чтобы опять предать веру?
— Но ведь Вы тоже, князь, — гневно бросил Егор, перекрикивая толпу.
— Что я?
— Вы не оказали мудрейшему никакой помощи. Я слышал слова Вейкко. Он надеялся, что Вы приведёте свои войска и вольётесь в Благую рать. Но не пришли в его лагерь. Вы виноваты в гибели мудрейшего намного больше, чем я!
— Что?! — взорвался Чернек. — Да как ты смеешь так говорить со мной, выблевок? За такие слова я прикажу скинуть тебя с городской стены.
Чернек подал знак и Егора немедленно окружили шестеро стражников. Никого из них он не знал. Все его сослуживцы погибли в овраге и на лугу. Лишь некоторые спаслись, но они поступили умнее, попрятавшись кто где. Один Егор захотел искупить свою вину службой в Храмовой дружине и по глупости приехал в Старогулье, когда услышал о наборе воинов.
— Скажи спасибо, что я не хочу кровавить руки в такой значительный день. Выкиньте его за ворота. Всем запомнить этого предателя! Знай, Егор Михайлов, если ещё раз явишься в мой город, то будешь казнён как преступник.
Под улюлюканье и свист горожан, стражники поволокли Егора к воротам.
***
Отмывшись в бане после тренировки, Лютогост направился в Ратный зал. Увидев брата, он остановился в дверях. Всеслав не заметил его появления. Он напряжённо разглядывал разложенный на столе чертёж Рустовесской державы. Заходил с одной стороны, потом с другой. На лице его плясали мрачные тени тяжёлых мыслей. Постояв немного в дверях, Лютогост шагнул в зал.
— В чём тягости, брат?
— Вот в этом, — в руке Всеслава оказались два свёрнутых листа бумаги со сломанными печатями, видимо письма. — Юрьевы и Озеровы ответили на моё к ним послание. В общем, надеюсь, что ты будешь хорошим воеводой. Войны не избежать, теперь уже точно.
— А что они там пишут?
— С большим нахальством требуют возвращения к благоверию, отмены всех приказов отца, роспуска Тайной и Рубежной стражи, снижения налогов в три раза и отмены права решающего голоса державного князя на Великом совете. А Озеровы ещё и денег с меня требуют, за погром в своих землях, который там якобы наш отец учинил.
— Уххх, — присвистнул Лютогост. — С чего же такое мордоплюйство?
— Предельные князья очень сильны. Они давно тяготились державной властью. Отец задумал как их приструнить, постепенно, без войны. У него бы получилось. Но теперь, когда он мёртв, те кто был им недоволен станут мне открытыми врагами. Теперь только война.
— Война мне по душе. Кто против нас, кто за нас?
— Озеровы и Юрьевы однозначно наши враги. Думаю, сейчас они попытаются сговориться.
— Булатовы?
— Дом Булатовых будет на нашей стороне, если Деян сможет победить. Он ведь должен летом жениться на Дарине.
— Да, она уже вовсю готовится к замужеству. Только об этом и думает.
— Хорошо бы мечты сестры сбылись. Войска её жениха нам нужны как воздух.
В двери зала постучали. Вошёл Степан Глазков, исправник Тайной стражи. Офицер почтительно наклонил голову. Всеслав сразу же перевёл внимание на него.
— Что поведаешь, Степан? Ты посылал верного человека к Ольге, купеческой вдове?
— Я лично к ней ходил, князь.
— Расспросил её?
— Не вышло, она тяжело больна.
— Не притворяется?
— Нет, я поднялся в её опочивальню, хоть её сын и пытался мне помешать. Но отступил, когда узнал кто я и по чьему приказу явился. В общем, это не лукавость. Она и правда очень тяжело больна. Сильный жар, головные боли, сердцебиение. Всё время шепчет, что должна умереть.
Всеслав задумчиво вздохнул.
— Да, похоже, что она приняла смерть отца ещё ближе, чем мы. Что же, это похоже на женщин. Ладно… Что с другими вопросами?
— От Тайной стражи в Белошумье и Удольчине никаких вестей.
— Чего и следовало ожидать. Как думаешь, они перебиты?
— За Трифона Кривина, пристава Тайной стражи в Белошумье я не переживаю. Хитрый и толковый офицер. Наверняка ушёл в Хладоручье. Мы так оговаривали.
— Да, я помню, ты говорил.
— Он даст знать в скором времени, найдёт способ. Насчёт Удольчина не могу быть так уверен.
— Хм… Подождём значит. А что думаешь насчёт пристава Тайной стражи в Миргороде, Петра Родникова? У меня он совсем доверия не вызывает. Суждения обстоятельные пишет, я их все читал. Но вот каков его замысел на случай прямой смуты в Крайнесточье, совсем непонятно.
— Я предлагал Вашему отцу заменить его. Во время Великого совета он говорил с Деяном Булатовым насчёт этой возможности. Но молодой князь упросил его оставить. Вроде как доверяет ему и сильно привязался. Словом, не могу поручиться, что Родников сладит как нужно.
— Хорошо. Посмотрим что будет. Готовь Тайную стражу к серьёзным испытаниям. Война неизбежна.
Степан Глазков удалился прочь. Лютогост несколько раз обошёл стол, глядя на чертёж Рустовесской державы.
— Дела, дела, дела, — задумчиво повторил он. — Как быстро всё стало рушиться со смертью нашего отца.
— Всё только на нём и держалось.
— Если в Удольчине Тайную стражу перебили, значит Волковы тоже против нас?
— Пока не знаю. Олег Волков вообще на моё письмо не ответил. И Ростих Клыков тоже. Но за Клыковых я не беспокоюсь, они верны державному Дому. Хотя насчёт Волковых тоже есть надежда.
— Какая же? — поинтересовался Лютогост.
— Ну ты ведь женат на их дальней родственнице, — улыбнулся Всеслав.
— Да куда уж там, — отмахнулся Лютогост. — Каплины всего лишь боковая ветка Дома Волковых.
— Ну хоть какая-то надежда.
Братья засмеялись.
— Как думаешь, — спросил Лютогост, — Деян Булатов сможет одолеть своего дядю?
— Будем надеяться. Но не знаю. Деян хороший человек, но справится ли он? Видогост очень хитёр. К тому же наша сестра, Мирина умом в отца пошла. Уж она найдёт как мужу подсобить. Родников писал, что Деян себе любовницу завёл. Какая-то Агата Лоскутова. Если ему верить, редкой красоты девица.
— Ну… Не нам с тобой, брат, его за это винить, — Лютогост засмеялся.
— Плохого то ничего нет, если не только лишь о похоти размышлять.
— А Дарина знает?
— Ну сам подумай, зачем невесте про жениха такое рассказывать?
— Действительно, незачем. Как ты думаешь, у нашего отца был ещё кто-нибудь кроме этой купеческой вдовы?
— Не знаю. Вряд ли, не похоже. Он в отличие от тебя скрываться не умел.
— Да что я, — подмигнул брату Лютогост, — ты сам кого угодно поучить можешь! Отец ведь только про ту твою беззаконницу знал, ну как её? Которая из Приречного стана.
— Айра. Из Ратного Дома. Просто я с ней дольше всех был. Когда отец меня удумал женить, то позвал к себе и спокойно объяснил, почему я должен с ней расстаться.
— И что, расстался?
— С ней, да. Её потом замуж за какого-то пожилого бойца из Младшей дружины выдали. Она сына родила, — Всеслав слегка задумался, — от меня. Больше я о ней не слышал. Эх, всё-таки отец умел шутить как никому не дано! Мне когда передали, что он из Хладоручья едет с Зимой, я не поверил. Думал, какая может быть зима в начале лета?! Только потом растолковали, что это наречённую мою Зимой зовут.
— А что, мне нравится! Как звучит, державный князь Рустовесского государства, что граничит с Великим ледником, не побоялся саму зиму в жёны взять! Да все враги в ужасе разбегутся. К тому же у тебя теперь и законный сын есть, наследник!
— Да, в этот раз всё хорошо прошло. Зима родила мне сына.
— Уже решил как назовёшь его?
— Пока нет — Всеслав шлёпнул ладонью по расстеленному на столе чертежу. — Какие могут быть заботы об именах, когда на нас государство вот-вот обрушится.
— Не переживай, мы победим. А имя сыну дай. Негоже воину безымянным ходить.
***
Охота удалась на славу. Прислужники жарили добытое пиками князей кабанье мясо, пока Чернек Озеров и Хотен Юрьев расселись на брёвнах под навесом. На небольшой походный стол им поставили пару кубков из «слёз Древних». Поодаль от князей расположились их телохранители. Заливались лаем взбудораженные охотничьи собаки.
— О, дорогая утварь, — сказал Хотен Юрьев, указав на кубки. — К чему такое великолепие?
— Ну уж точно не к пиву, — усмехнулся Чернек Озеров, подавая знак прислужнику.
Подошедший отрок поставил на стол перед князьями запечатанный глиняный кувшин. Чернек стукнул ногтем указательного пальца по гладкому боку сосуда и велел откупорить.
— Видел, что у меня есть? Из Южных стран, пойло тамошнее. Пробовал такое?
— Доводилось, — ответил Хотен. — Купцы как-то раз подносили.
— А я купил. Пятьдесят калист выложил.
— Дорогая вещь.
— Ещё бы. Купцы утверждают, что в тех землях его пьют так же как мы здесь мёд и пиво хлебаем. Говорят, разные породы этого напитка есть. Но это там, — Чернек махнул рукой в южном направлении, — в странах где снега никогда не бывает.
— Вот сколько раз я про такое слышал, но всё в толк взять не могу. Как возможно, что круглый год лето? И вообще снега нет.
Прислужник наполнил кубки алым напитком. Хотен Юрьев взял один из них в руку и, прищурив глаза, посмотрел сквозь стекло на гладь лесного озера, на берегу которого была их стоянка. Весеннее солнце разбилось в мутноватом вине на несколько искрящихся кристаллов.
— Красное, — сказал владыка Белошумья, — как знамение начатого нами благого дела. Как кровь наших врагов, которую мы прольём во славу Позара и Светлобы.
— Истинно так, — поддержал его Чернек Озеров, делая глоток. — Я рад, князь, что мы понимаем друг друга.
Через некоторое время на стол выставили жаренное мясо молодых кабанчиков. Проголодавшиеся князья принялись с аппетитом есть, запивая лакомство южным вином. Когда вино было выпито, кубки наполнили мёдом. Наконец, мясо было съедено. Прихлёбывая мёд, Хотен Юрьев первым нарушил молчание.
— Охота удалась на славу, мясо было вкусным, за вино и мёд тебе большая благодарность. Но, как мы оба сразу поняли, наша встреча состоялась вовсе не для того, чтобы есть, пить и развлекаться. Обсудим главнейшее.
— Согласен, тянуть больше незачем. Как мы оба понимаем, со смертью нашего господина Лесьяра Строгова всё в Рустовесской земле изменилось. Его сын, Всеслав, не сможет удержать страну. Не говоря уже о том, чтобы выполнить безумные замыслы своего отца.
— Лесьяр Строгов был величайшим правителем, — подтвердил Хотен Юрьев. — Перед ним я преклонял колени без всякого стыда. Но его сын… Просто ничтожество. Помнишь Великий совет? Как он сидел там и безмолвно улыбался словно дурачок. И этому юнцу нам теперь клясться в верности? Ни за что!
— Ты прав, благие боги покарали Лесьяра за вероотступничество. Волею судьбы теперь мы защищаем Позара и Светлобу от Мроза и Килмы. А это означает войну.
— Всё так, — согласился Хотен. — Но выступление против державного князя, кем бы он ни был, это мятеж.
— Вовсе нет. Война против Лесьяра была бы мятежом. Ибо мы присягали ему. Но от клятв его сыну мы свободны. Значит война против Строговых сейчас это восстановление справедливости. Это наше законное право, но нам придётся отстоять его с оружием в руках.
— Ну… Рассуждая так, мы всего лишь играемся с законами и обычаями, — словно разговаривая сам с собой, произнёс Хотен Юрьев, — С другой стороны, мы всё равно должны пойти выбранным путём… Так что, когда выступаем в поход?
— Как только поля будут засеяны. Но для начала я хочу создать союз. Подумай, Хотен, мы два предельных князя из пяти подвластных Древгороду.
— И что? Мы можем победить Всеслава. Наших сил на это вполне хватит.
— Согласен, но нужно добиться такой победы, чтобы у Строговых больше никогда не возникало сомнений в том, что они всего лишь первые среди равных. А для этого мы соберём всех их врагов. Сделаем то, что не удалось мудрейшему Вейкко. Чтобы одно осознание, что против них всё Рустовесье, уже лишило Древгород желания сражаться. Нужна такая победа, которая будет одержана раз и навсегда.
— Толково излагаешь, я с тобой согласен. Так что будем делать?
— Я выберу острог в своей земле. И в нём мы проведём Совет всех предельных князей и мудрейших храмов Пресветлых богов.
— Ну всех не получится. Клыковы точно будут горой за Строговых. Эти худородные псы всегда одобряли любое решение своих хозяев. Булатовы… Помнишь, Деяна? Да он едва Лесьяру и Всеславу в рот не заглядывал. Храм Благопроявлений вряд ли присоединится. Он пикнуть боится лишний раз.
— Истинно так, ты прав. Но всё равно мы позовём всех. Если Видогост сможет взять власть в Миргороде, то у него не будет выхода кроме как стать нашим союзником.
— А он сможет?
— При живом Лесьяре это было немыслимо. Но сейчас… Всеслав не сможет помешать Видогосту.
— Согласен.
— Олег Волков тоже дал добро на переход в другую веру только под давлением державного князя. Все храмы наши союзники, сомнений нет. И что останется у Всеслава? Войско Строговых и сидящие в своём ледяном захолустье Клыковы! Наша победа неизбежна.
— Всё правильно. Я поддерживаю твой замысел, Чернек.
— И так, считай, что ты уже приглашён. Теперь я вернусь в Старогулье и напишу письма всем остальным князьям и храмам.
— Я тоже напишу. Пусть видят, что ты не одинок в своих замыслах. Но куда их звать?
— Куда звать, — задумчиво повторил Чернек Озеров, глядя на рябь, прошедшуюся по поверхности озера. — В острог Вежинский, в моих землях.